— Так держать, Хотон — хон, — присвистывает Шатун, следя взглядом за тем, как я машу ногой. Тирбиш отвешивает ему тычок в рёбра.

Я замечаю под скалой что — то блестящее и постепенно двигаюсь в ту сторону с каждым приседанием. Эцаган ржёт в кулак. Блестящим предметом оказывается давешняя банка. Пустая, чистая, завинченная. Кидаю её Азамату. Он долго рассматривает банку со всех сторон, пока я изображаю горбатый мостик. Наконец упражнения кончаются, и я подхожу к нему.

— Ну как, что — нибудь прояснилось?

— Не очень. Банка то ли вылизана, то ли вымыта, не пойму. Вряд ли демон стал бы её мыть, да и закручивать обратно крышку…

— То есть у нас в лесу живёт какой — то человеческий парень? Который сразу просёк, что сливки — ему.

— Тоже странно, — вздыхает Азамат. — Посмотреть бы на него… Пожалуй, сегодня ночью поставлю камеру.

— Какие — то проблемы? — интересуется Алтонгирел, появляясь на веранде из ниоткуда.

— Да нет, — Азамат пожимает плечами. — Кстати, Лизонька, ты не хочешь на лодочке покататься, пока Алэк спит?

— А он уже опять спит? Ну ты его вчера ухайдокал… Не вопрос, пошли кататься! Заодно откроем сезон… — подмигиваю.

Азамат не сразу, но ухватывает мой намёк.

— А тебе… уже можно? У нас женщины после родов ещё месяца три ни в какую, а то и больше.

— Вашим женщинам только дай повод вытурить мужа из постели! А земная медицина на что? Я в порядке и вполне готова на подвиги.

Азамат на секунду замирает с глуповатым выражением на лице, а потом принимается быстро — быстро собираться.

Долблёная лодка горячая от солнца, весло одно, как у байдарки, и с него сыплются сияющие капельки. Иногда на меня, но это даже приятно. Здесь, внизу ветра нет совсем, но ворс из сосен на склонах гор колеблется и волнуется. Вода — как будто масло, совсем гладкая, и круги от нас такие плавные, вальяжные, медленно расплываются и глохнут.

Мы молчим, радуясь, что в кои — то веки вырвались ото всех одни, пока ещё тепло, пока можно разомлеть под солнышком прежде чем ухнуть с головой в долгую муданжскую зиму.

Азамат причаливает к песчаному бережку. Я сразу лезу в воду, потому что от песка пышет жаром. Азамат стаскивает одежду и присоединяется ко мне.

— Дай хоть посмотрю на тебя при нормальном свете, — говорю. — А то мажешься ты в темноте, любовью занимаемся в темноте… Ага, гляди — ка, подживает.

Азамат скептически оглядывает себя спереди.

— Ну, да, пожалуй, и правда вот здесь, сверху, получше стало. А шея как? — он задирает голову.

— Хорошая шея. Если не присматриваться, то почти незаметно.

Азамат недоверчиво усмехается, но не возражает.

— Ладно, пошли уже плавать, а то я глупо себя чувствую по колено в воде голый.

— А по мне так в самый раз, — хихикаю и шлёпаю его пониже спины. Он так возмущается, что теряет равновесие, и тут же роняет меня в воду с громким плюханьем. Я хохочу и отбиваюсь, потому что он меня щекочет, а потом затаскивает на глубину и принимается целовать, так жадно, как будто месяц не видел, а не только вчера полночи этим и занимался. Скоро для меня небо и вода сливаются в единый синеватый фон, а каждый вздох отдаётся эхом от скал, смешиваясь с чаячьими криками. Я растворяюсь в воде, а Азамат во мне, и мы расходимся кругами по поверхности, мягко омывая камни и пляж, сцеловывая друг с друга солнечные блики. Круги образуют водоворот, но он стремится не вниз, а вверх, фонтаном — фейерверком заполняет небо, и вот уже мы, рассеянные брызгами, с плеском опускаемся на застеленное морем ложе.

Азамат выныривает и отряхивается по — собачьи, гизик с косы свалился, и непослушные волосы немедленно расползаются по поверхности, как разводы туши. Я лениво лежу на спине, мечтая о том, чтобы потянуться, но даже это лень. Азамат цепляет меня под мышки и принимается гонять вокруг себя, рассматривая моё тело сквозь толщу воды.

— Ты с этой своей гимнастикой теперь ещё стройнее, чем когда мы поженились.

