По кислой физиономии Кира за версту видно, что безопасное место его совершенно не устраивает, а уж если не будет повода подраться с клубными зазнайками, то можно считать, что жизнь проходит зря.

— А остальные ребята, твои друзья, они тоже в клуб не ходят? — спрашиваю я.

Кир мотает головой.

— А почему?

— Потому же. Клубные дети гнусные, вот и всё. И потом, некоторым родители говорят, что они слишком тупые для клуба.

— Да ладно! — Эцаган хлопает себя по коленке. — Я всё детство в клуб ходил, с трёх лет до школы, ни дня не пропустил. Я тебе скажу, что нет никого тупее, чем богатые дети в клубе! Мне даже жалко было нашего учителя, иногда приходишь домой вечером и чувствуешь, что сегодня стал глупее, потому что эти идиоты заразные!

Азамат озадаченно поднимает брови.

— Правда? Я бы так не сказал, у меня все были вполне смышлёные. Не знаю, может, Унгуц как — то отбирал, кого брать? Хотя вроде бы просто районный клуб был…

— А у вас Старейшина Унгуц вёл? — удивляется Эцаган. — Я не знал, что он этим занимался. Я — то сам к Асундулу ходил.

— Да, он вёл клуб, но давно. Потом бросил, потому что уже сил стало не хватать с детьми управляться, только школу ведёт по — прежнему.

— Я так думаю, Унгуц просто лучше учил, чем Асундул, — замечаю я. — Потому у него и были все умные.

— Кстати очень может быть, — соглашается Эцаган. — Жалко, что он бросил, хоть бы старших брал, кто поразумнее…

— У меня есть идея, — сообщаю я.

Азамат смотрит на меня, на Эцагана, на Кира и говорит:

— У меня тоже.

Кир смотрит на нас и морщится.

— Да ну, не люблю я этих старпёров…

— Кир! — довольно резко окликает его Азамат. Ребёнок аж вздрагивает. — Будь добр, прибереги свои выражения для кого — нибудь ещё. Можешь про других Старейшин что угодно говорить, если не боишься огрести, но чтобы про Унгуца я не слышал ни единого оскорбления. Он мне как отец, и что бы ты ни думал о Старейшинах вообще, Унгуц — человек высшей категории и заслуживает уважения любого из живущих. Да и среди покойников тоже.

Кир моргает, несколько шокированный таким выплеском эмоций.

— Так точно, отец! — по — армейски отвечает он. Потом, подумав, добавляет: — А он что, так круто дерётся?

Азамат усмехается.

— Ты знаешь, я никогда не слышал, чтобы Старейшина Унгуц дрался. Ему все всегда проигрывали без драки.

— Ого, — тихо произносит Кир и задумывается.

— Так я не понял, что у вас за идея? — переспрашивает Эцаган.

— Ну, раз Кир так хорошо умеет строить свою команду, может, Унгуц возьмётся их поучить? Это был бы клуб только для них, безо всяких случайных и неприятных соседей. Я — то уж знаю, что такое районный клуб, — фыркаю я.

— Как тебе такая идея, Кир? — спрашивает Азамат.

— Не знаю… А ты говорил, ты бы со мной позанимался всеобщим… — выпячивает губу ребёнок.

— А я могу и в клуб к вам наведываться, — замечает Азамат, подмигивая. — Заодно пару боевых приёмчиков показать…

— О, да это я тоже в ваш клуб хочу, — заявляет Эцаган.

— А и приходи, — улыбается Азамат. — Тебе тоже, я думаю, есть чем поделиться с ребятами.

Кир восхищённо переводит взгляд с одного на другого, а потом останавливает его на мне.

— А вы?

— Да я — то уж понятно, что буду там дневать и ночевать, пока вы все не выйдете оттуда подкованными в доврачебной помощи. Ещё Айшу вон возьмите. А то духовные дела — это конечно да, но и писать — считать ведь тоже надо учиться.

Айша, до сих пор притворявшаяся мебелью, в твёрдой уверенности, что её разговор не касается, встрепенается и розовеет.

— Правильно, — соглашается Азамат. — А потом Алэк подрастёт, ему тоже в клуб надо будет хоть иногда ходить. Кстати, где он? Уже ночь на дворе, неужто Тирбиш всё ещё с ним гуляет?

— Не, они в переговорной, — объясняю я. — Алэк там играет с кузенами, Сашкиными детками. Девочке пять, мальчику три, ну вот и Алэк к ним в компанию.

