— Так держать, Хотон — хон, — присвистывает Шатун, следя взглядом за тем, как я машу ногой. Тирбиш отвешивает ему тычок в рёбра.
Я замечаю под скалой что — то блестящее и постепенно двигаюсь в ту сторону с каждым приседанием. Эцаган ржёт в кулак. Блестящим предметом оказывается давешняя банка. Пустая, чистая, завинченная. Кидаю её Азамату. Он долго рассматривает банку со всех сторон, пока я изображаю горбатый мостик. Наконец упражнения кончаются, и я подхожу к нему.
— Ну как, что — нибудь прояснилось?
— Не очень. Банка то ли вылизана, то ли вымыта, не пойму. Вряд ли демон стал бы её мыть, да и закручивать обратно крышку…
— То есть у нас в лесу живёт какой — то человеческий парень? Который сразу просёк, что сливки — ему.
— Тоже странно, — вздыхает Азамат. — Посмотреть бы на него… Пожалуй, сегодня ночью поставлю камеру.
— Какие — то проблемы? — интересуется Алтонгирел, появляясь на веранде из ниоткуда.
— Да нет, — Азамат пожимает плечами. — Кстати, Лизонька, ты не хочешь на лодочке покататься, пока Алэк спит?
— А он уже опять спит? Ну ты его вчера ухайдокал… Не вопрос, пошли кататься! Заодно откроем сезон… — подмигиваю.
Азамат не сразу, но ухватывает мой намёк.
— А тебе… уже можно? У нас женщины после родов ещё месяца три ни в какую, а то и больше.
— Вашим женщинам только дай повод вытурить мужа из постели! А земная медицина на что? Я в порядке и вполне готова на подвиги.
Азамат на секунду замирает с глуповатым выражением на лице, а потом принимается быстро — быстро собираться.
Долблёная лодка горячая от солнца, весло одно, как у байдарки, и с него сыплются сияющие капельки. Иногда на меня, но это даже приятно. Здесь, внизу ветра нет совсем, но ворс из сосен на склонах гор колеблется и волнуется. Вода — как будто масло, совсем гладкая, и круги от нас такие плавные, вальяжные, медленно расплываются и глохнут.
Мы молчим, радуясь, что в кои — то веки вырвались ото всех одни, пока ещё тепло, пока можно разомлеть под солнышком прежде чем ухнуть с головой в долгую муданжскую зиму.
Азамат причаливает к песчаному бережку. Я сразу лезу в воду, потому что от песка пышет жаром. Азамат стаскивает одежду и присоединяется ко мне.
— Дай хоть посмотрю на тебя при нормальном свете, — говорю. — А то мажешься ты в темноте, любовью занимаемся в темноте… Ага, гляди — ка, подживает.
Азамат скептически оглядывает себя спереди.
— Ну, да, пожалуй, и правда вот здесь, сверху, получше стало. А шея как? — он задирает голову.
— Хорошая шея. Если не присматриваться, то почти незаметно.
Азамат недоверчиво усмехается, но не возражает.
— Ладно, пошли уже плавать, а то я глупо себя чувствую по колено в воде голый.
— А по мне так в самый раз, — хихикаю и шлёпаю его пониже спины. Он так возмущается, что теряет равновесие, и тут же роняет меня в воду с громким плюханьем. Я хохочу и отбиваюсь, потому что он меня щекочет, а потом затаскивает на глубину и принимается целовать, так жадно, как будто месяц не видел, а не только вчера полночи этим и занимался. Скоро для меня небо и вода сливаются в единый синеватый фон, а каждый вздох отдаётся эхом от скал, смешиваясь с чаячьими криками. Я растворяюсь в воде, а Азамат во мне, и мы расходимся кругами по поверхности, мягко омывая камни и пляж, сцеловывая друг с друга солнечные блики. Круги образуют водоворот, но он стремится не вниз, а вверх, фонтаном — фейерверком заполняет небо, и вот уже мы, рассеянные брызгами, с плеском опускаемся на застеленное морем ложе.
Азамат выныривает и отряхивается по — собачьи, гизик с косы свалился, и непослушные волосы немедленно расползаются по поверхности, как разводы туши. Я лениво лежу на спине, мечтая о том, чтобы потянуться, но даже это лень. Азамат цепляет меня под мышки и принимается гонять вокруг себя, рассматривая моё тело сквозь толщу воды.
— Ты с этой своей гимнастикой теперь ещё стройнее, чем когда мы поженились.
