В следующие полминуты она явно проснулась, а еще через полминуты села в кровати.
— Ко мне? Да не вопрос. Да нету у меня, откуда… Хорошо, да, конечно, купим, я с Катькой, да, да, мы сейчас подъедем… Да ты не расстраивайся, ага, перевезем…
— Каать, — повернулась она ко мне, нажав на отбой, — вставай, надо к Ольке срочно съездить. Не забудь напомнить по дороге — купить больших и прочных пакетов.
— Она что, кого-то ночью убила, и надо помочь вывезти труп? — мрачно съязвила я, окончательно просыпаясь.
— Да нет, — задумчиво ответила Лиза, — она ко мне с вещами переезжает. Ее там из квартиры выгоняют, или что… Я так и не поняла. Но сказала, что очень срочно. Ладно, на месте уточним. Вставай, соня. Кофе сделать?
Лиза, шатаясь, уже плелась на кухню.
По квартире плыло дивное послевчерашнее амбре.
Через десять минут мы вызвали такси, а уже через час, еще немного пьяные после вчерашнего, с запасом больших пакетов, стояли на пороге уютной Олиной квартиры. Впрочем, в этот раз в квартире был непривычный бардак: Оля собирала вещи.
Увидев нас, она как-то истерично захихикала.
— Хозяйка чудит? — уточнила Лиза, оглядывая жуткий беспорядок.
— Хуже, — несвойственным ей голосом ответила Оля, — у меня тут такой цирк вчера был…
И, нервно закурив, добавила:
— Сука, лучше б я его вообще не брала… Еще ж подумала, когда домой зашли, что, блин, вообще малолетка на вид…
— Кто малолетка-то? — переспросила я.
— Да придурок этот, — Олька затянулась и выпустила дым, — девчонки, помогите вещи собрать. Прямо как есть складывайте в пакеты, надо отсюда рвать как можно скорее.
И, пока мы помогали ей собираться, Олька, страшно матерясь, рассказала нам, из-за чего вышел весь этот сыр-бор.
Было что-то около шести, Олька сидела дома и, в общем-то, никого не ждала. Клиентов последнее время было маловато, и предыдущий раз она отработала аж четыре дня назад.
Она уже собиралась было принять долгую пенную ванну и ложиться рано спать, как зазвонил телефон.
Довольно низкий, но молодой голос поинтересовался ценами на услуги, спросил, что входит, долго торговался, сначала сбил с двушки до полутора, а потом еще и так, чтоб за эти полторы тысячи, кроме классики, входил анал.
В другой раз Оля бы его не взяла. В другой раз она и торговаться-то с ним не стала бы, а просто послала бы ко всем чертям. Она, как и все мы, не любит халявщиков, но пятый день без единого клиента смягчил ее категоричность.
И Олька решила его взять. В конце концов, полторы тысячи тоже на дороге не валяются.
Через час накрашенная Ольга встречала его возле дома. Клиентом оказался достаточно высокий молодой парень, с остатками подростковой еще прыщавости, и в сумерках Олька на глаз определила: ему примерно девятнадцать-двадцать. Парень был зажат, смущен и сильно молчалив, спросил, когда ему отдавать деньги: здесь или уже в квартире; сразу или после…
Оля с ходу поняла: он у наших — в первый раз.
«Тем проще», — решила она для себя и повела его наверх. Дома она отправила его в душ, откуда он вышел уже возбужденный; практически без всяких ласк надела на него презерватив (а что там ласкать, за такую-то цену) и прилегла. Мальчишка жадно набросился и кончил буквально сразу.
Все случилось настолько быстро и он выглядел таким обиженным на себя, что Оля, после десяти минут ненапряжного трепа ни о чем, разрешила ему второй и сзади. Второй раз получился тоже недолгим, но был уже хотя бы пятиминутным. Олька привычно скучала под клиентом, а когда он закончил — быстренько выпроводила его из квартиры.
Уходил он, впрочем, со светящимся лицом.
А Олька решила не ложиться рано спать, а сходить в душ и съездить к давнишней приятельнице.
На том бы и закончился вечер, если бы не одно маленькое обстоятельство.
