— Выдровая кошка.

— Э… Я такого не знаю. А на всеобщем как?

— Никогда не интересовался, — пожимает плечами Азамат. — Но если ты подойдёшь ко мне на пару шагов, то вон в той развилке над оврагом увидишь.

Я послушно подхожу и прослеживаю взглядом направление, в котором указывает Азамат. Там на золотой сосне и правда сидит кто — то жёлтый размером чуть покрупнее обычной земной кошки и таращит на нас светлые глаза. Тут ребёнок на мне, видимо, почувствовав напряжение, завякал, и загадочное существо ухнуло с дерева куда — то в глубь леса.

— Я не знаю, кто это, — мотаю головой. — Оно хотя бы кошка или норка?

— Скорее кошка, хотя трудно сказать. Ест всех, особенно любит разорять сурчатники.

— Все сюда! — доносится зов Оривы. — Я нашла грибы — красавцы!

— Ого! — воодушевляется матушка и резко сворачивает на голос.

— О, пошли, пошли, — Тирбиш машет рукой моим, и все вместе мы топаем на Оривину полянку. Грибы и правда красивые, красные, с высоко задранными краями шляпки, торчат во мхе, как рюмочки.

— Кто в сапогах, собирайте, — командует Орива, стоя на кочке. Полянка — то не полянка, а болотце.

— А может, босиком? — предлагает Сашка, шевеля пальцами в тряпочных кедах.

— Что вы, там же змеи! — хмурится Азамат. — У нас по болоту только в сапогах можно. Так, ма, Тирбиш, Шатун и я — собираем, остальные отойдите, где сухо.

— Ну ладно, — вздыхает Сашка. — Пошли какие — нибудь более досягаемые грибы искать.

В отличие от околоземных планет — питомников, здесь грибы растут не по три — четыре, а большими куртинами, там, где ядовитой травы нету. Поэтому всё время смотреть под ноги не приходится, можно спокойно идти по пустому лесу, пока не наткнёшься на яркое пятно, и тогда уже сразу штук пятьдесят соберёшь.

Мы снова немного распределяемся. Осень ещё ранняя, листья почти все зелёные, под ногами мягкая травка, ничего не шуршит, тихо — тихо. Изредка какая — нибудь птица вякнет или прогудит мимо реактивное насекомое. Лес на склонах смешанный, хотя больше всё — таки хвойный, и чем выше, тем хвойнее. Местами из — под лесной подстилки торчат сияющие белые камни здешних скал — тут много кварца. Местность даже приблизительно не ровная — мало того, что с уклоном к морю, так ещё и рассечённая трещинами в скале. То и дело приходится обходить крутые овраги и расщелины. В пологие лощины я спускаюсь, потому что там — то и растут грибы, где пониже и помокрее. Впрочем, лето выдалось суховатое, так что я не рискую намокнуть. Страшно подумать, какие гиганты тут должны расти после мокрого лета, и в каких количествах.

Я в очередной раз свищу, чтобы понять, в какой стороне остальные, и не пора ли мне поворачивать. В ответ что — то тихо. Видимо, я спустилась за большой бугор, и меня не слышно. Поднимаюсь повыше и свищу снова. Тишина. Ладно, Дол отовсюду видно, не заблужусь, разве только прогуляюсь подальше. Пришла я вон оттуда, помню, как под поваленным стволом подлезала. Ну пошли обратно.

Вылезаю из — под ствола и натыкаюсь взглядом на фигуру перед собой. С той стороны дерева я никого не заметила. На низкой ветке сидит мальчишка лет тринадцати, лохматый, перепачканный, в зелёной от травы одежде. Один из младших детей нашего сторожа, что ли?

— Привет, — говорю. — Ждёшь кого — то?

Он молчит, только недоумённо меня разглядывает. Ребёнок на мне не спит, машет кулачком и что — то там попискивает негромко о своём.

— Ты тут не видел большую компанию? — спрашиваю. — А то я что — то убрела далеко.

Мальчик так же молча машет рукой влево.

— Ага, спасибо, — улыбаюсь и принимаюсь высматривать между деревьев и бурелома более — менее проходибельную траекторию. Мальчик спрыгивает с ветки и подходит поближе, медленно и неуверенно. Наконец замирает метрах в полутора.

— Помочь чем — нибудь? — спрашиваю, зная, что ко мне всегда боятся обратиться.

— Твой? — спрашивает он, кивая на мелкого. Голос у него сиплый, видимо, ломается.

