Он роется дальше, достает строительные штаны на лямках, которые, по-моему, и Азамату велики, да еще и прорезиненные. Смотрит на мою физиономию, ржет.
— Боюсь, что больше ничего нет.
— А может, — кошусь на рулоны, — есть какая-нибудь простыня ненужная… Я бы сшила что-нибудь…
— А, так вы шьете! — резко воодушевляется Эцаган, вскакивая на ноги.
Это большая редкость?
— Ну так… Не то чтобы много, но умею, — говорю осторожно. Еще припашет всему экипажу носки зашивать.
— Тогда не проблема, вон, берите Тирбишевы тряпки, я вам машинку дам, нитки и все на свете.
Ух ты, у них даже машинка есть?
— А Тирбиша спросить не надо?
— А он все равно не знает, что с ними делать. Ему подсунули в нагрузку к постельному белью, а на этом корабле, кроме меня, никто иголку держать не умеет. Я и от вас не ожидал.
— Ну почему же…
Вроде шитье во всех культурах женское дело, нет?
— Красивые женщины часто пренебрегают, — пожимает он плечами.
Зато красивые мужчины, видимо, нет.
Один из рулонов оказывается ковром, остальные — более или менее плотным хлопком. Все ткани довольно светлые, в жизнеутверждающий цветочек. Ничего, маменька на даче еще и не такое носит. Да и не только на даче…
Эцаган великодушно пускает меня к себе в каюту, где обнаруживается немаленькое трюмо, на котором ненавязчиво красуется пакетик с термобигудями. Они тут все голубые, что ли? Ладно, мне с ним не целоваться. Зато про кудри теперь понятно.
Рядом с трюмо большой комод, из которого Эцаган начинает проворно извлекать нитки, иголки, булавки, ножницы и, наконец, портативную швейную машинку весьма приличной фирмы. Меня в свое время на такую жаба задушила.
— Вам лучше всего расположиться в холле, — говорит мне, и я некоторое время соображаю, что он имеет в виду. — Там можно сдвинуть столики. А то в кухне Тирбиш ворчит, если столы не так стоят.
А, так это он про гостиную. Но она же проходная…
— А я там мешать никому не буду?
— А кого туда понесет среди дня?
Как выяснилось, понесло всех. По крайней мере раз каждые десять — пятнадцать минут обязательно кто-нибудь пройдет под благовидным предлогом, чтобы попялиться, как земная женщина кроит. Хорошо хоть я догадалась обмериться у себя в каюте. Зато теперь весь экипаж знаю в лицо. Кто застенчивее — только мимо проскакивает, а кто наглее — останавливается поговорить. Ох и достали…
Положение, как обычно, спасает капитан.
— Не возражаете, если я тут в уголке почитаю? — спрашивает он меня еще из коридора. Бук под мышкой как приклеенный.
— Я всегда рада вашему обществу, — улыбаюсь. Приятно хорошего человека порадовать! Когда Азамат проходит мимо, мне кажется, что в комнате становится ярче, хотя он и одет в темное.
В отличие от прочих моих посетителей капитан действительно просто садится в кресло и углубляется в чтение. Через несколько минут уже я не выдерживаю.
— А можно спросить, что вы все время читаете?
Поднимает голову, смотрит на меня укоризненно. Ну ладно, молчу.
— Лиза, оставьте вы эту вежливость. Конечно, можно спросить!
О боже мой!
— Тогда уж и вы оставьте, — хмыкаю. — Как будто я вас могу не пустить в ваш собственный холл.
— Можете, — уверенно говорит он.
Таращусь на него в ужасе.
— Нет, поверьте, не могу.
Смотрит на меня задумчиво.
— Это так странно, насколько у нас не совпадают представления о социальных ролях друг друга.
Почти роняю машинку. Ка-ак ты сказал?! Нет, ну давайте, теперь окажется, что ты на самом деле всемирно известный антрополог, а это все большой эксперимент по адаптации землянина к инопланетной среде!
— Я что-то неправильно сказал? — спрашивает встревоженно.
— Да нет… просто немножко не ожидала… — Да, не ожидала от дикаря, жрущего с кости сырое мясо, что ему знакомо понятие «социальные роли». Это можно сказать вежливо?
