Мог ли Джокер меня предать? Намеренно устроить ловушку? В этом ужасном месте никому нельзя доверять. Мой единственный друг вполне способен оказаться моим врагом. Больше ничему не удивлюсь.

Что будет, когда я отсюда выйду?

Поглядываю на скупо поблескивающие в полумраке прутья решетки и ловлю себя на том, что совсем не хочу проверять свои худшие теории.

Без кулона я как голая. Значит, любой парень может взять меня? Поиграть и передать другому? Или поделиться? На мое мнение всем наплевать.

Боже. А что если поговорить с новым ректором? Что если попросить у него защиту? Или еще лучше – свободу? Я мечтаю вернуться домой. Я могу солгать и пообещать, что никому ничего не расскажу о правилах. Лишь бы вырваться из «Клетки».

- Здесь есть душ? – спрашиваю, когда охранник приносит еду. – Можно ли мне искупаться?

Мужчина смотрит на меня так, словно я прошу у него наркотики. Нет, еще более пораженно.

- Я четыре дня не купалась. Тут нет умывальника. Не уверена насчет правил проживания в карцере, но даже в тюрьмах у заключенных есть шанс, чтобы отправиться в душ. Иначе можно заболеть. Подхватить опасную инфекцию.

- Я узнаю, - раздается короткий ответ.

Ничего себе. Охранник впервые ответил на мои слова. Раньше я постоянно пыталась завязать беседу, но ничего не получалось. Стена глухого молчания. Ноль эмоции.

- Горячей воды нет, - сообщают мне через час. – Но вам разрешено принять душ. Пойдете?

Как вежливо с их стороны.

- Конечно, - немедленно соглашаюсь я.

Лучше холодная вода, чем никакая. И мое мнение не меняется, даже когда я оказываюсь под ледяными струями. Либо я привыкла к холоду, либо слишком сильна потребность смыть с себя все лишние воспоминания.

Пар вырывается из моего приоткрытого рта. Дрожь колотит тело.

Я стараюсь поскорее намылиться, опять встаю под мощные струи, которые по ощущениям смахивают на жидкий лед, оплетающий меня вязкой паутиной.

Зуб на зуб не попадает. Но я успешно справляюсь.

В камере меня ждет новый плед и очередной термос горячего чая. Тороплюсь отогреться, но о главном тоже не забываю.

- А можно мне и завтра в душ? – спрашиваю у охранника.

- Я уточню.

Не знаю, кто выдает подобные разрешения, сомневаюсь, что согласование идет лично через ректора, но я благодарна человеку, который разрешает посещать душ каждый вечер. Такие выходы не только позволяют поддерживать гигиену, но и стимулируют общий тонус. Я стараюсь не расслабляться, делаю различные упражнения, тренируюсь, пробую занять тело, пока ум отдыхает.

Хотя нет, мой разум не отключается. Лихорадочно соображает, ищет пути решения накопившихся проблем. Я как умею стараюсь переключить внимание с того, что меня пугает. И нет, это вовсе не Соколовский, не остальные мажоры, желающие заявить права и поиздеваться над новой жертвой, не вероятные наказания в будущем. До жути страшит другое.

Захар. Моя реакция на него. Мой странный отклик. Дурацкие мысли, которые кружат голову. Идиотские чувства, охватывающие меня против всяких законов логики.

Мерзко. Должно быть мерзко при одной только мысли о нем. Гадко. Тошно. Отвратительно.

А все происходит с точностью наоборот.

Сердце пропускает удар за ударом. Замирает. Томительно, сладко. Под кожей разливается жар. Колючие импульсы простреливают тело, разгоняют кровь, вынуждают пульс впасть в бешенство, одержимо врезаются вглубь.

Стоит только подумать про Захара – холод исчезает. Даже холодный душ резко становится горячим. Упругие струи воды больше не кажутся ледяными, будят внутри меня совсем другую дрожь. Запретную. Преступную. Абсолютно дикую. Аморальную.

- Я сошла с ума, - шепчу и нервно усмехаюсь.

Я думаю про Захара слишком много. Нет. Постоянно. Он вечно рядом. Незримо. По ночам просыпаюсь и оглядываюсь по сторонам, сердце гулко бьется о ребра.

Я жду. Господи. Боже мой. Я жду. Хочу увидеть его.

- Бред, - роняю сдавленно. – Безумие какое-то.

