Осознав суть процесса, Арават стихает, только косится на меня время от времени как — то вопросительно. Алэк меж тем отправляет в рот первую горсть, просыпав три штуки за воротник, зажимает сухари между дёснами и широко улыбается дедушке. Сухари, кстати сказать, фиолетовые в чёрную крапинку, потому что с черничным вкусом. Арават внезапно громко покатывается со смеху.

К завтраку подтягивается Кир и немедленно начинает суетиться: расставлять тарелки, мыть пиалу и венчик, кормить моих котов сметаной и только что не мыть окна. Видимо, нервничает из — за Аравата. А я вот как — то уже и не переживаю. Ну Арават… Я всякой нечисти повидала, а тут, подумаешь, противный старикан.

— Как там отец? — спрашивает Кир как бы между делом, протирая готовочный стол от одному ему видимой грязи.

— Когда я уходила, спал, сейчас не знаю, — пожимаю плечами. — Раскладывай омлет, я пойду его проведаю, вдруг он тоже завтракать будет.

Азамат к моему приходу как раз успел открыть один глаз и вспомнить, кто он и где. Я плюхаюсь на кровать рядом и принимаюсь ощупывать и осматривать пациента. Он скорее жив — ловит мои руки, щекочется и целуется. Настроение тоже по высшей отметке, видать.

— Завтракать будешь? — спрашиваю.

— Не отказался бы, — отвечает он севшим голосом.

Если учесть, что у него и в норме голос такой низкий, что можно асфальт дробить, сейчас это уже что — то сродни извержению вулкана.

— Тогда одевайся. Тепло.

Я вытаскиваю из шкафа самый тёплый Азаматов домашний костюм, флисовые носки и свитер маминой вязки.

— У нас в кухне северный полюс? — интересуется муж, облачаясь.

— Ну, там нет ковра на полу, — замечаю я. — А подвал не отапливается.

Азамат закатывает глаза, но не спорит. Привык, что я в этих делах не допускаю разногласий.

Внизу Кир сразу кидается его обслуживать.

— Отец, ты кофе будешь или чай? А молока тебе подогреть? С перцем, с маслом?

— Погоди, — рокочет Азамат. — Дай я поем, а там посмотрим, — он кивает Аравату, неуютно сидящему у противоположного торца стола. — Как у тебя ночь прошла? Где тебя положили — то вчера?

— Да тут, — Арават кивает на диван у окна. — Ничего, всё хорошо, дом у тебя добротный, сразу видно… Вот только кошки… Стоит лечь, приходят и сверху ложатся. Это что вообще? Я пару раз их согнал, потом заснул. Утром все на мне были. Зачем тебе их столько, тут вроде не болота, гнуса особо не должно быть?

— Просто так, — улыбается Азамат. — Мы любим зверьё.

Кир тихонько прыскает, прикладывает руки к голове, где у Хоса уши и помахивает ими. Мы тоже ухмыляемся, а Арават только сдвигает брови и переводит взгляд с Кира на нас и обратно.

— Кстати, куда Хос вчера делся? Домой ушёл? — спрашиваю я.

— Не, он у меня в комнате дрыхнет, — мотает головой Кир. — Всю ночь мульты смотрел в телефоне, на рассвете окосел от них совсем и завалился под столом.

Арават вытаращивает на Кира возмущённые глаза, а потом серьёзно сообщает Азамату:

— Я как раз собирался с тобой серьёзно поговорить о том, что твой сын водится с сомнительной компанией…

Наш дружный оглушительный гогот повергает его в глубокое недоумение.

— Между прочим, — вспоминает Азамат. — Кто — нибудь мне расскажет, как так получилось, что вы хорошо знакомы, а я об этом ничего не знаю?

Кир опускает взгляд и ёрзает на месте.

— А чего тут рассказывать? — с вызовом говорит Арават. — Ты за ним особо не присматривал, но кто — то же должен! А я его ещё в Худуле заприметил, до того, как ты о нём публично объявил. Ох и сильно же я удивился… Свою — то кровь всегда признаю…

— Кир, а ты почему ничего не сказал? — Азамат переводит испытующий взгляд на ребёнка, которому, судя по тому, как он извивается, кто — то насыпал муравьёв на стул.

— Ну, я не хотел тебя напрягать… И вообще мы не очень часто разговаривали тогда…

— Котик, не мучай ребёнка, — вступаюсь я. — Сам подумай, что он мог тебе сказать? И как бы ты отреагировал, узнав, что твой отец сдружился с твоим сыном помимо твоего ведома?

