до

того, как о них узнает весь остальной мир. Я всегда доступен, если даже у вас чешутся руки поделиться знанием, наберите мне и поделитесь, я с удовольствием послушаю. Или хотя бы Лизе. Со своей стороны обещаю, что не буду препятствовать научной работе, просто нехорошо как — то выходит, что я позже Земли узнаю, что происходит на моей планете. Договорились?

Дэн сидит пристыжённый, как Филин, когда его Кир застаёт на кровати. Пытается что — то сказать, но в итоге только сдавленно кашляет и кивает.

— Вот и отлично. Ещё какие — нибудь новости есть?

— Про лаборантов! — вспоминаю я, потому что Дэн уже явно намылился смыться как можно скорее.

— А… да… — выдавливает он. — Может, в другой раз?

— Ладно, идите, я изложу идею, потом поговорим, — сжаливаюсь я.

Дэн ещё раз кивает, и это больше похоже на поклон, и выветривается из приёмной, чуть не снеся дверной косяк левым плечом. Бедняга, это ж надо так не вписаться, болеть же будет.

Когда за Дэном окончательно закрывается дверь, Азамат внезапно принимается хохотать — громко, заливисто и постанывая. Я таращусь на него во все глаза, пока доходит.

— Ты про чаек — оборотней нам наплёл, что ли?

Он энергично кивает сквозь скручивающие приступы хохота.

— Да ты охренел, дорогой, — усмехаюсь я, представляя, какая у меня только что была физиономия. — А если он и про это растреплет?

Азамат хлюпает носом и вытирает глаза.

— Вот тогда, — произносит он между смешками, — он сам себе яму и выроет. Ой не могу, ну у вас и лица были, я чуть не лопнул! Неужели ты и правда поверила?

— А чего бы мне не поверить? — всё ещё обескураженно говорю я, протягивая Азамату носовой платок. — Ты до сих пор ничего подобного не отмачивал.

— Прости, — гундосит он, вытирая нос. — Не устоял перед соблазном. Та — акой серьёзный учёный! Фу — ух…

— Экое у тебя настроение хорошее, — качаю головой. — Пойдём поделишься с семейством, ты ведь закончил на сегодня?

— Да, сейчас, Ирнчина отпущу и пойдём. Ты не обиделась, надеюсь?

— Нет, так, озадачилась немного…

Дома все уже в сборе. Киру, видимо, понравилось проявлять сознательность, и пока мы болтали с Дэном, он покормил и уложил Алэка, за что ему честь и хвала. Впрочем, судя по тому, что Айша с Хосом отрубились на ковре, свернувшись вместе в один клубок, особенно убаюкивать мелкого не понадобилось. Тирбиш обещал завтра выйти на работу, не верю своему счастью.

Эндан с Киром играют в Азаматовы резные шахматы, включив доску на журнальном столике, потому что там спецэффекты красивые и очки сами считаются.

— Ну наконец — то можно поужинать, — ворчит Кир. — Мы вас ждём — ждём…

Дальше он не успевает ничего сказать, потому что Азамат заходит сзади, подхватывает его под коленки и совершенно как детсадовского тискает и расцеловывает. Я не нахожу ничего лучше, чем загородить Эндану обзор своим самым широким местом, а то ж засмущали ребёнка.

— Пусти — и, ну ты чего — о! — шипит Кир, хотя не особо вырывается. — Па — а-а — а!

— Не могу, я ещё не выразил весь свой восторг, — невозмутимо отвечает Азамат и продолжает.

Наконец помятый Кир поставлен на землю, и Азамат усаживается перед ним на ковёр, скрестив ноги.

— Я знаю много людей, — приглушённым от распирающей его гордости голосом говорит Азамат, — которые любят под пивко рассказать, какими героями были их отцы или отцы их отцов. И вот теперь я знаю одного, который с удовольствием расскажет всем и каждому, что его сын — герой. Это я.

Кир издаёт какой — то шорох, потом немного пискляво отвечает:

— Пасиба… Я это… отойду ненадолго…

И скрывается в своей комнате.

Азамат провожает его сияющим взглядом и одним прыжком встаёт.

— Ну что, — гремит он от всей широкой души. — Пируем?

— Тихо, перебудишь всех! — шикаю я. — Закажи чего — нибудь быстрого, а то у меня уже глазки слипаются.

— Лиза, ты что, такой день… — расстраивается он.

