Ей хотелось бы предложить честную работу всем девушкам, вынужденным работать в публичных домах, но пока, к сожалению, это было не в её власти. Положение таких женщин было особенно жалким, граничащим с рабством. Феодоре требовался мощный союзник — и она решила обратиться к Петру Савватию. Став консулом, он сменил имя, как она выяснила, и теперь звался Юстинианом. Для него у неё было припасено письмо от Македонии. Внушительный список его титулов и заслуг давал возможность надеяться, что он поможет Феодоре, а ещё больше уверенности придавал тот факт, что Юстиниан был племянником самого императора.

Она пришла в «Бронзовый дом», названный так из-за массивных бронзовых дверей парадного входа в императорский дворец, и передала стражникам своё рекомендательное письмо.

— Удачи тебе! — бросил один из них, пробежав письмо глазами. — Нобилиссимус не принимает никого в последнее время, с тех самых пор, как вернулся из Аравии, однако попытка не пытка. Иди в главный зал аудиенций.

Пройдя бесконечную череду дворцовых построек, парков и портиков, Феодора хоть и с трудом, но всё же разыскала главный зал аудиенций. Силентиарий, дежуривший в коридоре, прочитал письмо и покачал головой.

— Боюсь, ты зря проделала весь этот путь! — с явным сочувствием произнёс он. — Благороднейший патриций не хочет никого видеть.

— О, прошу! — взмолилась Феодора, улыбаясь самой очаровательной из своих улыбок. — Это очень важно для меня! Он единственный человек, который может мне помочь!

Она уже нащупывала в кошельке, прикреплённом к поясу, несколько оболов, как вдруг вовремя вспомнила, что силентиариев набирали из людей знатного происхождения и такую подачку дворцовый страж может счесть оскорблением. Однако обаяние Феодоры и её убеждённость, в своё время пленившие даже епископа Тимофея, уже и без того пробили брешь в броне вежливой неприступности силентиария, несмотря на его профессиональное умение вежливо, но твёрдо отказывать назойливым просителям.

— Подожди здесь! — сказал он, скупо улыбнувшись. — Бог знает, почему я это делаю...

С этими словами он скрылся в коридоре, а возвратившись через несколько минут, объявил:

— Патриций уделит тебе время прямо сейчас!

Бесконечными коридорами он провёл её в маленький внутренний дворик, полный цветов и окружённый изящной колоннадой. Возле фонтана она увидела одинокую фигуру, человека, который сидел, положив подбородок на скрещённые пальцы.

— Патриций, это Феодора, за которую просит Македония из Антиохии! — негромко объявил силентиарий и удалился.

Человек поднялся и улыбнулся Феодоре, а она мгновенно оценила его: высок, красив, спокойного нрава. Приветливое выражение лица говорило о мягкости, но тени под глазами и резкие складки возле рта выдавали тайную тревогу и беспокойство, владевшие им в данный момент.

— Македония — очаровательная женщина, насколько я помню, — голос у него был низкий и приятный, немного грустный. — Она поставляет нам оливковое масло и вино. Буду рад помочь и ей, и тем, за кого она просит.

Феодора подробно рассказала, как с помощью бесценных советов Македонии открыла прядильную мастерскую, как наняла безработных актрис, тем самым спасая их от необходимости торговать своим телом, и о том, что самым горячим её желанием является желание спасти тех несчастных, что уже вынуждены заниматься проституцией.

— Не хочу показаться бессердечным, — мягко заметил патриций, — но ведь они сами выбрали это ремесло, от чего же их нужно спасать? Августин, возможно, спорил бы, но бог, как отмечает Пелагий, всем нам даровал свободу выбора...

