Азамат в магазине с интересом рассматривает хлебопечку.

— Нет, я, конечно, пробовал хлеб. Приятная штука. Но у нас никогда не пекут мучное, только жарят.

— А что ж тогда пекут? — хлопаю глазами я.

— Мясо, птицу, особенно дичь. Эх, какие на Муданге рябчики, ты таких больше нигде не попробуешь…

Оставляю его предаваться ностальгии. Я-то вообще не понимаю, как можно есть этих жестких резиновых диких птиц. Он помогает мне поставить агрегат на каталку, и мы двигаем в посудный отдел. Мне нужны вилки и кружка. Большая, с ручкой. Азамат только посмеивается, пока я выбираю себе поллитровую тару. К счастью, тут их есть.

— Я тебя специально именно в этот магазин привез, — говорит. — Я сюда заходил пару раз, смотрел на эти чашки и думал: Великие Небеса, кому же это может понадобиться?

Я нагребаю еще кучу всякого хлама — от бактерицидных моющих средств до рамок для фотографий, благо мы на машине. Муданжцы пока что оказываются исключительно осторожными водителями, впрочем, если уж Азамат способен без скачка ввести корабль в туннель, то чему я удивляюсь.

На кассе достаю было свою карточку, но муж прямо-таки хватает меня за руку.

— Лиза, да ты что, я заплачу!

— Ну ладно… — пожимаю плечами. Чего так нервничать-то?

— Зачем ты вообще носишь с собой эту карту? Я же тебе дал другую.

— Так та была на покупки для всех, а сейчас я себе беру…

— Та была просто одной из моих карт.

— А, ну так держи, — достаю ее из другого кармана.

Он только что не шарахается.

— Лиза, ну… что тебя не устраивает?

Тут подходит наша очередь.

— Так, — говорю, — давай плати, выйдем и поговорим!

Пока он, насупившись, грузит покупки в багажник, я начинаю выяснять отношения:

— Ты ведь мне зарплату переводишь на мою исходную карту, так?

— Да.

— Так почему мне ею не пользоваться?

— Ну это же твои деньги, что ты будешь их тратить на всякую чушь, тем более если мы вместе? Я выгляжу идиотом.

— Помнится, ты просил меня не считать твои деньги, а теперь ты считаешь мои? И вообще, тебе стыдно, что кто-то увидит, что я сама за себя плачу в твоем присутствии?

— Конечно, стыдно! — Он аж раскраснелся слегка.

— Ясно. Тогда тем более забери у меня свою карту. В твоем присутствии, так и быть, предоставляю тебе право рассчитываться, — снова протягиваю ему карту.

Он краснеет еще больше и отводит взгляд.

— Лиза, ну… тебе жалко? Ну пусть она у тебя побудет.

— Это что, какая-то сложная финансовая махинация?

— Что?! Нет, конечно! Я просто хотел, чтобы ты могла все себе позволить и…

А-а, так он все-таки решил меня содержать? Какое у нас прекрасное взаимопонимание!

— Азамат, мне не нужны твои деньги! — отчетливо произношу несколько повышенным тоном.

Он оглядывается. Боится, что меня кто-то услышит?

Сажусь в машину, Азамат следует моему примеру.

— Не хочу тебя компрометировать, — говорю, — но мне кажется, мы договаривались, что я живу на свои.

Он вздыхает с похоронным видом.

— Лиза, я не понимаю. Ты спишь со мной в одной постели, варишь мне кофе, трогаешь меня безо всякого повода, шьешь мне одежду, но денег не берешь. Так чего же ты хочешь?!

Я временно утрачиваю дар речи, пока до меня доходит, что это, видимо, Алтоша напоследок постарался.

— Слушай, — говорю, — я понимаю, что Алтонгирел так считает, но ты же не веришь, что я вышла за тебя из-за денег.

Муж горько усмехается.

— Если учесть, что ты изо всех сил от них отказываешься, то поверить довольно трудно, да.

— Тогда почему ты мне их так старательно пихаешь?

Азамат устало трет лицо руками, и я еле разбираю, что он говорит:

— Да все надеюсь, что ты мне что-нибудь позволишь.

— То есть?!

Он отворачивается.

— Нет, ничего.

— Нет уж, давай-ка с этого места поподробнее. Чего я тебе не позволяю?

Мотает головой.

— Неважно, это все глупости, извини. Просто иногда… ты так на меня смотришь… Я понимаю, что мне нечего даже думать об этом, но иногда кажется, что тебя совсем не отталкивает моя внешность и…

Он замолкает, так что я решаю его подбодрить:

— Правильно кажется.

