Ужин удаётся на славу. Даже Унгуц, который вообще-то большой любитель пожевать чего-нибудь деревянного и пересоленного (благо зубы ещё все на месте), не может нахвалиться.
— Мне, — говорит, — вам за постой платить надо, это ж отдельная комната и трёхразовое питание. Я дома-то два раза ем, и то не каждый день, мне же столько не надо. А тут такие запахи с кухни всё время, что сразу есть хочется — страсть!
После ужина нас ждёт приятный сюрприз: приехали наши лошади. Азамат сразу обзванивает всех знакомых, чтобы похвастаться. Его серебристый Князь всем своим видом выражает готовность к свершениям, натурально скребёт копытом тропинку и гнёт шею. Мой диванчик, впрочем, настроен так же благодушно, как всегда. Стоит спокойно, оглядывается, чего бы пожевать. Я даю ему продолговатый кусок бурого сахара, и скотинка тут же меня узнаёт и приветствует негромким ржанием. Чувствую, пока я окончательно освоюсь с ним управляться, он перестанет проходить в калитку.
Смотреть лошадей съезжается две трети старой команды, да ещё кое-кто с тренировок. Азамат постепенно обрастает приятелями, и это очень хорошо. А то подумать только — был у него один Алтоша!
Этот, впрочем, лёгок на помине. Является мрачный, губы свои лошадиные поджал, на меня косится, как будто я враг народа, но при посторонних ссору не затевает, и то хлеб.
Все обступают Азаматова коня, щупают, хвалят. Порода редкая, жеребец могучий, всё зашибись. Над моим Пудингом посмеиваются, а я делаю высокомерный вид и отвечаю, что он мне для езды, а не для понтов.
— Да на такую спину можно беседку поставить, — усмехается тот парень из команды, у которого брат — муж Эсарнай. — Подушки положить, занавески повесить и ездить, как тамлингские аристократы.
Все хохочут, только Алтонгирел где-то в своих злобных мыслях витает. Ох, чует моё сердце, влетит мне сегодня за все шалости…
Несколько человек пришли со своими конями в поводу, так что затевается прогулка. Я не участвую — всё-таки без нужды лезть в седло мне пока не хочется. К счастью, участвует Алтонгирел, так что мне можно не прятаться.
— Ну как узоры? — спрашивает безлошадный Эцаган.
— Да вот, полдня просидели, вроде что-то поняла… Думаю, завтра уже можно собраться, поплести. Мы сегодня ещё с Азаматом придумаем, что я хочу изобразить…
Эцаган радостно сверкает глазами и тут же звонит кому-то отменить встречу. Надо же, как ему нравится!
Когда все возвращаются с выгула лошадей и народ начинает расходиться, я потихоньку забиваюсь под бок раскрасневшемуся Азамату, чтобы удобнее было за широкую спину прятаться. Он всё понимает и, когда последние гости рассасываются, слегка загораживает меня от духовника.
— Ты что-то сегодня не в духе? — спрашивает он осторожно.
Алтоша чешет загривок, глядя в сторону.
— У Наставника Изинботора брат заболел. Тамошний целитель не справляется, так что наш час назад вылетел на Орл. Не знаю теперь, когда вернётся.
— О, так ты хочешь сказать, что у меня в ближайшее время будет много клиентов? — не выдерживаю я.
— Будет, будет, — ворчит Алтонгирел. — А ты и рада, что хорошему человеку плохо!
— Ничего подобного, просто прикидываю перспективы.
— Ну да, — продолжает он в том же тоне. — Перспективы… Замужняя женщина, супруг всем обеспечивает, о чём только мечтать можно, и на тебе, работает! Вот стыдобища! Ты хоть понимаешь, как Азамат выглядит в этой ситуации?
— Да ладно тебе, Алтонгирел, — примирительно говорит Азамат. — Она ведь такая необычная, от неё и не ждут нормального поведения. Ну подумаешь, хочется человеку собственный доход иметь…
— Да не будет никто ей платить! — отмахивается Алтонгирел. — Ну ты сам подумай, кто станет давать деньги чужой жене за работу? Тем более, если все знают, что муж богатый? Это тебе «ну подумаешь», а нормальный мужик бы за такое рёбра ломать пошёл!
— Интересненькое дело, а что же, предполагается, что я бесплатно лечить должна? Или за еду? — встреваю я.
