— В смысле как — своего парня? — не понимаю я.
— Ну, пару свою первую, — пожимает плечами Уд. — Очень заботится обо мне братик, всё считает, что должен мне что — то за то, что я с ним в детстве силу разделила.
— Разделили? — морщу лоб я. — Так вы с этим не родились?
— Нет, — мотает головой она. — Его ж не запечатали в детстве. А потом годам к шести сила показалась, и начал он помирать потихоньку. Мать у нас только реветь и умела, отец упёрся, мол, если Совет Старейшин ответа не даёт, значит, ничего и не попишешь. А я пошла к Старому Угуну. Вы его не застали, был у нас такой трактирщик, мудрейший человек! Сам не духовник, но знал все их дела что снаружи, что с изнанки. Он мне и подсказал, мол, есть такой ритуал, чтобы разделить силу. Книжку с указаниями я выманила у одного знающего. Ну и вот.
— И вам всю жизнь приходится это скрывать?
Она снова пожимает плечами.
— Ну как, Ажги знает, муж — дети тоже, Сурлуг… Ну и клиентура, так сказать. Женщине гораздо приятнее с другой женщиной поговорить о своих бедах, правда же? Я бы, может, и стала знающей, но Ажги не дал, опять же, мужа обеспеченного подсунул, чтобы соблазна было меньше. Над репутацией моей трясётся, клиентов моих заговаривает, чтоб не трепались. Хороший он, мне жалко его расстраивать. Мне вообще всех жалко. И вы не заморачивайтесь. У вас на Земле, наверное, всё по — другому, мы вам дикарями кажемся, — улыбается она. — Но мне моя жизнь нравится, что бы там Ажги ни думал.
— Надеюсь, что так, — вздыхаю я.
Мы возвращаемся в гостиную, где за это время более — менее возобновился разговор. Вернее, как выясняется, это не совсем разговор: Кир с Айшей обсели Ажгдийдимидина и заставляют его говорить вслух. Айша при этом его внимательно разглядывает, то ли пытается уяснить, где какие энергетические потоки проходят, то ли просто вышивка на диле интересная. Алтонгирел сидит подле них с кислой миной и ворчит, что кто — то слишком потакает этим голодранцам. Сурлуг с влажными глазами ловит каждое слово, которое удаётся выговорить его паре и тут же делится восторгом с Азаматом, который всячески одобряет происходящее. Гардероб ест десерт.
— Ого, да ты тут речи толкаешь, — усмехается Уд, присаживаясь рядом. — Давай — давай, тренируйся, авось ещё споёшь нам когда — нибудь!
Ажгдийдидимидин мотает головой.
— Вот уж петь точно не выйдет, — сипит он.
— Ну хоть станцуешь, может, — мечтательно предлагает Сурлуг. — Ты же так танцевал, боги…
Старейшина поджимает губы, а Уд отмахивается.
— Ты уж ему душу не береди. Ажги, может, у тебя ещё откачать, тогда и запоёшь?
Ажгдийдимидин заходится кашлем в попытке что — то сказать, и тут я вижу, что у него закатываются глаза — не как жест, а как обморок. Подлетаю, чтобы его подхватить, когда начнёт заваливаться, но он каким — то чудом остаётся сидеть, и буквально через несколько секунд приходит в себя.
— Ирлик — хон, — выговаривает он, — хочет поговорить.
Мы с Азаматом синхронно хватаемся за мобильники. Выясняется, что свой я забыла то ли в больнице, то ли в машине, а Азаматов выключен, чтобы не доставали с работы во время застолья. При включении на нём обнаруживается три неотвеченных звонка от Ирлика.
— Ох ты ж, что — то важное, — хмурится он. — Лиз, пойдём позвоним ему. Кир, не мучай Старейшину, дай отдохнуть.
Мы выскакиваем в тот же исповедальный кабинет, где Азамат суёт мне телефон, пробормотав что — то из области «он наверняка с тобой хочет поговорить». Я ставлю на громкую связь и звоню.
— А, Лиза, — как — то отвлечённо произносит Ирлик, беря трубку. — Я немного занят, у тебя что — то срочное?
— Мне духовник сказал, что ты просил позвонить. Я думала, это у тебя что — то срочное…
— Мне до завтра надо прописать четыре сцены в игре, — вздыхает Ирлик. — Духовник, говоришь… Это который?
— Старший, — поясняю я. — И ты Азамату трижды звонил за последний час…
— М — м, — на том конце возникает долгая пауза, изредка слышатся клики и стук клавиш. Наконец снова возникает голос. — Вот, открыл напоминальник, так… Это к тебе отношения не имеет, это тоже… не то, не то… А, вот, может, вот это. У вас там чего вообще происходит? Какие новости?
