Потом новый заказ, новая телка, и все по кругу. Понимаешь, как правильно бизнес делать?

Не знаю, зачем он мне все это рассказывал. Я далека от бизнеса и миллионов, но, видимо, в этот момент он чувствовал себя кем-то вроде властелина душ, идеальным киношным злодеем, и все снова и снова хотел переживать внутри это чувство — собственную значимость.

Мне стало неприятно, я поежилась. Потом встала и открыла окно. У него была такая гнусная энергетика, что мне стало мало воздуха.

— На одной даже как-то жениться пришлось, — продолжил он, очевидно, заметив мое состояние и решив зачем-то «дожать», — чтоб уж наверняка. Заказ был большой, упускать не хотелось, ну никак. Бюджет — на кормежку всего ЮАР хватило бы. Правда, развод, сука, долго не давала…

А один раз нашел я цыпочку — красивая оказалась, ну, думаю, хоть виагру пить не придется, чтобы ее трахать. Ну, и как всегда, цветочки дарил, в ресторанчики водил, она меня все с родителями пыталась познакомить. На хрена мне эти родители?

Он задумался, закурил.

— Вот вы дуры, не понимаете простых вещей, — выпустил дым, — отдохнуть с ней съездил, потратился, конечно… Но это того стоило, там тоже деньги неплохие крутились… А потом, когда нечего из нее выжать уже было, я на попятную пошел. А она, сука, беременна. Залетела, прикинь? Вот наверняка специально.

Ну, я задержался чуть, морковным соком ее попоил, купил ей всяких ништяков для беременных, но не выдержал. Ну куда — куда она мне с пузом? Ну, я тогда и решил, что пора валить. И отчалил в Штаты — там у меня одно дельце появилось.

А она мне звонила, писала, искала — всех знакомых на уши подняла, сука, не давала спокойно жить. В итоге пришлось ей доходчиво объяснить, что прошла любовь, завяли помидоры, а ребенка пусть себе оставляет. Ну вот, чаевые ей перечисляю каждый месяц. 14 300 руб. От официальной зарплаты.

Он так и сказал — чаевые. И заржал собственному остроумию.

Потом потянулся ко мне, повалил на кровать и спросил:

— А ты чего на меня так смотришь? Разве ты не такая же? Тебе же тоже люди на хрен не нужны, тебе бабки, бабки, бабки… Что, скажешь, нет? — он больно сжал мою грудь.

Я хотела сказать, что нет, это вовсе не так, но только стоило ли что-то ему говорить? И я смолчала. Он посмотрел мне в глаза и удовлетворенно кивнул.

Я еле дождалась утра и попросила его уйти, едва часы показали девять.

Он позвонил мне через две недели. Я сказала, что занята.

Как Борюсик жену искал

Борюсик — худенький мужичонка с повадками половозрелой кошечки.

Борюсик ходит ко мне давненько, и на это есть две причины.

Одна состоит в том, что Боре я даю совсем недорого — он когда-то сторговался в пору моего безденежья, с тех пор и повелось, а вторая — он явно нашел в моем лице свободные уши.

Ну, и просто я ему, наверное, нравлюсь.

Борюсику слегка за пятьдесят. Климакс в разгаре. Да, у мужчин он тоже бывает.

И у него идея фикс. Он искренне хочет жениться.

На молоденькой самочке не старше двадцати пяти.

И года три уж как все просит подыскать ему жену.

Однажды он даже продемонстрировал мне паспорт со штампом о разводе — чтобы мне было чем оперировать, рекламируя по девкам столь завидного жениха.

История Борюсика простая, как пенек.

Жил себе мужичок, обычно жил, меблюшечку поделывал, жену нажил, двоих детей. Дети выросли, жена тоже моложе не стала, и поселился в мужике бесенок. Ну, тот самый, который подсказал, что жизнь уходит, осталось немного, и куда ж инстинкты деть?

И Борюсик завел любовницу — дородную даму слегка за сорок.

Дама эта работала в том же цеху то ли приемщицей, а то ли кладовщицей и, видимо, от тоски по где-то бродящему женскому счастью, согласилась хоть на Борюсика.

Однако счастья в его лице она так и не сыскала, ибо вскоре из богом забытого села в город приехала поступать ее племянница — прелестнейшая нимфа со словарным запасом в тридцать слов и полненькими ножками.