— Да нет, просто будут платить целителю. Ты же вроде как вместо него, — пожимает плечами Алтонгирел.
— Ну, а он будет мне отдавать?
Азамат поджимает губы.
— Это вряд ли. Я, конечно, с ним поговорю на эту тему, но он никогда с Муданга не вылетал и вряд ли поймёт… Что-то он тебе давать будет, вроде как ребёнку карманные деньги, хотя и то будет считать, что это я должен делать.
— Просто чудесно, — бормочу я расстроенно. Что-то мне резко разонравилось на этой чудесной планете… Карманные деньги, тоже мне… А как там насчёт моей ставки в команде, на которую я шла? — Слушай, Азамат, всё это чушь. Я ведь с тобой контракт заключила, правильно? Ты мне по нему должен платить, на это есть документ в межпланетной юрбазе. И ты на моё имя открывал счёт, так ведь? Значит, теперь, если я кого-то лечу, они должны платить тебе, а ты это будешь переводить на мой счёт, вот и всё. И пенсионные отчисления тут, и налоги уплачены. А если кто заартачится, что за женскую работу не платят, вот тут уже ты можешь пригрозить переломанными рёбрами. Как тебе такой план?
Оба мужика на несколько секунд замолкают, прикидывая, потом обмениваются взглядами.
— Хороший план, — говорит Азамат. — Удачный.
— Только тебе придётся всем объяснять про контракт и суровое земное законодательство, — добавляет Алтонгирел. — Иначе Азамата сочтут жадиной и эксплуататором. А так — закон есть закон, это все понимают. И если ты собираешься таким образом зарабатывать много лет, лучше накинь срок контракта, а то если скажешь, что на год, а на следующий перезаключишь, то тебя не поймут.
— Боже, Алтоша, неужели я слышу от тебя дельный совет? — не выдерживаю я и тут же проклинаю всё на свете, потому что приходится объяснять, что это я сделала с его прекрасным именем и надо ли на это обижаться. Заодно выяснила, что оно означает «золотой свет». Да уж, солнышко… Наконец он уходит.
Мы с Азаматом так и стоим на улице, он всё чешет за ухом своего коня.
— А твоё имя значит что-то типа «великий вождь»? — спрашиваю.
— А ты откуда знаешь? Унгуца подоила?
— Нет, просто у нас на Земле это имя тоже есть.
— Да? — он страшно удивляется. — А ещё какие-нибудь местные имена у вас есть?
— По-моему, есть Дорчжи, хотя немного по-другому звучит. Тирбиш тоже есть, только немного с другим произношением. Это ведь значит «не тот», да?
— Да, да, так называют, чтобы отвести шакала, если ребёнок рождается слабым или больным.
— Угу, в земных энциклопедиях имён то же самое написано, только вместо шакала другой демон. Так что не удивляйся, бывают и международные имена.
— Здорово, — улыбается он. — Значит, мы и правда когда-то пришли с Земли.
— Слушай! — я вспоминаю, что давно хотела спросить. — А что значит слово «бормол»?
— А это просто звук, как они гремят в коробочке. У них есть ещё другое, истинное название, но Старейшины стали их так называть между собой, и это приросло.
Наконец Азамат отводит лошадей в… ой, а у нас, оказывается, есть стойла! Вон там в кустах за сараем ещё домик стоит, а в нём натурально три загончика для муданжских исполинских коней. В этих бешеных кустах тут небоскрёб потерять можно, право слово. Маму бы сюда запустить, да где ж её возьмёшь…
Пудинг, по-моему, сразу отрубается, а вот Князь явно недоволен, что на сегодня развлекательная программа закончена.
— А что они есть будут? — интересуюсь, обозревая тёмный сарай.
— Сейчас Тирбишев младший брат подойдёт с кормом, я с ним ещё вчера договорился. Парень лошадей обожает, вот и пусть поработает с ними, то и деньги в семью. А если хорошо справляться будет, я ему на будущий год жеребца подарю.
Мы забуряемся обратно в дом, где оба наши постояльца уже просятся баиньки, так что продолжение урока приходится перенести в спальню. Мы растягиваемся на стопке одеяломатрасов, которая служит тут кроватью, и принимаемся листать пластиковые книжки с яркими блестящими картинками. Муданжцы не жалеют краски на свою этнографическую литературу, и если в узоре что-то вышито серебром и золотом или украшено драгоценными камнями, то на фотографиях оно отпечатано сверкающей краской.