— Неправда, — вяло отвечаю я. — Мне дотуда ещё четыре килограмма…
— Это волосы отросли, — отмахивается Азамат. — Они же у тебя из золота. Кстати, помнишь, ты говорила, что у Алэка глаза могут потемнеть? А когда?
— А кто его знает. Может, через полгода. Может, раньше… А тебе так хочется, чтобы он был твоей точной копией, что ли?
— Нет, наоборот. Я бы хотел, чтобы они у него остались такими синими, как у тебя. Такое вообще может быть?
— Теоретически может, хотя вряд ли.
— Надо будет Алтонгирела попросить за это помолиться. Представляешь: «князь Алэк Синеглазый». Звучит, а?
Я ухожу под воду побулькать.
Когда мы возвращаемся, вокруг дома уже кипит работа. Маман всё распланировала, мужики приволокли из леса крошечные деревца и понатыкали их по маминому указанию, а теперь обильно поливают из шланга.
— О, капитан, — Эцаган разгибается из — под микроскопической сосенки. — Как вы долго, мы уж думали, не послать ли спасательную экспедицию…
— Я бы вам устроил спасательную экспедицию, — хмыкает Азамат. — До самого Ахмадхота бегом.
Эцаган ржёт и подмигивает мне. Я ему грожу кулаком.
-
Вот, глядите,
— мама возникает перед нами и делает широкий жест рукой. —
Здесь у вас будет тенистая аллея.
-
Лет через тридцать?
— спрашиваю.
Азамат приседает и присматривается к лиственным задохликам, торчащим из свежевскопанной земли.
— Нет, эти быстро растут. Через два — три года с меня ростом будут.
-
Ну ладно,
— отмахиваюсь. —
Ты нам только оставь лужайку какую — нибудь, и чтобы без колючих кустов по краям, а то ребёнка надо где — то выгуливать.
-
Оставлю, оставлю, я вас знаю,
— заверяет маман. —
Вон там вон, с одной стороны скала, с другой дом, а с остальных воткну какую — ниудь неистребимую полынь, чтоб мягко было. Ладно, —
она поворачивается к мужикам и хлопает в ладоши. —
Всё на сегодня, отдыхайте. Пошли, пошли! —
машет руками, как будто мух отгоняет. Те ржут и расходятся.
— То ли пойти искупаться, — Эцаган задумчиво чешет в затылке. — То ли поработать…
Из — за угла выруливает Тирбиш с мелким.
— Хотон — хон, вас очень просят.
Мелкий и правда изображает слёзы — нос наморщил и ноет.
— Давай сюда.
У меня на руках ребёнок сразу раскрывает зажмуренные глаза и принимается с интересом смотреть вокруг.
— По — моему, кто — то маленький манипулятор, — смеюсь я.
— Капитан, раз уж мы все здесь, может, потренируетесь с нами? — предлагает Эцаган.
— Можно, — кивает Азамат. — А то я уже тоже костенеть начинаю. Давайте, переодевайтесь и выходите на полянку.
Все, кто не участвует в тренировках, рассаживаются в теньке смотреть.
— Вам, Ийзих — хон, ужасно повезло, — говорит Орива. — Можно не ездить в столицу смотреть бои, всё равно все самые лучшие воины собрались здесь.
Матушка смеётся, а Янка кривит губы.
— Да ладно все, неправда! Если бы здесь все собрались, некому было бы страной управлять.
— Тоже верно, — соглашается Орива. — Лучшие наёмники — то у нас нынче по должностям сидят.
Поразмявшись традиционными играми, мужики переходят к поединкам. Первыми сцепляются Шатун с Бойонботом. Похоже, Азаматовы весенние уроки не пропали даром — уже этих двоих я почти не различаю, так быстро они двигаются. Сашка и мама тоже вытягивают шеи и всматриваются, то и дело удивлённо косясь на меня. В итоге Сашка решает проблему просто: достаёт телефон, записывает видео, а потом проигрывает вдвое медленнее.
-
Круто! Вот это я понимаю боевые искусства! Действительно почти балет!
Зрители — муданжцы, видимо, различают борцов получше, чем мы, слабовидящие земляне. Наконец Бойонбот распластывается на земле, тяжело дыша, и заявляет, что сдался.
— Рановато, — Азамат качает головой. — И я тебе скажу почему. Ты переносишь вес против инерции, от этого сильно устаёшь, а надо экономить силы. Ты же не пытаешься в унгуце планировать поперёк ветра? И тут не пытайся…