— Мы в гостях у Ажгдийдимидина.
— Мгм, — так же отрешённо комментирует Ирлик. — А на работе что слышно?
— Ну — у, у нас тут один из врачей проболтался про хозяев леса… — начинаю я.
— Та — ак, — голос Ирлика становится гораздо более заинтересованным. — Ну — ка давай поподробнее!
Я рассказываю всё как есть, включая последние требования прислать особь. Ирлик поддакивает и бормочет что — то себе под нос.
— Отлично, — заключает он, когда я заканчиваю. — Теперь скажи мне, этим твоим учёным ведь всё равно, что именно ты им пришлёшь, лишь бы инопланетное, так?
— Ну, им конкретно обещали разумное существо, развившееся независимо от земной жизни.
— То есть, бог им тоже сгодится, да ведь?
— Ты что, сам решил на опыты сдаться? — недоверчиво интересуюсь я. Неужто оправдались мои задумки?
— Не — не — не! Ты что, у меня пять проектов до конца месяца, какие опыты! Я, может, загляну на Землю, там пара конференций интересных будет, но скорее всего анонимно. Зато у меня тут под ногами уже который день вертится Умукх, подыхает со скуки и просит рассказать ему, как работает земная медицина. Вот его — то и надо отправить на опыты, пока я его не зашиб ненароком. Пускай ваших учёных расспрашивает, раз вопросы задавать научился.
— Погоди — ка, — хмурюсь я. — Умукх — это который покровитель целителей и музыки, так?
— Ага, — подтверждает Ирлик. — И не только музыки, вообще всякого искусства. С музыки он начинал, но с тех пор подгрёб прилично, с умом — то это легко.
— А на Муданге что будет происходить, пока он будет на Земле? — настораживаюсь я. — Помнишь, когда ты сидел в пещере, муданжцы не могли джингошей победить? Тут не будет такого же эффекта?
— Ну вы договоритесь, чтобы его там раз в три — четыре месяца домой отпускали за хозяйством присмотреть. Вам — то, землянам, ни жарко, ни холодно от его присутствия. А за местными целителями заместители справятся присматривать, у него всяких духов полно для этого, не то что я — один за всех. Главное с ним условиться, чтобы больших праздников без него не проводить, а то будет у вас музыка паршивая.
— А художники? — спрашивает Азамат.
— А, Ахмад — хон, и ты там! Здравствуй — здравствуй. Художники… посложнее немного, насколько я понимаю, но они могут, например, перед работой ему гуйхалахчик на телефон скинуть, а он в ответ благословение. В цифровом виде и с Земли без потерь дойдёт. Надо попробовать, если так не выйдет, то можно аудио файлом… Но Умукх в технологиях плохо разбирается, так что, я думаю, согнёт их под себя, как ему удобнее.
— Что — то у меня закрадывается ощущение, — говорю, — что ты это всё заранее продумал. А следственно возникает вопрос…
— Ты мой портрет вышила? — перебивает Ирлик.
— Ещё нет, когда бы я успела?
— Вот вышьешь, будешь вопросы задавать. А пока что я занят. Азамат, слушай внимательно. Умукха одного на Землю посылать нельзя, он хуже Хоса в человеческих делах понимает. Ты, кажется, собирался туда с официальным визитом — вот тогда его и прихватишь, да на коротком поводке, потому что он может заблудиться в пустой комнате. Сам понимаешь, творческая натура… Говорит он так себе, но понимает хорошо и вежливый. Так что давай, планируй свой визит, как о сроках договоришься, сразу мне пиши, я его тебе к звездолёту доставлю, чтобы по дороге не потерялся. Идёт?
— Идёт, — без выражения подтверждает Азамат, и на лице у него написано, что мы все плотно влипли.
— Вот и отлично! — доносится из трубки. — Чмоки, меня ждёт работа!
И трубка вешается.
Глава 37
Я снимаю наушники и с наслаждением потягиваюсь. Взгляд падает на календарь — завтра будет год как мы с Азаматом поженились. Муданжский год. В столице снова слякотно, мокрый снег шлёпается с неба прямо на цветущую черёмуху, от чего её запах становится тяжёлым и густым, кружит голову и зовёт заниматься любовью. Вчера было вообще невыносимо, весь день наяву смотрела влажные сны, и в итоге в обед затащила голодного мужа в какой — то чулан, боже мой, как в школе…