Подобные мысли еще долго не давали мне покоя, поэтому заснуть я смогла, если настенные часы не соврали, только ближе к рассвету.  

* * *  

Утро и день следующего дня я провела в одиночестве, еще больше накручивая себя. В результате, когда Кэссандр появился в комнате, я была уже на грани срыва.

– Насчет вчерашнего… – начал он после минутного молчания.

Тут натянутые нервы, как и ожидалось, не выдержали, и меня прорвало:

– Да какого Хаоса?! Ты вообще права не имел ко мне притрагиваться! Думаешь, сказал снисходительное «Сожалею», и тебе уже все позволено? – издевательски произнесла я, с трудом удерживаясь от шипения. – К демону твои подачки! Думаешь, меня интересуют какие–то призрачные причины, которые заставили так поступить со мной в прошлом? Или твоя оскорбленная гордость? Да мне плевать, что ты чувствовал! Все эти посещения и разговоры – думаешь, они что–то поменяли? – Конечно, поменяли. Но ему я в этом никогда не сознаюсь. – Пора бы тебе понять, что я никогда не стану относиться к тебе как–то по–другому. И придется тебе обломаться, если ты опять хотел использовать меня и мои чувства в своих играх. Такому, как ты, я никогда не поверю, потому что умею учиться на своих ошибках. – Лицо Кэссандра исказилось, как от боли, но я уже ничего не замечала, продолжая выплескивать все скопившееся во мне напряжение в хлестких и обидных словах. – Ведь ты на это надеялся, верно? Что удастся вновь приручить меня, вернуть старые чувства. Интересно, что на этот раз? Очередное пророчество? Или, может, ты рассчитывал через меня добраться до Алекса?

Мой голос резко оборвался, и в комнате повисло напряженное молчание. Запал исчерпался так же быстро, как и появился, и я сама уже удивлялась своей вспышке. Лицо надвига застыло в неподвижной маске. Внезапно он дернулся в мою сторону, как будто хотел сделать шаг, но остановился. Его губы искривились в горькой улыбке, а глаза, казалось, подернулись ледяной корочкой.

– Что ж, я вижу, мои надежды действительно были напрасными. Но ты зря думаешь, что я хотел использовать тебя. Впервые в жизни я пошел на поводу у сердца.

Тут он резко замолчал и с силой стиснул кулаки, как будто сказал что–то, о чем говорить не хотел.

– В любом случае, ты уже сделала свои выводы, и я вряд ли смогу тебя переубедить. Да и не хочу, – произнеся эту непонятную для меня фразу, Кэссандр резко развернулся на каблуках. Вспыхнул телепорт, и вскоре я осталась в одиночестве.

Яростно фыркнув, я откинулась на подушки и принялась сверлить гневным взглядом потолок. Поразительно, но оный остался цел, хотя я не удивилась бы, появись в нем дырки от моих буравчиков.

Но вскоре усталость и переживания прошедших дней взяли свое, и я, сама не заметив, крепко заснула.  

* * *  

В это время в зале южного крыла замка. 

Кэссандр нервно мерил шагами выстланный мозаикой пол и костерил себя всеми известными ругательствами, коих, надо заметить, нашлось не мало.

Нет, ну надо же быть таким дураком! Поверить, что действительно сможет что–то изменить! И, возможно, заслужить прощение…

От женщин одни проблемы. А от несовершеннолетних девиц – катастрофы и внутренняя деморализация! А так же полная капитуляция всех мало–мальски разумных мыслей. Определенно, от всех этих чувств мужчины глупеют и слабеют. И как это он мог позволить сердцу управлять разумом?! Нет, не бывать больше такому!

«И чего я вообще ждал? Что она обрадовано кинется ко мне на шею и признается в любви?»

Надвиг фыркнул. «Что ж, она доступно объяснила свою позицию. А валяться у нее в ногах, вымаливая прощение, я не собираюсь!»

Но Кэссандр и сам понимал, что все это – бравада. И если бы существовал реальный шанс получить ее прощение, он бы и не на такое согласился. Но его нет. Поэтому ему не остается ничего, кроме как… что? Отпустить ее? Но хватит ли на это сил? Выпустить пойманного журавля обратно в небо, не оставив у себя и синицы? Он еще помнил, как злость на нее из–за провала плана обратилась совершенно другим… Бывшие чувства вспыхнули снова, и вместо мести он стал ее приручать.