— С твоим, да уж, — как — то странно усмехается Арават.

— Ты о чём? — моргает Азамат.

Арават тяжело вздыхает.

— Сынок, я понимаю, ты хотел меня защитить. Но уж мальчику — то можно сказать правду.

Мы все дружно моргаем. Азамат соображает первым:

— Ты что, думаешь, он твой, что ли?

— Конечно мой! — отрезает Арават. — Он же как с меня отлит, ты на него посмотри!

Кир втягивает голову в плечи и поглядывает то на нас, то на деда.

— Этого не может быть, — говорим мы с Азаматом хором.

— Ну конечно! — протягивает Арават. — Ладно уж, в своём — то кругу можно и начистоту. Я ничего не отрицаю. Знаю, что ты мать очень любил всегда и тебе обидно, наверное, но сам посуди, она ведь от меня ушла девять лет назад! А я был ещё ничего себе мужик. Да и разница у нас была изрядная, ты же знаешь, она ведь не красавица… Конечно, это всё не оправдание, но я бы не стал от него отказываться, если б знал.

Мы с Азаматом переглядываемся. Так и подмывает спросить Аравата, спал ли он с Азаматовой невестой, но по официальной версии она не имеет к Киру никакого отношения, а рассказывать Аравату всю подноготную не очень — то хочется. С его представлениями о должном как знать, не выдаст ли. По легенде же я мать Кира, соответственно, это со мной он должен был бы согрешить. Боже, как это отвратительно!

— Не сходи с ума, — морщусь я. — У меня с тобой ничего не было, и ребёнок твоим быть не может.

Арават закатывает глаза.

— Кого ты дуришь, женщина? Слепой увидит и тупой поймёт, что ты при родах Кира даже через улицу не была. А скорее всего, и на планете. Мой он, и точка.

Мы с Азаматом ещё раз переглядываемся.

— Этого не может быть вне зависимости от того, кто его мать, — настаиваю я. — Когда мы его только сюда привезли, я делала тест на отцовство. Он сын Азамата. Если бы у Азамата был брат — близнец, можно было бы ещё поспорить. Но ты там близко не проходил. Если хочешь, могу прямо сейчас ещё раз взять у вас обоих анализ и…

— Да кого волнуют твои тесты! — фыркает Арават. — У меня глаза есть, и видят они ещё весьма неплохо. Мало ли, что там твои машинки пишут! Я своё всегда узнаю.

Азамат кашляет — то ли для привлечения внимания, то ли просто потому что кашляет.

— Значит так, отец. Давай договоримся. Ты можешь думать по поводу Кира всё, что хочешь, но я совершенно искренне считаю его своим. И я буду его воспитывать и принимать все решения, которые его касаются. Я не против, чтобы ты поддерживал с ним отношения, в конце концов, Кир уже большой мальчик и может сам выбирать, с кем общаться. Кстати, что касается его компании, у меня есть пара идей, что с этим делать, и мы их уже обсуждали между собой. Так вот. Если ты хочешь думать, что он твой, а я просто тебя защищаю — пожалуйста, думай. Но если он когда — нибудь провинится, ты скажешь об этом мне. И не вздумай наказывать его своими методами. Если я узнаю, что ты его хоть пальцем тронул, ты его больше не увидишь. А я узнаю, даже если Кир сам ничего не скажет. У меня глаза и уши по всей планете, да такие, что ты и не представляешь.

Закончив речь, Азамат снова кашляет, и я уже не сомневаюсь, что это болезненное.

— Кир, сынок, — с нажимом говорит муж, — ты там что — то говорил про горячее молоко с маслом? Сделай, а?

— Что? Да, сейчас! — остолбенело откликается Кир и бросается к холодильнику.

Я в свою очередь иду рыться в аптечке. Народные средства, конечно, замечательно, но и лечения никто не отменял.

— Ишь ты как развернул, — наконец находит слова Арават. — Кто бы мог подумать, что я такого неженку вырастил. Или ты считаешь, что я тебя несправедливо наказывал? Меня — то в детстве отец похлеще порол, я тебя ещё жалеючи…

— Я ничего не считаю, — шепелявит Азамат, рассасывая гигантскую противовоспалительную таблетку. — Справедливо там, несправедливо, кто теперь установит. Я только знаю, что моих детей никто не будет бить, пока я жив.