Он резко поднимает голову и прожигает меня взглядом. Но потом снова опускает глаза.

— Но карту ты хочешь вернуть.

Меня настолько выбивает из колеи эта чехарда тем, что я даже не сразу нахожу слова.

— А к-какая…

— Алтонгирел считает, что ты нарочно издеваешься. Я в это не верю, конечно, но… Ты все время даешь мне надежду, как будто это само собой разумеется, а потом точно так же с полной уверенностью отказываешь. Я не знаю, сколько я еще выдержу.

Я так вытягиваю шею в его сторону, что сейчас носом в него ткнусь.

— Ты хочешь сказать, что у вас принято платить собственной жене, чтобы позаниматься сексом? — перевожу я с муданжского на человеческий.

Он морщится.

— Зачем так грубо…

— Но по смыслу?

— Ну… — Он осторожно поднимает взгляд, полный осознания. — А у вас это как-то по-другому устроено?

Теперь мой черед устало тереть лицо руками.

— «По-другому» — это мягко сказано. У нас это никак не связанные вещи. Платят за это только девушкам по вызову, но уж никак не собственной жене. Вообще, предполагать, что я буду спать с тобой за деньги — просто оскорбительно! — потрясаю руками. Впрочем, у него сразу делается такой жалобный вид, что приходится немедленно пояснить: — Я понимаю, что ты не знал, это на будущее.

Он все-таки несколько раз извиняется, а потом мы некоторое время молча перевариваем плоды культурного обмена.

— Ты можешь мне объяснить, чем именно тебя оскорбляет предложение жить на мои средства? — просит он.

— Я чувствую себя рабыней, — развожу руками. — Ничего не могу с этим поделать.

— Интересно, — хмыкает он. — А когда работаешь, то не чувствуешь.

— Когда работаю, я сама себе хозяйка. Никому ничего не должна. А если ты станешь за меня все время платить, то я как бы не буду иметь права тебе ни в чем отказать. Это начнет действовать мне на нервы, и ты перестанешь мне нравиться.

— Хороший довод, — вдумчиво кивает Азамат. — Убедительный.

Я смеюсь, он тоже вроде повеселел.

— Но тогда, — продолжает он, — я не знаю, что должен делать… как необидно намекнуть, как узнать, что ты не против?

— Хороший вопрос, — говорю. — Всю историю человечества его решаем.

Азамат приподнимает брови с выражением легкого недоумения и недовольства. Дескать, наши правила вам не годятся, а своих не изобрели.

— Ну ладно, — говорит он. — Знаешь, я тут пару дней назад пытался что-нибудь почитать по этой и смежным проблемам… Конечно, теперь я понимаю, что неправильно формулировал запрос. Но кое-что мне попалось. Разрешишь попробовать?

Я озадаченно пожимаю плечами.

— Ну давай…

Он берет мою руку и, нагнувшись, осторожно целует костяшки пальцев.

Меня неожиданно так ошеломляет этот простой жест, довершающий рыцарский образ моего супруга — даже не сам жест, а то усердие, с которым Азамат все время старается мне угодить, — что я просто кидаюсь ему на шею, кажется, с визгом или хотя бы писком, едва не снеся руль. Впрочем, Азамат тут же что-то нажимает у меня за спиной, и сиденье отъезжает назад, трансформируясь в кушетку. Другой рукой он в тот же момент подгребает меня поближе, и я оказываюсь на нем верхом, хорошо, что потолок высокий. Муданжская машина, да…

Я целую его пониже мочки уха и в шею, потому что выше из этого положения не дотягиваюсь, он тяжело дышит, и мне кажется, вздрагивает, когда я касаюсь окрестностей кадыка. С той стороны, где шрамы, кожа менее чувствительная, так что я с нажимом провожу там пальцами — и слышу хриплое пение райских птиц. Он наклоняется, я чувствую его горячее дыхание сквозь волосы, потом на ухе. Задираю его свитер, проскребаю своими короткими ногтями вверх по животу, Азамат прижимает меня к себе так крепко, что я почти не могу двинуться, но мне кажется, что он изо всех сил терпит, чтобы не сжать еще крепче. Приходится срочно освобождаться от препятствий в виде молний и пуговиц — и открывать в себе новые просторы. Азамат снова откачивается назад, запрокидывает голову, и я могу сколько угодно издеваться над его чувствительной шеей, извлекая то дробный рык, то звонкий стон.