Алтонгирел, по-моему, и сам этого не знал, но ему западло признаваться.

— Я думаю, тебе было полезно узнать это от неё самой, — спокойно говорит он, глядя в сторону. Мне остаётся только головой качать. Алтонгирел решительно меняет тему. — Как драгоценной госпоже понравились пейзажи?

— Я была просто очарована, — в тон ему отвечаю я. Азамат вдруг как будто что-то вспоминает и взбегает по лестнице на второй этаж, а возвращается со своим запылённым буком. Аккуратно протирает его тряпочкой на кухне, потом усаживается на диван и раскладывает бук на коленях.

— Иди-ка сюда, Лиза. Будем дом проектировать.

Я присаживаюсь рядом, по пути отмечая, как на секунду офигевает Алтонгирел.

— Начнём с размера, — предлагает Азамат, разминая пальцы. — Ты какой хочешь?

— А какой престижнее?

— Ну, большой, конечно.

— Давай большой, — легко решаю я.

— Хорошо, — Азамат начинает вбивать параметры нового проекта. — Три этажа?

— Ага, — киваю. — И лифт. И балконы на все стороны. И, если можно, отопление такое, чтобы рычажок повернул — и тепло.

— Да легко, — улыбается Азамат, стуча по клавишам.

Минут через пятнадцать домик свёрстан, а Алтонгирел чувствует себя обделённым нашим вниманием.

— Что ты с ней сделал? — спрашивает он у Азамата.

— Это не я, это мать. Никогда бы не подумал, что они так споются.

— Почему? — удивляюсь. — Она очень разумная женщина в отличие от этих дур из клуба.

— Обычно женщины настолько разного возраста не понимают друг друга, — объясняет он. Я никак не реагирую, и он обращается к духовнику. — А у вас тут что новенького?

— Да вот, Старейшина Унгуц ногу сломал.

— А что ж ты молчишь-то, зараза?! — взвиваюсь я. — Где он?

— Да в доме Старейшин. Его-то дом рухнул вчера ночью.

— Что?! — подскакивает Азамат. — Как рухнул?!

— Да так, — пожимает плечами духовник. — У него дом ведь древний совсем был. А старику ремонтировать тяжело. Вчера тут дождь был, вот крыша и просела. Удивительно, как зиму продержалась.

Я стремительно одеваюсь и подхватываю из прихожей чемодан-аптечку и запрыгиваю в машину.

Старейшина сломал не просто ногу, а чёртову шейку проклятого бедра, язви её в душу. Лежит он в подсобной комнате, делает вид, что всё в порядке. Парниша-духовник отчитывается, что дважды приносил еду.

— Что ж вы так неаккуратно, — причитаю я, наводя сканер на повреждённую кость. Перелом наружный, надо штифт ставить, а потом нашему деду лежать и лежать, а тут и матрац нужен особый, и уход… — На три дня нельзя уехать! Больно?

— Ну так… — неопределённо отвечает он. Ещё ведь хорохориться будет! Ну н-на тебе обезболивающего.

— А где целитель? — спрашиваю у подошедшего духовника.

— Занят.

— Что значит занят, если тут у человека травма?!

— Не кричи, Лиза, — просит Унгуц. — Ему звонили, он там жену чью-то лечит от заразной хвори. А у меня незаразное, я и подождать могу.

Ну да, давайте погеройствуем. И ведь главное, больницы-то нет. Есть дом целителя с комнатой для больных. И всё. Ну ладно же…

Я решительными ломающими жестами раскладываю носилки и выхожу на крыльцо, у которого тусуется толпа любопытных.

— Мне нужна пара красивых мужиков, — объявляю. Нужны-то мне, конечно, сильные, но сильные они тут все, а вот на красивых обязательно откликнутся. И правда, ко мне уже бегут пятеро. Выбираю двоих, что покрупнее, и с их помощью транспортирую дедулю в машину и располагаю поудобней. Дома уже Азамат с Алтонгирелом вносят его на верхний этаж во вторую спальню.

— Хоть бы мужа спросила, не возражает ли, — ворчит Алтонгирел.

— Что-то мне подсказывает, что не возражает.

Я вызваниваю Ориву, чтобы ассистировала и в двух словах рассказываю Унгуцу, что я собираюсь с ним сделать и зачем.

— Хорошо, — покорно соглашается он. — Вот только дочка дочки моей… У неё же теперь крыши над головой нету. Азамат, уж ты придумай что-нибудь…

Мы переглядываемся.

