Работать в космосе я хотела почти с института, с тех пор как стала встречаться с одним пилотом. Очень уж неудобно получалось, когда он по два-три месяца не появлялся на Земле. А так была бы романтика: он пилотирует, я за санитарией слежу. Да и платят за пределами родной планеты в восемь раз больше за то же самое. Но пробиться, конечно, оказалось непросто даже по блату. Уже и запал схлынул, и пилотик мой сгинул, и вот наконец я вырвалась с родной планеты на вольный воздух, вернее, в вакуум (хотя зеленые последнее время ворчат, что мы так засорили космос воздухом, что скоро уже дышать можно будет).

Однако все у меня вечно не как у людей, а точнее, все как всегда — тут уж кому какая философия ближе. За три дня полета я успела перекидать в стенку столько туфель, что можно было записываться в сороконожки. Конечно, дело все во мне: всегда-то меня всякие мелкие несовершенства в окружающем мире раздражают. Кто угодно другой, наверное, принял бы как должное… Ну начальница противная, но не смертельно. Ну работа не такая, как мечталось, зато платят хорошо.

А вообще, за иллюминатором звезд тьма-тьмущая, если так можно выразиться. Солнышко далеко-о-о светит. Земли уже четыре дня как не видно. В стекло можно ткнуть пальцем, появится менюшка: выбирай объект, увеличивай, любуйся. Можно посмотреть, куда летим, хотя это еще через два Сфинктера (на всеобщем языке они Воротами называются, по функции, ну а наши, конечно, по внешнему сходству обозвали).

А летим на курорт. Несколько лет назад в той системе планетку нашли с очаровательными пляжами. Атмосфера — Земля отдыхает, климат как на заказ. В общем, турфирмы, частично друг друга истребив, наперегонки бросились налаживать сообщение и теперь гоняют туда по два звездолета в день. Лететь долго, конечно, почти неделю — за это время можно и до Гарнета добраться, но там уже все застроено…

Так вот, начальница моя, госпожа Дюпон, канадка средней степени упитанности, ухитрилась выбить из Всемирного фонда до— и внешкольного образования какие-то средства, чтобы организовать на Кинине детский лагерь. А я у них подвизаюсь бортовым врачом. И везем мы первую партию детишек на двухмесячное пребывание.

На мой привередливый вкус с этой работой вообще все не так. Во-первых, меня зачем-то загнали в ассоциацию парамедиков, хотя я вовсе не парамедик, а хирург с международным сертификатом. Но беджик носить надо обязательно. Во-вторых, я впервые лечу на этот самый курорт вместе с детьми, хотя по идее в мои должностные обязанности входит проверка санитарного состояния лагеря до прибытия отдыхающих. Очевидно, кого-то жаба задушила меня отдельным рейсом посылать. В-третьих, помимо залечивания болячек у несовершеннолетней части населения корабля в мои функции почему-то входит полное обслуживание начальницы, типа принести-подать, записать в ежедневник, позвонить-написать, посчитать и поговорить. Я вообще-то не секретаршей нанималась. Однако успокаиваю себя тем, что все-таки лечу, наконец-то лечу. На вечер у меня остается только одна обязанность — принести мадам ее витамины. А после этого можно спокойно уткнуться в иллюминатор в предвкушении событий. Лететь уже не так много.

Мадам Дюпон вместе с главой Всемирного многопафосного сидят в уютной маленькой переговорной. Им туда уже кто-то принес кофе, и даже не я. Главу мне пока что только издалека приходилось видеть, но смотреть там особо не на что. Мелкий мужичонка за пятьдесят, лысый, очки в палец толщиной, скрюченный как рождественский леденец.

— А-а, Лизонька, — приветствует меня Дюпониха. На всеобщем, конечно, так не скажешь, но с ее интонацией только уменьшительное и может получиться. — Познакомься с господином Квиггли.

Фиггли. Крабле-бумс.

То есть, да-да, очень приятно.