— Да, — киваю. Мне немного странно обращение: сторожевы дети гораздо вежливее, а не понять, кто я, он не мог. Чем больше я смотрю, тем страннее кажется мне этот мальчик. Волосы по бокам головы у него торчат как — то противоестественно, руки очень длинные, и пальцы тоже. Одежда — совсем старьё, обуви нет.

— Красивый, — как — то обиженно сообщает мальчик. У самого у него лицо немного девчоночье, маленький носик, тонкие губы, большие круглые глаза. В целом довольно симпатичный.

— Ты тоже, — улыбаюсь. Мало ли, может, человек переживает на эту тему. Подросток всё — таки.

Он ещё шире открывает свои круглые глаза, и вдруг в два прыжка оказывается на ближайшем дереве. Если б я не знала Азамата, то ни за что бы не поверила, что люди могут так быстро и ловко двигаться, но видимо парень просто много тренируется. Он тем временем добирается до вершины дерева и так же проворно спускается вниз. Свешивается на коленках с нижнего сука и протягивает мне ветку, усеянную какими — то орехами.

— Спасибо, — говорю я обескураженно.

Он как — то странно фыркает, всасывается обратно в крону, после чего сигает на соседнее дерево и исчезает в листве.

Я пожимаю плечами и топаю в указанном направлении. Минут через пять выхожу к грибному болоту, где наши сапогатые добытчики как раз всё собрали и топчутся на берегу, обтирая с ног ил.

— О, Лиза, — замечает меня Азамат. — А где остальные?

— Бродят, я немного угуляла.

— Надо их уже скликать, у нас ёмкости кончились. Ого, откуда у тебя эти орехи?

Тирбиш, Шатун и матушка тоже внимательно изучают ветку в моей руке.

— Да я там, — машу веткой в сторону, с которой пришла, — какого — то мальчишку встретила, на дереве сидел. Он мне сорвал. Наверное, сын сторожа…

Азамат задумывается.

— У нашего сторожа сыновья все взрослые. А он не назвался? Здесь поблизости больше и не живёт никто, тем более, с детьми…

— Не назвался. Ну он такой, подросток скорее. Одёжка вся драная, по деревьям прыгал, как белка.

Матушка вдруг вытаращивается на меня так, что мне не по себе становится.

— А он сказал что — нибудь?

— Ага, два слова. А что?

Матушка расслабляется, а вот Азамат наоборот.

— Погоди — ка, а уши или руки его ты не разглядела?

— Руки длинные очень, — припоминаю. — Ушей не видела, всё волосами завешено, но такое впечатление, что у него под этими волосами ещё что — то было кроме ушей.

— А ногти? — допытывается матушка. — На руках или на ногах, какие?

— Я как — то внимания не обратила, — пожимаю плечами. Пытаюсь вспомнить, как это выглядело, когда он мне ветку подал. — Он ветку держал не большим пальцем, а между указательным и средним. Да в чём дело — то?

— Да видишь ли, — Азамат вдыхает поглубже. — Есть шанс, что это был лесной демон.

— И чего тогда?

— Ничего, — Азамат мотает головой. — Теперь уже ничего, а вообще это самый страшный хищник в любом муданжском лесу.

— Э? Да? А предупредить?

— Я был уверен, что их здесь нет. Но видимо пришли… Так, ладно, надо созывать всех и идти домой. Демон он или кто, нам тут больше делать нечего, всё равно места в корзинах нету.

Азамат набирает побольше воздуха и издаёт такой мощности свист, что, по — моему, земля дрожит. Через несколько минут все собираются, и мы поворачиваем к дому.

— Так что, — спрашиваю шёпотом, — нам теперь в лес не ходить?

— Нет, ходить можно, только аккуратно. Раз он тебе подарил птичьи орехи, значит, ты ему понравилась, и нападать он не будет. Но лучше иметь с собой что — нибудь съестное, если снова его встретишь. Сытые они не нападают, если не разозлить.

— Я не понимаю, он ведь человек. Странный, конечно, но… Думаешь, он правда мог бы кого — то убить и съесть?

— Ещё как. Лесные демоны только притворяются людьми, и не очень успешно. У них большие подвижные мохнатые уши и кривые когти на руках и ногах. У некоторых ещё и хвост торчит. Но всё — таки… Ты уверена, что он с тобой говорил?

— Да, конечно, он на мелкого показал и спросил «Твой?», а потом сказал «Красивый».