В любом случае, он должен это сделать – отпустить! Пора прекратить мучить и себя, и ее.

«Ну и пусть возвращается к своему любимому Александрию, мне все равно, абсолютно… " — зло подумал надвиг. И через несколько секунд, – «Чтоб ему сдохнуть!»

* * * 

Адиалия. 

На следующий день Кэссандр появился у меня в комнате ранним утром. Сухо сказав слова приветствия, он ничего не выражающим голосом заявил, что я свободна и могу в любое время уйти. И, пока я пребывала в состоянии шока, подошел ко мне и, взяв меня за руку, прикоснулся ключом–магом[22] к моим браслетам, которые в ту же секунду осыпались мелким пеплом. Я сразу же почувствовала, как Сила начала вливаться в меня, наполняя опустошенный резерв ауры. Надвиг, несмотря на меня, произнес короткую фразу на непонятном мне языке. Стены комнаты на мгновение вспыхнули зеленым светом – защита древнестихийного заклинания пала.

– Почему? – хриплым голосом выговорила я, как только ко мне вернулась способность говорить.

Кэссандр напряженно посмотрел куда–то поверх моего плеча и равнодушно бросил:

– Я больше не вижу смысла держать тебя здесь. Зачем, если вчера ты ясно дала мне понять, что я никогда не добьюсь своих низменных целей? – предпоследнее слово надвиг произнес с сарказмом. А меня вдруг посетило странное чувство вины – как будто я надругалась над чем–то неприкосновенным. Да что со мной происходит?

Кэссандр уже активировал телепорт (какое это все–таки наслаждение – вновь ощущать магию!), когда я неожиданно даже для себя окликнула его:

– Постой!

Надвиг напряженно замер, не заканчивая плетения заклинания.

– Вы что–то хотели, ваше высочество? – голосом обмороженной рыбы произнес он. Я непроизвольно передернула плечами, не в силах понять неоформившуюся догадку. Что–то снедало меня, не давая просто так дать уйти Кэссандру. Не отдавая себе отчета, я внезапно выпалила:

– Ты когда–нибудь любил меня? По–настоящему?

Сконфуженно замолчав, я мысленно проклинала себя на все лады. Дура! Кто меня за язык потянул?

Надвиг посмотрел на меня и как–то грустно улыбнулся.

– Я никогда и не переставал. Только вот понял слишком поздно, – последняя фраза была преисполнена неподдельной горечью.

Кэссандр, пока я ошеломленно взирала на него, бросил мне тихое «Прощай» и растворился в свечении телепорта.

Не знаю, сколько я просидела, не двигаясь и смотря в одну точку. Да уж, такого ответа я точно не ожидала. И, когда до меня дошла вся трагикомичность ситуации, я расхохоталась. Только вот смех был невеселым. Я поняла, что у меня начинается истерика, и заставила себя замолчать. По щекам катились слезы, обрываясь с подбородка и падая на покрывало. Да что ж мне так не везет, а? Почему я никак не могу разобраться со своим глупым сердцем?

Я вспомнила свою вчерашнюю вспышку, и мне стало стыдно. Это что же получается, теперь уже я виновата перед Кэссандром? Поймав себя на этой мысли, грустно усмехнулась. Дожила – мучает совесть за то, что обидела своего врага. Вот только, врага ли? Сомнений в правдивости его слов не было – невозможно так сыграть. А если он не врал…

И вдруг мне все стало ясно. Понимание накрыло с головой, заставляя мучительно съежиться. Значит, оскорбленное самолюбие, да?

Нет.

Это больно, когда твои чувства втаптывают в землю. Когда ломают твою любовь, ты начинаешь ненавидеть. А значит… значит, я не имею никакого права злиться и лелеять свою обиду на Кэссандра.

Но тогда что же это получается – я все это время ненавидела его незаслуженно?

«Окстись, дура! Может, теперь еще и себя винить начнешь??» — возмутился голос разума. Но сердце перевесило, и я начала судорожно искать решение, чтобы хоть как–то облегчить мучающее меня чувство вины.

Наконец до меня дошло. Нужно просто дать Кэссандру то, чего он от меня ждал. И я решительно создала ручку и листок бумаги.