— Неправда, — вяло отвечаю я. — Мне дотуда ещё четыре килограмма…

— Это волосы отросли, — отмахивается Азамат. — Они же у тебя из золота. Кстати, помнишь, ты говорила, что у Алэка глаза могут потемнеть? А когда?

— А кто его знает. Может, через полгода. Может, раньше… А тебе так хочется, чтобы он был твоей точной копией, что ли?

— Нет, наоборот. Я бы хотел, чтобы они у него остались такими синими, как у тебя. Такое вообще может быть?

— Теоретически может, хотя вряд ли.

— Надо будет Алтонгирела попросить за это помолиться. Представляешь: «князь Алэк Синеглазый». Звучит, а?

Я ухожу под воду побулькать.

Когда мы возвращаемся, вокруг дома уже кипит работа. Маман всё распланировала, мужики приволокли из леса крошечные деревца и понатыкали их по маминому указанию, а теперь обильно поливают из шланга.

— О, капитан, — Эцаган разгибается из — под микроскопической сосенки. — Как вы долго, мы уж думали, не послать ли спасательную экспедицию…

— Я бы вам устроил спасательную экспедицию, — хмыкает Азамат. — До самого Ахмадхота бегом.

Эцаган ржёт и подмигивает мне. Я ему грожу кулаком.

-

Вот, глядите,

— мама возникает перед нами и делает широкий жест рукой. —

Здесь у вас будет тенистая аллея.

-

Лет через тридцать?

— спрашиваю.

Азамат приседает и присматривается к лиственным задохликам, торчащим из свежевскопанной земли.

— Нет, эти быстро растут. Через два — три года с меня ростом будут.

-

Ну ладно,

— отмахиваюсь. —

Ты нам только оставь лужайку какую — нибудь, и чтобы без колючих кустов по краям, а то ребёнка надо где — то выгуливать.

-

Оставлю, оставлю, я вас знаю,

— заверяет маман. —

Вон там вон, с одной стороны скала, с другой дом, а с остальных воткну какую — ниудь неистребимую полынь, чтоб мягко было. Ладно, —

она поворачивается к мужикам и хлопает в ладоши. —

Всё на сегодня, отдыхайте. Пошли, пошли! —

машет руками, как будто мух отгоняет. Те ржут и расходятся.

— То ли пойти искупаться, — Эцаган задумчиво чешет в затылке. — То ли поработать…

Из — за угла выруливает Тирбиш с мелким.

— Хотон — хон, вас очень просят.

Мелкий и правда изображает слёзы — нос наморщил и ноет.

— Давай сюда.

У меня на руках ребёнок сразу раскрывает зажмуренные глаза и принимается с интересом смотреть вокруг.

— По — моему, кто — то маленький манипулятор, — смеюсь я.

— Капитан, раз уж мы все здесь, может, потренируетесь с нами? — предлагает Эцаган.

— Можно, — кивает Азамат. — А то я уже тоже костенеть начинаю. Давайте, переодевайтесь и выходите на полянку.

Все, кто не участвует в тренировках, рассаживаются в теньке смотреть.

— Вам, Ийзих — хон, ужасно повезло, — говорит Орива. — Можно не ездить в столицу смотреть бои, всё равно все самые лучшие воины собрались здесь.

Матушка смеётся, а Янка кривит губы.

— Да ладно все, неправда! Если бы здесь все собрались, некому было бы страной управлять.

— Тоже верно, — соглашается Орива. — Лучшие наёмники — то у нас нынче по должностям сидят.

Поразмявшись традиционными играми, мужики переходят к поединкам. Первыми сцепляются Шатун с Бойонботом. Похоже, Азаматовы весенние уроки не пропали даром — уже этих двоих я почти не различаю, так быстро они двигаются. Сашка и мама тоже вытягивают шеи и всматриваются, то и дело удивлённо косясь на меня. В итоге Сашка решает проблему просто: достаёт телефон, записывает видео, а потом проигрывает вдвое медленнее.

-

Круто! Вот это я понимаю боевые искусства! Действительно почти балет!

Зрители — муданжцы, видимо, различают борцов получше, чем мы, слабовидящие земляне. Наконец Бойонбот распластывается на земле, тяжело дыша, и заявляет, что сдался.

— Рановато, — Азамат качает головой. — И я тебе скажу почему. Ты переносишь вес против инерции, от этого сильно устаёшь, а надо экономить силы. Ты же не пытаешься в унгуце планировать поперёк ветра? И тут не пытайся…