— Предатель, — с презрением бросил Пробус, хохотнув, но чисс высокомерно смолчал в ответ на это оскорбление.

— У каждого свой путь, — произнес он, озвучивая какие-то свои мысли.

Казалось, Сила, оплетающая черными щупальцами четверых ситхов словно спрут, затопила все кругом, захлестнула Люка, раня его микроразрядами жгучих, раскаленных до бела молний, а за стеной тысячами мертвых глоток шипела и стенала Тьма.

— Глупцы-ы, — голос Малакора распадался на шепот и вой, невыносимо давя на виски, — жалкие ничтожества. Что ты возомнил о себе, Пробус? Кто ты такой, Лэнн Дайтер? Или, может быть, эта шлюха что-то из себя представляет?! Я уничтожу вас одним пальцем.

— Попробуй, — выдохнул Пробус, и в его голосе не было страха и неуверенности. — И ты отведаешь мощь Дарта Акса.

— Стой где стоишь, женщина.

— Это моя женщина, и только я смею ей приказывать. Беги, Алария! Делай, что должно!

— Алария, нет! — почти выкрикнул Малакор. — Ты погибнешь; дворец набит охраной, и тебе не пройти.

— Я верну ее так, как это делал ты, — с ненавистью выдохнул Пробус. — В самое крепкое и самое юное тело ее клона. И мы будем вместе, Алария. Слышишь? Вместе. Помоги мне уничтожить Дарта Вейдера, и я буду любить тебя.

Эти слова возымели просто невероятное действие; казалось, весь мир взорвался криком, визгом небывалой высоты и одержимости, и оглушенный Люк не мог понять, кто это вопит — Алария, сошедшая с ума от счастья, Малакор, в ярости и отчаянии, или Пробус, хохоча от злорадства.

От яростного столкновения троих ситхов дрогнул пол под ногами Люка, и раскаленная плазма яркими исками расчертила, расцветила темноту. Алым прямоугольником вспыхнул дверной проем, и из зала, наполненного яростным жужжанием сшибающихся сайберов вывалилась Алария, словно выкинутая прочь ударной волной Силы, которой ситхи щедро угощали друг друга, стараясь сокрушить, изломать тела.

Оглушенная и ослепленная этим мощным толчком, она кое-как поднялась, путаясь в своих тряпках, практически наощупь пробежала несколько шагов и вновь упала, когда пол вздрогнул и заколебался от направленного в него удара.

Кажется, она всхлипывала, ее плечи содрогались от плача.

Удивляясь тому, что способен думать о чем-то отвлеченном, Люк с какой-то жалостью отметил, что это полубезумное, ослепленное своей фанатичной любовью существо полагает, что Пробус остался там прикрывать ее побег, и это наверняка выглядит романтично и прекрасно, но вот только ведь это было не так.

Да, Пробус готов был умереть, дав Аларии возможность уйти, но его грела не любовь к ней и не мысль о ее безопасности.

Он подпитывался лютой злобой и горячей надеждой на то, что Алария совершит ту гнусь, на которую он ее подбивал, он пил отравленный напиток, ударяющий в голову и придающий ему сил, и назывался он — месть.

Оставив ситхов выяснять отношения друг с другом, Люк рванул за женщиной, которая уползала на четвереньках от места схватки, цепляясь ладонями за танцующий под нею замусоренный пол.

Он догнал и перехватил ее уже на улице, когда она, рыдая и захлебываясь воем, вывалилась из дверей на землю, размазывая по лицу грязными ладонями слезы, попыталась подняться на ноги.

— Стой, — у Люка не повернулся язык добавить к своему приказу фривольное словцо "красавица", хотя очень хотелось. Он крепко ухватил ее за локоть, совершенно забывая, что его металлические пальцы способны переломать, раздробить ее кости, и Алария громко вскрикнула от боли и гнева. — Куда же ты так спешишь?

Тяжелейший толчок Силы, оглушая, сминая, ударил Люка в грудь, и джедай отлетел, оглушенный этим злым, отчаянным ударом, зажав в металлических пальцах кусок ткани, еще недавно бывший рукавом платья Аларии.

Женщина не скрывала своей темноты никогда; но своим постоянным нытьем, слезами, показной беспомощностью она настолько заморочила головы всем, что Люк и не ожидал от нее ничего подобного.

Всеми силами цепляясь за ускользающее сознание, одурев, ослепнув, Люк рывком раскрылся Силе, оживляя мир и ощущая угрозу намного острее, чем ранее, он скорее интуитивно вбросил руку с зажатым в ней сайбером вперед, и голубой луч его оружия встретился с алым лучом оружия Аларии, подлетевшей в тот же миг к поверженному джедаю.