В итоге такой день плавно перетекает в такую ночь и даже почти в такое утро. Эндан, которого на боевом посту сменяет Дорчжи, выпивает с нами кружку пива и уходит отдыхать, а мы втроём досиживаем до предрассветного серого неба, болтая и хохоча. Что самое удивительное, Хос с Айшей даже ухом не ведут. Или ушами… Я, пожалуй, впервые вижу Кира таким счастливым и расслабленным, и на контрасте теперь очень хорошо заметно, каким настороженным он был все эти месяцы. В какой — то момент я даже жалею, что Арават не заглянул на огонёк — сейчас бы он даже в полутьме ясно увидел, что Кир — плоть и кровь Азамата, в каждой чёрточке и каждом жесте, в перепаде голоса и направлении, в котором торчит надо лбом непослушная прядь.

Залюбовавшись, я не улавливаю что — то в его рассказе, что заставляет Азамата покатиться со смеху. Кир, впрочем, и сам несколько озадачен, он вроде как до развязки ещё не дошёл.

— Видела? — спрашивает меня Азамат.

— Что? Не — ет…

— Да он сейчас лицо сделал точно как ты, когда с Алтонгирелом разговариваешь. Ой не могу, умора, это ж надо — один в один!

Мы с Киром переглядываемся и

делаем лица

.

Следующий день выдаётся не таким весёлым, во всяком случае, поначалу. Мои намерения поспать до обеда постигает крах в виде звонка Оривы, умоляющей подмогнуть в Доме Целителей, а то ночью, оказывается, сгорела деревня на северах, и на обработку всех ожогов рук не хватает. К моему большому облегчению, ещё за час до этого в нашу жизнь вернулся Тирбиш, так что мне не приходится ещё день шарахаться по больнице с ребёнком наперевес.

К счастью, в основном повреждения от пожара незначительные, больше времени занимает убедить пациентов, что шрамов не останется, чем собственно обработать ожог. Да ещё Азамат вертится под ногами и то и дело интересуется, что и как, у него ж это больная тема. Но к полудню удаётся всех раскидать. Я уже совсем намыливаюсь окопаться в ближайшем трактире на заслуженный перерыв, когда мне на телефон капает сообщение от Сурлуга, который приглашает нас всей семьёй на «благодарственный обед». Мы с мужем пожимаем плечами, оттаскиваем Кира за воротник от третьего перебинтовывания какой — то капризной старушки и отправляемся дегустировать Сурлугову стряпню.

Сам хозяин вместе с Гардеробом ждут нас на крыльце, предварительно расстелив на нём новый коврик — я намётанным глазом замечаю прямоугольный след от старого, не совпадающий с краями того, что лежит. Это обычный жест вежливости к повторному приходу целителя, когда есть время подготовиться. Я пихаю Кира локтем и обращаю его внимание на сей ритуальный атрибут:

— Гляди, тебе постелили.

Кир воплощает мои коварные ожидания — краснеет в цвет коврика.

— Как вы сегодня? — смущённо интересуется он у Сурлуга после приветствий.

— Отлично, — улыбается тот, демонстрируя крупные ровные зубы. — Сын вчера все полы перемыл с другим мылом, бояться нечего. Ну пойдёмте, пойдёмте, уже всё готово.

Я и в прошлый раз отметила, что дом духовника очень просторный, но сегодня, в солнечный зимний день, он кажется просто настоящим собором, затопленным озёрами света. В моей памяти живо всплывает образ не по росту огромного и пустого дома из рассказа Сурлуга. Впрочем, сейчас дом выглядит очень даже обжитым, особенно с учётом охмуряющих кулинарных ароматов. Войдя в гостиную, я понимаю, что Гардероб не только полы помыл, но и в принципе прибрался, даже мебели как будто меньше стало несмотря на несколько кофейных столиков, составленных посреди комнаты для застолья. Роль сидений здесь выполняют длинные пуфики со спинками, что выглядит гораздо эстетичнее разбросанных по полу подушек, на которых обычно сидят в муданжских домах. Часть из них уже занята — кроме самого Ажгдийдимидина я с удивлением вижу его сестру и Алтошу с Айшей.

— Ну вот все и в сборе, — радостно объявляет Сурлуг. — Стоило заболеть, чтобы столько гостей пришло!

— Можно было бы нас и просто так пригласить, без болезни, — замечает сестра Старейшины.

— Вы, наверное, не все знакомы, — продолжает Сурлуг, не отвлекаясь на её комментарий. — Это сестра Ажги — хяна, её зовут Уд.