Вообще — доподлинно неизвестно, что произошло. То ли он, придя домой, сам похвастался маман, что наконец-то стал мужчиной, а потому орать на него она права не имеет, то ли сама властная мамаша, глядя на слишком уж довольное лицо прыщавого отпрыска, выпытала у него, где именно он был в последний час и почему не явился вовремя к ужину, — в общем, неясно, как это все так случилось. Да и неважно.
Важно то, что примерно часа через полтора после того, как он ушел, в Олину дверь позвонили. Оля как раз собиралась уходить и едва успела надеть туфли и влезть в рукав пальто.
Глазок подсказал: за дверью стояла крупная женщина непонятных лет.
— Кто там? — спросила удивленная Оля на всякий случай.
— Откройте, домоуправление, — как-то слишком уж звеняще ответили из-за двери.
И Оля открыла.
Дальше было странное. Дама по-хозяйски вплыла в квартиру, и лишь когда она уже стояла посреди коридора, Оля, наконец, заметила за ее могучей спиной сгорбившуюся тень недавнего клиента.
— Она? — властно спросила дама, повернувшись к юнцу и указывая толстым пальцем на Олю.
Юнец еще больше сжался, сглотнул и несмело подтвердил кивком головы.
Да, он сдал все явки и пароли.
Оля не успела ничего понять. Откуда-то слева к ее щеке прилетела мощная подача, а в следующую секунду чья-то рука схватила Олю за волосы и начала трепать.
— Ааахх тыжж, ссука! — визжала хозяйка цепкой руки.
Следующие слова, которые Оле удалось разобрать, были: «блядь», «скотина» и почему-то «невинного мальчика».
— Аааа! — от боли и неожиданности зычно заорала ничего не понимающая Оля. — Аааа! Отпустите! Что вы делаете?!
— Что я делаю?! — истерически вопила дама Оле прямо в лицо. — Да ты, скотина, моего мальчика…
Дальше было много и слишком нецензурно.
Мальчик, виновник событий, панически жался где-то возле дверей.
Кстати, двери в квартиру остались открытыми. Их так никто и не закрыл. Вопли разъяренной дамы вылетели в парадное, потекли вниз и вверх по лестнице, и на свои площадки начали выходить любопытные соседи, массово скучавшие в квартирах перед телевизорами.
Через минуту самые отчаянные начали удивленно заглядывать в открытую дверь Олиной квартиры.
Вид, открывавшийся прямо в коридоре, был великолепен. Обувь была разбросана, на ламинате валялись расчески, ключи и помады, с вешалки попадали вещи, пакет с мусором, предусмотрительно вынесенный Олей к дверям, чтоб не забыть захватить перед уходом, был растоптан, разорван, а его содержимое — размазано по всему полу.
— Что случилось? — робко поинтересовалась одна из бесстрашных старушек, сунув нос аккурат в эпицентр событий.
— Случилось? — взревела дама, на секунду отпустив Олю. — Случилось! Случилось! Она! (Дама показала негодующим пальцем на Олю.) Она! Невинного ребенка! Совратииила!
Где-то послышался придушенный смешок.
Лица слушателей стали предельно любопытными. Мадам, почувствовав, что нашла аудиторию, отпустила Олю и начала вещать на публику. Публика была безмерно благодарна. Сходить за попкорном все прибывающей публике мешала только боязнь пропустить интересное.
— Да вы знаете, кто она? — визжала дама, показывая на красную растрепанную Олю, и, вложив максимум негодующей драмы в голос, продолжила:
— Пррроститутка!
Раскатистое «ррр» Оля запомнила особенно четко.
Все внимательно посмотрели на Олю. В задних рядах зашушукались.
Не то чтобы никто из соседей не догадывался об Олином образе жизни. Трудно притворяться паинькой, когда к тебе каждый день ходит новый мужчина. Но одно дело — догадываться, а другое — знать наверняка.
Фиаско было полным.
Деморализованная Оля попыталась пискнуть, но ее срывающийся голос сразу потонул в раскатистом контральто разъяренной бабищи.
— Она, — дама зачем-то пустила истеричную слезу, — она моего мальчика затащила, изнасиловала, а мальчику всего пятнааадцать. Моего мальчика! За деньги! Совратила!
Смешок на заднем плане стал коллективным. Следом за смешком чей-то неуверенный голос решил уточнить:
— Так подождите! Как это — за деньги совратила? Она ему денег, что ли, дала? И что, он взял?