Разыгравшийся к ночи ветер рвал и трепал изодранное в лоскуты серое одеяние женщины, на ее обнаженном плече, с которого Люк сорвал рукав, наливалась кровью большая ссадина, а искры, сыплющиеся от скрещенных, подрагивающих сайберов, освещали ненормальное, уродливо искаженное лицо Аларии с оскаленными зубами.

Навалившись всем телом, пыхтя, она пригибала, приближала смертоносные лучи к голове Люка, и в диких глазах ее, покрасневших от слез, не читалось ни капли жалости.

— Умри, умри, — взахлеб рычала женщина, багровея от усилий, рыдая, но эти слезы были вовсе не по тому, кого она так ласково называла сыном. Так вырывались из ее души отчаяние и ярость оттого, что он задержал ее на пути к ее цели.

Удар Силы Люка, как хорошая оплеуха, заставил Аларию перекувырнуться и шлепнуться о землю плашмя, словно пыльная тряпка. Алый сайбер, отлетев, погас в темноте, и Люк, уже зло встряхивая головой, прогоняя остатки головокружения, поднялся на ноги, упрямо сжав губы.

Казалось, одержимость подпитывает Аларию просто неимоверной энергией; даже получив сокрушительный удар, она не потерялась ни на минуту, ни на секунду ее разум не помутился.

Почти тотчас же она вновь вскочила на ноги, как мяч, но ее следующая атака была предупреждена вторым ударом Силы, от которого она вновь со звонким шлепком отлетела далеко от грозно наступающего на нее Люка и рухнула на землю, даже не успев отыскать и призвать в свою ладонь оброненный сайбер.

— Маленький мерзавец, — зло и потрясенно прошипела Алария. Это было поразительно — то, как быстро она справляется с шоком после таких серьезных ударов, но, казалось, она сохраняет свое сознание абсолютно кристально-чистым. — Видит Сила, не надо было тебя…

— Ты мне не мать, — презрительно выплюнул Люк, сверкая гневными глазами. — Не мать. Так что закрой свой рот, монстр.

Алария, этот неугомонный сгусток абсолютного зла, вновь оказалась на ногах, так, словно и не было этих страшных ударов. Она уже не притворялась; ее налитые темной силой глаза смотрели исподлобья зло и страшно. Сверкнув в ночном свете, сайбер скользнул в ее ладонь, и Алария, злобно рыкнув, вышибла прикосновением Силы смертоносное алое жало из крепко сжатой рукояти.

— Ну, иди же сюда, — прошептала она, — иди ко мне…

Наверное, подспудно Алария надеялась на то, что Люк не осмелится поднять на нее руку, что его мягкая натура возьмет вверх над решимостью, и он предпочтет уговорить, воззвать к здравому смыслу, стушуется, и это даст ей несколько секунд преимущества, которые она использует… использует для…

Но Люк не испытывал ни тени сомнения. Не произнеся ни слова, в один прыжок настигнув отброшенную его толчками Силы женщину, он нанес стремительный удар сайбером по растрепанной ветром фигуре, и оружие джедая и ситх-леди скрестилось, гудя.

Алария, скрежеща зубами от ярости, бешено рыча, удержала первое нападение Люка, хотя все ее тело напряглось и вытянулось в струну, и сайберы замелькали, терзая сумерки, так легко и яростно, словно никогда не было между двумя дерущимися слов "мать" и "сын".

Хладнокровие и мудрость, мастер Люк.

Молодой джедай был сильнее Аларии, но и ее рука была тверда и скора, и теперь, сбросив маску беспомощности и жалкости, женщина предстала перед Люком в своем истинном облике. Яростная и беспощадная убийца, ситх, такая же беспощадная, как те, кто сейчас боролся там, в темноте, за стенами здания, каждый за свое право идти своим путем, такая же опытная, как Лорд Фрес, такой же умелый воин, как сам Люк, закаленный в многочисленных боях.

Как же долго ты шагала темным путем, как долго?

Хладнокровие и мудрость, мастер Люк.

Порывы горячего сухого ветра рвали и трепали иссеченный серый балахон женщины, имперские шаттлы со штурмовиками, освещая посадочную площадку, заходили на посадку, белыми громадами зависая над головами дерущихся, и даже за гулом двигателей были слышны четкие сухие команды командиров штурмовых отрядов.