Вскоре оказалось, что даже в техникумах нимф не ждут, ибо для поступления куда-то, кроме семейно-строительного, тридцати слов и троек в аттестате маловато, а потому нимфа осталась непоступившая и по такому случаю пристроенная той же тетей в тот же цех.

И Борюсик пропал.

Осада длилась недолго. Уж не знаю, от какого ума, или от безумия, или от гордости, что взрослый дядя посмотрел, но девочка Борюсику дала.

И с телом молодым случилось у него целых три раза.

Описывая те счастливые моменты, Борюсик делал в воздухе руками великолепнейшие па — показывал то сисечки — такие, то ножки — вот такие, то жопку — ууух!

Потом тело молодое одумалось, поняло, что зачем же ему дядя Боря, с которого ну как с козла молока, и переметнулось к молодому. Из той же бригады.

К слову, вся эта история прошла мимо тети, оставшейся в счастливом неведении.

А у Борюсика натурально съехала крыша. Ну, как съехала — сам он этого, конечно же, не видит. Но я-то понимаю.

И Боря начал страдать. Страдания эти состояли в том, что, вкусив прелестей молодой сельской нимфы, жить по-прежнему он уже не мог.

Роман с кладовщицей рассосался сам собой, а после он понял, что пожившая жена ему тоже не мила. Так Борюсик остался без женщин.

Квартирку пришлось разменять. Ему досталась не то общажка, не то коммуналка со спорными удобствами и кучкой алкоголических соседей.

И Борюсик решил снова жениться. Но только чтоб на молодухе.

Он давал объявления в газеты — молодухи не шли.

Он освоил интернеты — молодухи на фото смеялись, призывно выставляя прелести, но замуж что-то не стремились. Да что там замуж! Встречаться — тоже.

Боря приуныл и пошел по рукам молодых, но не бесплатных фей.

А потом он нашел меня. Не то чтобы я молода, но что-то Борю зацепило.

С Борюсиком достаточно легко. Главное — не мешать ему мной восторгаться.

— Цицици, мои сиииисечки! — причмокивает он, хватаясь лапками за мою грудь и вылавливая губами ускользающий сосок.

— Мням-мням-мням-мням-мням, мои булочки! — урчит он, обцеловывая мою попу.

— Ууууууу! — переходя на фальцетик, стонет он, закатив глаза.

— Аххххааааааа! — кричит он, выстреливая и откатываясь набок.

Потом он жалуется мне на жизнь.

Что молодые не хотят, и с ними ему как-то не везет, и что вот смотрела на него одна, но как с ней можно — ей целых сорок три! — и внучек есть; а еще одна была — так ужас! ужас! — сорок семь, а он же так не может.

— Катенька, — говорит он мне потом, — ну, может, появилась у тебя какая-то знакомая — ну чтобы лет до двадцати пяти; может, откуда приехала, так жить негде — я бы и приютил, я же с квартирой, и кормил бы, и замуж бы позвал. Ты отрекомендуй меня кому-то, хорошо? Только чтоб сисечки были — и Борюсик в воздухе корчит лапку в горстку — показывает сисечку.

Я торжественно клянусь, что, как только в моем кругу появятся молоденькие и согласные нимфы — они тут же станут его.

— Ой, Катенька, — говорит он в другой раз, — может, у тебя какая девочка есть, ну, тоже которая работает, может, ей надоело, бросить хочет, так ты ж знаешь, у меня и жить есть где, и в обиде не оставлю… И ты скажи, что прошлым попрекать не буду…

Только чтоб молоденькая, и сисечки чтоб не висели, пусть даже небольшие будут, но упругенькие, и чтоб попочка была… такая… — и корчит в воздухе уже две лапки.

А как-то Боря долго и задумчиво лежал, потом спросил:

— Катенька, а ты ж давно работаешь?

— Давно, — кивнула я.

А он потрогал мечтательно меня за сиську и сказал:

— А вот, Кать, тебе же работа надоела? Так может, ты бросишь? Ты же знаешь, у меня и квартира, и замуж я возьму…

Террорист

— Уууу, как я тебя затрахаю! Как я тебя затрахаю! Ты у меня отползать будешь! — грозит он мне по телефону.

— Приезжай, милый, я очень хочу, — воркую я, прижимая трубку плечом и помешивая варящуюся на плите кашу с молоком.