— Ну я решил, раз уж нам еще неделю предстоит тесно общаться, мне стоит почитать про земной этикет, — немного смущается он. — Не хочется вас ненароком обидеть.
— Ы… э… это очень мило с вашей стороны, — выдавливаю из себя. Гос-споди, вот это я понимаю — человек! Не просто вежливый, а книжки специально читает, чтобы знать, как именно быть вежливым! Внезапно совершенно непрошено вспоминается Кирилл, хохочущий над выражением «однояйцевые близнецы». М-да, мы много чего принимаем как данность.
Азамат наблюдает за мной горящими глазами экспериментатора.
— Удивительно, — говорит он наконец. — Удивительно…
Результатом моих трудов являются штаны на завязочках, две довольно бесформенные толстовки и ковровые тапочки. Дошив, я немедленно удаляюсь в ближайшую пустую каюту (которую капитан мне услужливо открыл) и наконец-то переодеваюсь. О это счастье удобных шмоток и плоской подошвы!!!
Выхожу, улыбка шире ушей.
— Ну что, на пижаму хотя бы похоже? — спрашиваю Азамата, крутясь на месте и стараясь рассмотреть, не пузырится ли где-нибудь что-нибудь.
— Немножко похоже из-за расцветки, — смеется капитан. — Сделайте поясок, и будет в самый раз.
Да, пожалуй, пояс не помешает. Ну да это быстро, с машинкой-то. Вот уже и прострочила.
— Лучше? — верчусь на одной ноге посреди холла.
— Очаровательно, — говорит капитан.
Не понимаю, иронично или нет.
— Пир для глаз, — цедит другой голос со стороны коридора.
Алтонгирел! Блин! Ну вот надо же было, чтобы его принесло именно сейчас, когда я тут перед капитаном выделываюсь. Теперь он меня точно со свету сживет.
— Я пришел спросить, — продолжает духовник, обращаясь прицельно к Азамату, — собираешься ли ты снизойти до нашего общества в кухне?
— А, уже пора. — Азамат быстро закрывает бук и встает. — С удовольствием.
— Никогда бы не подумал, что вид женщины в брюках улучшает твой аппетит, — надменно произносит Алтонгирел и уносится прочь.
Азамат смотрит на меня извиняющимся взглядом и пожимает плечами. Ну да, конечно, ты не знаешь, почему его так колбасит.
— Что-то не так с брюками? — притворяюсь, что поведение Алтонгирела меня нисколечко не смущает.
— На Муданге женщины их обычно не носят, разве что зимой или на всяких грязных работах…
А что ж ты раньше-то молчал?!
— Но вы не волнуйтесь, — продолжает. У меня на лице бегущая строка с мыслями, что ли? — Здесь-то все привычные, космос ведь.
Ну да. Один Алтонгирел никак привыкнуть не может. Интересно, у геев есть какой-то мужской вариант ПМС или Алтоша всегда такой?
Впрочем, за обедом не пялятся, даже при том, что штаны у меня голубые в лиловый цветочек, а рубашка розовая в желтый. Наверное, в муданжском национальном костюме приветствуются яркие краски и растительные мотивы.
После еды потихоньку увязываюсь за капитаном на предмет воспользоваться его буком (с которым он все-таки расстался на время обеда).
— Ах да, конечно, вам нужно предупредить родных, что вы вернетесь позже, — кивает он, как мне кажется, с иронией. — Я должен был сам сообразить, простите. Давно не общался с незамужними девушками.
Моргаю. Какая связь?..
— Я, э-э, не совсем незамужняя, — говорю. — Я как бы вдова.
Ну, допустим, мы с Кириллом не расписывались, но сути это не меняет. А у этих дикарей небось какие-нибудь предрассудки против внебрачного секса.
— Простите ради всего святого, — принимается тараторить капитан. Ну да, ну да, сейчас будет два вагона сожалений.
— Ничего-ничего, я понимаю, что на мне не написано, — похлопываю его по руке, запоздало соображая, что на него этот жест должен действовать гораздо сильнее, чем на среднего землянина. Ну он хотя бы замолкает. — Я просто не поняла, какая связь между тем, чтобы предупредить родных, и матримониальным статусом?
Получи, фашист, гранату. В смысле, умное слово.
— У нас обычно женщины после замужества перестают поддерживать связь с родителями. — Ничего, сглотнул и переварил, умница мой!