— Крови? — моргаю я.

— Это Свиток Тишины, — сообщает мне через плечо Алтоша. — На нём можно писать только кровью.

— Да можно — то чем угодно, — криво улыбается Ирлик, — но всё остальное до адресата не дойдёт.

Айша сидит очень напряжённо, и я кладу ей руки на плечи, а Кир, пристроившийся рядом, берёт под локоть.

— Что значит «качественный покойник»? — хмуро спрашивает он.

Алтонгирел внезапно оживляется.

— Он умер не от болезни, не так ли?

— Конечно нет! — фыркает Ирлик. — Он отдал свою жизнь как моцог Умукху за то, чтобы Айша дотянула до возраста обучения.

— Умукху? — морщит лоб Эцаган, прочно прицепившийся к напряжённому Алтонгирелу.

Айша тихо всхлипывает, и несколько рук тут же бросаются её поглаживать и похлопывать.

— Ты когда её впервые увидел, сказал, что она не дотянет, — вспоминаю я.

— А она и не должна была, — пожимает плечами Ирлик. — Но мой брат Умукх — парень старательный, обещания всегда выполняет, так или иначе. Придал ей сил, сколько мог, не привлекая Учока, а там и возраст обучения приблизил. Ты ж понимаешь, Лиза, что она рановато повзрослела. Ладно, хватит болтать, ждёт человек, а покойников заставлять ждать — последнее дело.

Ирлик кладёт когтистую ладонь на свиток, и из — под его пальцев струйками вытекает тёмный пигмент, сливается в общую продолговатую лужицу и организуется в слова.

«Айша — хян, прости, что не попрощался».

Айша складывается вдвое и заходится рыданьями. Мы с Киром сталкиваемся лбами в попытке её обнять.

«Ты для меня важнее всего на свете», — проступает новая строчка. — «Ты достойна самого лучшего, что этот мир только может дать человеку».

— Читай, коза, — шипит Кир в ухо Айше, которая норовит свернуться улиткой. — Тебе это открыткой на память не останется!

— Можете отснять, — разрешает Ирлик. — Но я нескоро второй раз соглашусь на это членовредительство.

«Учись хорошо и живи в своё удовольствие», — рисуются новые слова.

Алтонгирел сдвигает брови.

— Он знает про меня? — спрашивает он у Ирлика.

— Он знает про тебя всё, — уточняет Ирлик.

— Вообще… всё? — запинается духовник.

— Ага. Я решил, уж лучше я ему всё расскажу под землёй, чем вы тут будете со Свитком корячиться.

Алтонгирел кивает и переводит взгляд на жутковатый стержень, который Ирлик крутит в свободной руке.

— Можно я… Мне надо…

Ирлик безмолвно протягивает ему стержень, но тут встревает Эцаган.

— Ирлик — хон, простите, пожалуйста, но эта штука… она стерильная? Я хочу сказать, ею ведь другие люди пользовались?

Ирлик с любопытством оглядывает стержень.

— Ну, я её не мыл.

Эцаган морщится и просительно смотрит на Алтошу.

— Может быть, можно как — то…

— Не дури, кровь надо брать ритуальным пером, — бормочет духовник, закатывая левый рукав.

Мне становится немного нехорошо — я прекрасно понимаю переживания Эцагана.

— Вообще — то, чем её брать — совершенно фиолетово, — замечает Ирлик. — Если у тебя есть нож и какая — нибудь трубочка, то и вперёд, пером просто писать удобнее, а так ничего особенного в нём нет.

— Погодите, щас! — встревает Кир и принимается обыскивать свои бездонные карманы. — Во!

Он извлекает три стерильно запакованных шприца с иглами.

— Ты там органы не носишь случайно? — хмыкаю я.

— Нет, только искусственную кровь, — сверкает зубами Кир. — Кстати, если хотите…

— Ну нет, — мотает головой Ирлик. — Кровь должна быть настоящая, иначе я бы тут не мучался. Давайте уже быстрее разбирайтесь.

Кир молниеносно обегает нас всех, присаживается к Алтонгирелу и весьма профессионально выкачивает у него пять кубиков крови из вены, предварительно протерев спритовой салфеткой и по результатам наказав держать локоть согнутым, потом заливает полученное из шприца в стержень, который и правда оказывается пером с полостью внутри.

Алтонгирел, подгоняемый Ирликом, принимается выводить ответ под последним сообщением отца Айши.

«Разрешите мне позаботиться о вашей дочери».