— Тащи её тоже сюда, — говорю. — Потом разберёмся.

Он согласно кивает и растворяется в воздухе.

Мы с Оривой наконец-то покидаем импровизированную операционную, оставив пациента спать, пока обезболивающее работает. Внизу на кухне Азамат разделывает какую-то гигантскую птицу, а Алтонгирел, нависнув над столом, вещает что-то о нравственности и приличиях, как обычно. С другой стороны стола сидит маленькая девочка, такая маленькая, что я вижу только её макушку с хитрой причёской. Я устало падаю в кресло и без особого энтузиазма прислушиваюсь, что там опять не нравится зануде-духовнику.

— Азамат, но ты же не можешь допустить, чтобы в твоём доме жил посторонний мужчина! — возмущается Алтонгирел.

— Не посторонний мужчина, а Старейшина Унгуц. Он был моим наставником, если помнишь, — невозмутимо и, видимо, не в первый раз отвечает Азамат, вытягивая из тушки потроха. — А, Лиза, ну как он там?

— Спит, как младенец. Ему теперь неделю надо полежать, потом можно будет ходить по дому. Через месяц будет, как новенький.

Алтонгирел шёпотом уточняет у Азамата, сколько точно составляет неделя — никак не выучит, семь или восемь дней. Потом смотрит на меня как-то боязливо.

— Так где, по-твоему, Старейшина будет лежать эту неделю?

— А какие есть варианты? — спрашиваю на всякий случай, хотя уже примерно представляю ответ. Вообще, надо бы Азамату помочь, а то этот духовник из него уже все соки выпил, пока мы оперировали. Но меня хватает только на то, чтобы, не вставая, достать из холодильника корзинку подмёрзших фруктов и вгрызться в первое попавшееся эбеновое.

— В Доме Старейшин или на постоялом дворе, — пожимает плечами Алтонгирел, предостерегающе косясь на Азамата.

— Ага, — говорю, — а ухаживать за ним там шакал будет, что ли? Нетушки, пусть тут остаётся.

— Что?! — рявкает Алтоша, да так звонко, что девочка за столом пригибается. — И ты туда же?! Нет, я понимаю, у Азамата на радостях крыша поехала, но ты-то должна соображать! Вот так взять и разрешить кому-то жить в своём доме!

Я озадаченно смотрю на Азамата.

— А в чём проблема?

— Да ни в чём, в общем-то, — улыбается он. — Я так и думал, что ты будешь не против, если Старейшина у нас поживёт, пока ему новый дом не построят.

Меня немедленно переполняет вопросами.

— А кто будет строить? И почему Алтонгирел считает, что я должна быть против? И на каких таких радостях у тебя могла поехать крыша, дорогой? — последний момент меня особенно занимает. Уж не проговорился ли?

— На радостях, что ты наконец согласилась насчёт дома, — подмигивает мне Азамат. — Строить будут все, кто может, потому что помочь Старейшине — благое дело, вроде моцога. А что касается его проживания у нас…

— Это ни в какие рамки не лезет! — встревает Алтоша. — Ты понимаешь, что люди подумают?

— Нет, — честно говорю я. Азамат только отмахивается.

— А то они сейчас обо мне хорошо думают. Ну решат, что Лизе Старейшина приглянулся. Это гораздо лучше, чем если они опять начнут на Тирбиша грешить. Старейшине, по крайней мере, в глаза никто не будет гадостей говорить.

Я давлюсь хурмой.

— Ты что, хочешь сказать, кто-то подозревает, что я изменяю тебе с Тирбишем?

— Ага, примерно полгорода, — снова усмехается Азамат. — Да ты не переживай так, людям ведь только дай повод почесать языки. А ты — такой хороший повод, всем же любопытно, что ты за зверёк такой. Да и трудно поверить, что ты со мной связалась без какой-нибудь корыстной цели. Так что про тебя всё время будут болтать. Ну, может, лет через десять привыкнут. А Тирбишу только на пользу, что его подозревают. Обзываются, конечно, но больше от зависти. Никто ведь не станет тебя порицать за измену.

Ага, то есть, я в очередной раз на полном ходу влетела в непреложную муданжскую истину, что чем человек красивее, тем он может быть безнравственнее. Ладно, хорошо хоть Азамат не расстраивается из-за этого. Хотя надо будет потом наедине с ним ещё раз всё проговорить, чтобы точно никаких обид не было.