— Но, патриций! — страстно перебила его Феодора. — Девушки, которые работают в борделях, не имеют никакого выбора! Позволь мне объяснить. Проституция — доходное дело, помогающее бесчестным людям, жадным паразитам, быстро и легко сколотить целое состояние. Эти сутенёры путешествуют по провинциям, убеждая бедняков расставаться со своими дочерями за несколько монет, — иногда это целое состояние для колона[41], бедняка, погрязшего в долгах и не имеющего возможности заработать иначе. Обещания и посулы всегда одинаковы — девушкам обещают безбедную и счастливую жизнь в Константинополе или другом большом городе, работу в качестве няньки или служанки в семье богатых аристократов. Однако несчастных ждёт страшное разочарование, когда они приезжают в город. Сутенёры продают их в бордели, а хозяева борделей заставляют их подписать контракт, обрекающий девушек на пожизненное занятие проституцией. Никакой нарядной одежды и вкусной еды, никакой работы по дому и денег, что им обещали, когда забирали из родительского дома. Только унизительное рабство и омерзительная повинность, единственное спасение от которых — старость или болезнь. Тогда хозяин выкидывает их на улицу, предоставляя самим себе.

— Но это же ужасно! — в голосе патриция звучало искреннее потрясение. — Признаюсь, я не знал, как обстоят дела. Благодарю тебя, Феодора, за то, что привлекла моё внимание к этой беде. Будь уверена, я поговорю об этом со своим дядей. Скажу по секрету: с помощью Прокопия, блестящего молодого юриста, который уже хорошо потрудился для нас, мы сможем разработать проект тех мер, которые со временем станут законами!

— Это же замечательно! — пролепетала Феодора, не веря, что её обращение к патрицию возымело такой молниеносный эффект. — Осмелюсь спросить... как долго придётся ждать?

— К сожалению, Феодора, такие вещи всегда требуют много времени. Из того, что ты рассказала, я заключаю, что порочная эта практика достаточно давно укоренилась и распространилась и занимаются всем этим постыдным делом люди безжалостные и корыстные. Однако императорские указы помогали разгрызть орешки и потвёрже. Не сомневайся, дело пойдёт, едва только мы сможем сдвинуть колесо закона. Приходи ко мне через неделю, в этот же день и в это же время — и я скажу тебе, что мне уже удалось сделать.

В радостном возбуждении покидала Феодора дворец. По дороге домой она вспоминала то, отчего её сердце билось чаще. Когда они с патрицием прощались, ей показалось, что признаки беспокойства и тревоги стали менее заметны на его красивом лице. Что это — игра её воображения? Или результат того, что она возбудила в нём интерес и сочувствие к несчастным? Почему он согласился помочь ей — из альтруизма или для того, чтобы произвести на неё впечатление доброго и совестливого человека, у которого слова не расходятся с делом?

На протяжении следующих недель Феодора регулярно встречалась с патрицием. Вначале их разговоры касались лишь юридических деталей правового статуса проституток. Однако с течением времени Феодора и патриций обнаружили сходство интересов в области богословия, некоторых аспектах философии — и беседы их становились всё оживлённее. Когда Феодора благодаря своему запойному чтению книг из библиотеки Тимофея процитировала в своей речи Исократа[42], Юстиниан был откровенно потрясён и с тех пор взял привычку советоваться с ней на равных по любым важным вопросам.

Его уважение позволило Феодоре однажды осмелиться замолвить слово и за монофизитов.

— Патриций, народы Сирии и Египта — подданные Рима. Их единственное желание — поклоняться богу по-своему. Преследуя их, вы рискуете расколоть Империю и утратить половину. Я спрашиваю тебя: стоит ли оно того? И разве справедливо, что великие умы, краса и гордость Рима, Тимофей и Северий, должны страдать за веру?

Патриций заметил с улыбкой:

— Если я Нерон, то ты быстро становишься моим Сенекой. Надеюсь, что я — Нерон молодой, ещё до того, как власть ударила ему в голову. И, как всегда, Феодора, твои слова заставляют задуматься. Ты права — в своём стремлении к единству страны мы с дядей могли и переусердствовать. Я обдумаю то, что ты сказала.

Они сами не осознавали, что между ними зародилась глубокая и прочная дружба, — и наконец настал тот день, когда патриций сам попросил называть его по имени, Юстинианом. После этого вполне естественным показалось и то, что однажды, когда на патриция вновь накатила чёрная тоска, что бывало с ним периодически, Феодора по-дружески спросила, что беспокоит Юстиниана.