Я слышала, как девчонки обсуждали, что первый парень становится особенным, влияет на тебя, именно первого ты помнишь всю жизнь, до конца дней. Но правда тогда кто-то поднял это на смех, возразил, будто такие заявления полная чепуха. Первый или второй. Да хоть десятый или сотый. Разницы нет.

Я поднимаюсь, отчаянно тру ладонями горящее лицо.

- Может, это простуда? – рассуждаю вслух, кусаю губы. – Я заболела. У меня температура. Вот и размышляю опять обо всяких глупостях. Это пройдет.

Я стараюсь убедить себя в том, что ничего не было. Захар не взял меня, не лишил девственности. Я успела от него удрать, вырвалась в последний момент. Я не согласилась отдаться ему. А он и не предлагал ничего.

Тогда откуда синяки на моей коже? Откуда следы от засосов?

Плевать. Не важно. Эти отметины скоро сойдут. Я вижу их только, когда оказываюсь в душе, ведь там свет гораздо лучше, чем в камере. Все исчезнет, память сотрется.

Только тело помнит. Напрягается. Будто чувствует что-то. Ждет. Томится в неизвестности.

Проклятье, неужели мое тело хочет его?

Абсурд. Я же не… я не могу без любви. Для меня важны чувства. Я всегда мечтала найти свою судьбу. Умного, доброго и нежного парня, который бы обладал схожими интересами.

Смутные догадки терзают разум. Чудовищные, пугающие. Они вспыхивают и гаснут, заставляя теряться в мучительных догадках.

А что если я влюбилась в Захара, просто потому что он стал моим первым?

- Нет, - бормочу в темноту. – Нет, нет. Так не бывает.

Тянет закричать. Завопить. Но я закрываю рот ладонью, сдерживаю истерический вопль. Надо быть тише. Глупо привлекать внимание охранников.

Седьмой день не приносит ничего нового в установившийся распорядок. Завтрак. Зарядка. Обед. Попытка вспомнить по памяти несколько стихов, чтобы совсем не отупеть и не позволить разуму закостенеть. Ужин. Поход в душ.

Охранник запирает за моей спиной тяжелую деревянную дверь. Я прохожу вперед, стягиваю одежду, укладываю на лавку. Оглядываюсь, но не замечаю никого вокруг. Комната рассчитана на десять человек, именно столько здесь душевых, правда нет ни единой перегородки. Я стараюсь поскорее справиться с купанием.

Ступаю на пол босыми ногами, открываю кран и вздрагиваю всем телом. В начале всегда так. Жутко холодно.

Я хватаю мыло, остервенело им натираюсь. Отстраненно отмечаю, что отметины на коже бледнеют. Их не так много, но при взгляде на каждую прошибает острая дрожь.

И опять внутри разливается жар.

Я четко ощущаю прикосновения Захара. Все так, будто это происходит прямо тут и сейчас. Его пальцы на моих плечах, накрывают грудь, сдавливают соски, скользят по животу, помечают каждую клетку моего тела огненным клеймом.

Какой там к черту кулон?

Он пометил меня совсем иначе. Гораздо хуже и безнадежнее. Выжег свои инициалы внутри. Под кожей. Выбил их на костях, вырезал так глубоко, что я от этого теперь никогда не избавлюсь.

Лампа мигает.

Я мотаю головой, пробую избавиться от навязчивых образов в голове. Пошатываюсь и упираюсь ладонями о каменную стену, царапаю серую кладку камней ногтями.

Мое тело так странно реагирует. Вода раскаленная. Или это игра воображения? Горит кожа. Пылает плоть.

А может, душ починили?

Затылок жжет. Такое чувство, точно кто-то смотрит на меня, останавливается позади и буравит взглядом, проходится от макушки до пят.

Я запрокидываю голову назад, подставляю лицо под упругие струи, поправляю влажные волосы.

Нет, все-таки вода ледяная. Наваждение исчезает. И я понимаю, что по дурости намочила голову.

Интересно, охранник принесет фен? Даже если принесет, подключить его там некуда. Не помню, чтобы в камере была розетка.

Лампа гаснет, заставляя меня задержать дыхание.

- Кто здесь?

Я оборачиваюсь, но ничего не способна различить в кромешной темноте. Шум воды сливается с гулким боем пульса в ушах.

Охранники не стали бы за мной подсматривать. Да? Надеюсь. А как насчет мажоров? Как насчет тех долбанутых магистров в масках?