— Это с моего новенького голографического трансмиттера? — переспрашивает Азамат. — Дети играют?

— Ну, Тирбиш присматривает, чтобы они настройки не сбивали. А чего, он же не испортится. Детям так веселее, чем просто смотреть друг на дружку в экран.

— Слушай, но… — Азамат разводит руками, — откуда у твоего брата такая штука? Их всего — то в мире по пальцам перечесть…

— Конечно, и самую первую поставили в переговорной головного офиса ЗС, где, как ты знаешь, и трудится мой брательник. У них там сейчас рабочий день, а детский сад при ЗС закрыт на карантин. Так что никто даже слова не скажет, что любящий отец приволок детей на работу, в конце концов, у нас любящие отцы скоро будут под защитой ЮНЕСКО, как уникальные памятники былой славы.

— У меня ни один сотрудник никогда в жизни бы такого себе не позволил! — кипятится Азамат. — И я вполне уверен, что это не Тирбиш придумал.

— Так ты и не на Земле работаешь, — усмехаюсь я. — Да ладно, чего тебе, для ребёнка игрушки жалко?

— Теперь уж поздно жалеть, — вздыхает он. — У младенца что — то отбирать себе дороже. О — хо — хо, ладно уж, пусть играет.

От подарка на день рожденья Азамат всё — таки не уворачивается. В конце концов, какой самый лучший в мире подарок может сделать жена любящему мужу? Да и Азамату полезно морально подготовиться к грядущему интервью, а то и практического опыта поднабрать. Когда я говорила страннику, что у моего мужа силы хватит на троих, я ничуть не преувеличивала, и сегодня получила этому новое доказательство. Всласть попотев, мы уже начали засыпать, когда чистюля — Азамат решил, что стоит поменять постельное бельё. Поскольку оно хранится не у нас в шкафах, а в служебной части, был вызван дежурный горничный, а мы пошли полоскаться в душ. Душ нас так освежил, что вместо положенного ночного отдыха мы продолжили развлекаться, в результате чего через пару часов горничного пришлось вызывать заново. Надо отдать ему должное, он сохранил каменное выражение лица, меняя простыню второй раз за ночь, но я нутром чую, что к славе Азамата в ближайшее время добавятся кое — какие детали. Я, впрочем, не внакладе.

После ночных подвигов меня будит какой — то странный шкворчащий звук. В комнате темно, только между занавесками просачивается тускленький серый свет. Поворочавшись, понимаю, что Азамат ещё тут, спит, а значит, сейчас совсем — совсем рано.

Звук повторяется. Он кажется мне нетерпеливым и обязующим совершить какие — то действия. Исходит вроде бы от окна. Тяжело вздохнув, я вылезаю из — под тёплого одеяла, вдвигаю ноги в тапочки из овчины и заглядываю за занавеску.

Снаружи на карнизе сидит здоровенный яркий попугай. Завидев меня, он поднимает одну лапу и скребёт ею оконную раму, издавая тот самый звук, который меня разбудил.

«Интересно, он лечиться или судиться?» — думает мой сонный мозг, пока не менее сонная рука открывает окно.

Попугай деликатно просовывает голову в щель и с лёгким попугайным акцентом сообщает:

— Соглашение подписано, увидимся на Доле. Ирлик — Мангуст.

— Чё? — хрипло переспрашиваю я.

Попугай учтиво повторяет своё сообщение.

— А, — говорю я. — Поняла.

Птица кланяется, вылезает обратно на карниз и вспархивает в небо. Пронаблюдав за её полётом, я закрываю окно.

Вот так и выходит, что день рожденья Азамата мы отправляемся праздновать на Дол, в мой, так сказать, выходной. Вообще — то я расчистила этот день для того, чтобы подготовиться к следующему выезду: выспаться, упаковать оборудование, освежить у Кира в памяти инструктаж… но день рожденья интереснее.

На пороге дома нас поджидает Арон, который уже почти месяц безвылазно живёт в моём доме и охотится в округе, заготовив и нам, и себе провиант на долгую муданжскую зиму. Точнее сказать, охотился он до первого числа, когда кончился сезон, и с тех пор только заготовками занимается, во всяком случае, Азамат надеется, что брат не стал использовать родственные привилегии, чтобы пострелять на несколько дней дольше.

Арон отчётливо пахнет валерьянкой и приготовил полдник, к которому выставляет на стол бутылку чего — то крепенького.