И, конечно, смотрим мы не на лицо, и даже не за декольте, а прям сразу под юбку. Кстати, среди прочих загадочных требований, предъявленных при устройстве на эту работу, был еще и дресс-код: юбка выше колена. Теперь понимаю зачем.

— Вот, — говорит мадам Дюпон, — наш бортовой медик, высококлассный специалист, обеспечивает безопасность детей.

— Да-да, — бормочет глава. — Да-да, обеспечивает, я вижу.

А он умнее, чем кажется. Все-таки, чтобы такой фонд возглавлять, надо в голове что-то иметь. И в то, что я специалист, он не поверил. Я бы и сама не поверила. А вот в то, что у меня венерических должно быть с полдюжины, я бы поверила легко. Ну хотя бы ноги мои ему понравились. И в любом случае раньше надо было смотреть, дядя. Не разворачивать же теперь звездолет.

— Спасибо, Лизонька, можешь идти.

Ура, бегу.

За спиной слышу, Квиггли ворчит:

— Я вообще-то говорил о другого рода безопасности. Мы ведь недалеко от Гарнета, не боитесь неприятных встреч? Джингоши, муданжцы… не самое благополучное окружение…

На этой оптимистической ноте я перестаю его слышать.

Возвращаюсь к себе, бодро размахивая подносом. Мадам на сегодня оставила меня в покое, так что я уже предвкушаю, как поставлю чайку, включу себе сериальчик да вязанье достану, и тут нас хорошенько встряхивает.

Я сначала подумала, что это меня шатает от какого-нибудь перепада. Новичок в космосе либо всего боится, либо на все плюет, дескать, чего тут только не бывает. Я, правда, в детстве летала и ничего такого не припомню. Хватаюсь за стенку. До Сфинктера вроде бы еще полдня лететь, а на перегонах так трясти не должно. Корабль швыряет в другую сторону, теряю стенку и поднос. В такие моменты понимаешь выражение «пол ушел из-под ног». Как бы я прекрасно обошлась без этого знания! Прикусывать язык мне совсем не понравилось. А в следующий момент мой собственный поднос вмазывается мне же в висок.

Свет меркнет. Сначала думала, что сотрясение, но нет, не так меня сильно шандарахнуло. Включается аварийный. Да только хозяева опять пожадничали: за углом загорелся, а вокруг меня нет. Кстати, мне всегда было интересно: аварийный свет делают красным специально, чтобы было страшнее переживать аварию? Собираюсь соскрестись с пола и пойти в каюту, пристегнуться, ругаюсь, что по громкой связи не поступает никаких инструкций.

Но встать не успеваю — в проходе появляется тень. С красной подсветкой выглядит жутковато. Хоть бы шприц с собой был с чем-нибудь седативным… Тень обретает плоть, много плоти, и вот уже надо мной возвышается громада…

Первая мысль — на борту у нас такого человека нет.

Вторая — у него в руках нечто огнестрельное, а за спиной еще одно. Чтоб Квиггли сдох со своими опасениями!

Дальше думалка отключается, остается только головная боль.

— Где кто-нибудь из начальства? — спрашивает оно… это… пришлое.

— Дверь в конце коридора. Код 551.

Еще не хватало мне за этих раздолбаев заступаться. Нет, со мной что, правда случилось что-то из того, о чем в новостях рассказывают? Врач с Земли в заложниках у…

Вжавшись в стенку, исподтишка провожаю взглядом группу невероятно высоких мужиков, топающих в сторону переговорной. Надо уже включать думалку. Запомнить их в лицо, что ли. Да хоть понять, кто они такие! Может, на сделку пойдут…

Дверь отъезжает в сторону, раздается растерянное: «Ой, кто это?» — Дюпонихи и какой-то хрип со стороны Квиггли. Пришельцы ведут себя тихо. В аварийном свете, льющемся из переговорной, на рукаве у одного блестит значок: строчная «m» с хвостиком-стрелочкой, как зодиакальный скорпион.