Под Ирликовой ладонью тем временем натекла солидная лужа и теперь, когда наконец появился повод для реакции, струя пигмента кидается формировать буквы.

«Я бесконечно тебе благодарен за всё, что ты сделал для Айши. Она видит тебя насквозь, от неё бессмысленно скрываться. Если она тебя любит, значит, есть за что. Я могу быть спокоен, что ты будешь ей хорошим отцом вместо меня, раз уж я не смогу больше быть с ней. Не бойся себя. Благословляю».

— Вот расписался, паразит! — ворчит Ирлик, поводя плечами. — Так, ну давайте быстро, кто — то что — то ещё хочет сказать? Айша?

Она кивает, вытирая рукавами зарёванное лицо, потом принимается закатывать один из них.

— Ещё чего! — одёргивает её Алтонгирел. — Моей пиши!

— М… Но… — выдавливает Айша, переводя вопросительный взгляд на Ирлика.

— Я думаю, он догадается, что это ты, — нетерпеливо цедит бог. Потом, обведя колеблющуюся Айшу оценивающим взглядом, серьёзно добавляет: — И поймёт.

Она снова кивает, хлюпает носом и берёт у наставника перо, чтобы тщательно вывести на пергаменте: «Спасибо, отец! Я всегда буду тебя помнить!»

— Ещё четыре восклицательных знака поставь, — бубнит Ирлик в сторону. К счастью, Айша либо не слышит, либо понимает, что он не всерьёз. — Всё! — объявляет он, с некоторым трудом отрывая руку от свитка. — Всем спасибо, все свободны!

— Может, позволите ему ответить? — немного возмущённо просит Алтонгирел.

Ирлик удивлённо поднимает бровь.

— Он всё сказал, что хотел, а последнее слово должно оставаться за живыми.

Айша заливается свежей волной слёз и пытается уткнуться в Кира, но он внезапно подскакивает, извлекает мобильник и несколько раз щёлкает свиток со всеми выписанными на нём нежностями. Да, действительно, а я уже и забыла об этой мысли.

Слева от меня начинает шевелиться Азамат, просидевший весь ритуал, не привлекая внимания, Кир оборачивается к нему и делает озабоченное лицо.

— Отец, всё хорошо?

— Да, конечно, почему ты спрашиваешь? — удивляется Азамат.

— Да так… — протягивает Кир.

Я изгибаюсь, чтобы тоже посмотреть на Азамата — он выглядит немногим лучше Айши, всё лицо мокрое.

— Дорогой, сходил бы ты умылся, — предлагаю я.

Азамат тут же проверяет на ощупь свои щёки и мокро усмехается.

— Да уж, сейчас.

Кир провожает его взглядом, потом снова садится рядом со мной.

— Я думал, он преувеличивал, когда говорил, что плачет от сильных чувств, — шёпотом сообщает он мне.

— Да нет, он просто трепетный, — пожимаю плечами я, чувствуя, что расплываюсь во влюблённой улыбке.

Однако пора встряхнуться и снова взять бразды правления над бесконечным неуёмным бардаком, который творится в моём доме. Вот, например, Алтоша с Эцаганом уже успели расстелить Айшу поперёк своих четырёх ног и явно вознамерились остаться тут на века памятниками самим себе. Ладно, пускай плетут узы. А Ирлик со своим свитком куда — то делся. Это уже хуже.

Впрочем, оказывается, делся он не дальше гостиной, где наконец — то добрался до обеда, и теперь поедает его под советы матушки, что с каким соусом лучше идёт. Арават возлежит на диване у неё за спиной и жуёт зубочистку с видом человека, абсолютно довольного жизнью, время от времени подмигивая Алэку, который сидит на коленях у матушки и всё пытается стянуть со стола ложку, но Ийзих — хон не даёт. Хос на другой стороне стола подкладывает ему всё новые и новые ложки, думая, что матушка не замечает.

— Азамат, ты скоро на Землю собираешься? — интересуется Ирлик между двумя навильниками.

— Я как раз обсуждал это с маршалом, когда вы пришли, — отвечает мой муж, выходя из ванной. — В начале следующего месяца, вероятно.

— Давай быстрее, — требует Ирлик с набитым ртом. Интерсно, как он говорит, если от набитости произношение совершенно не меняется. — Меня Умукх уже заклевал, я ему сдуру обещал, что ты его возьмёшь на опыты.

— Он вообще понимает, на что соглашается? — уточняю я.