— Семьдесят градусов, — охотно пояснил участковый. — На апельсиновых корках. Чистый витамин.

Пришлось шикнуть на компаньонов, иначе рассказ про витаминный напиток, перемежаемый дегустациями, продолжался бы до утра.

На лодке вспыхнул фонарь, и тотчас одна из теней с плеском упала в воду. Свет фонаря мелькнул в глубине и растаял. Ныряльщик находился под водой не меньше минуты. Затем вынырнул в стороне от лодки, отдышался и снова нырнул. Ныряния продолжались с деловитой регулярностью ещё не менее получаса. Заморосил дождь, силуэт лодки стал едва различимым. Оператор снова припал к камере, колдуя с настройками. Наконец, ныряльщик вернулся в лодку. Даже сквозь дождевую морось было видно, как он неистово жестикулирует. До шалаша долетела череда невнятных матерных фраз.

Наконец якорь был поднят, вёсла невпопад зашлёпали по воде.

— За мной, — скомандовал Кречетов. — Будем брать на лодочной станции.

Караваев в два счёта собрал аппаратуру, и маленький отряд трусцой припустил по дорожке к дальнему краю пруда, куда гребец направлял лодку.

Чертыхаясь на дождь и поминутно оступаясь на скользкой дорожке, преследователи обогнали лодку и оказались на станции первыми. Караваев, деловито расставил треногу.

— Когда они вылезут из лодки, я включу свет, — предупредил Кречетов.

Караваев кивнул и принялся переключать камеру на дневную съёмку.

Когда лодка вынырнула из дождевой пелены, послышалась перебранка экипажа.

— … что доверилась такому ничтожеству! — негодовал грудной женский голос.

Мужской в ответ бубнил что-то неразборчивое. Лодка с шорохом врезалась носом в берег, одна из фигур торопливо спрыгнула на песок.

— Постой, Нелли, прошу тебя! — раздался ей вслед рыдающий вопль.

— Прощай, козлик, — бросила неумолимая Нэлли и направилась мимо лодочного сарайчика к едва приметной дорожке.

В это мгновение Кречетов включил свет. Прожектор, припрятанный ещё днём сотней солнц озарил причал с лодками, сарай и пять застывших фигур.

— Гражданин Громов, — громко и торжественно произнёс Кречетов, — вы задержаны по подозрению в совершении убийства и попытке присвоения ценностей. Вы, гражданка, тоже стойте на месте.

— Ещё чего! — вспылила гражданка, мгновенно пришедшая в себя. — Я про ваши дела знать не хочу. А все ценности у этого козла в кармане. На них он меня в Париж собрался везти.

Она сдобрила фразу парой площадных выражений и повернула было на тропинку, но на её пути выросла фигура Никиты Степановича.

Из лодки вылез уполномоченный от министерства культуры и затравленно посмотрел на Кречетова. Вид у него был жалкий. Со слипшихся волос и гидрокостюма падали тяжёлые капли. Взгляд кладоискателя был ошалевшим. Он был совершенно потрясён происшедшим..

— Золото, бриллианты… Где всё это? — бормотал он, словно в беспамятстве. — Это вы? — он вдруг обратился в Кречетову, — Это вы всё?! Отдайте, верните!

Он неожиданно зарыдал и упал на колени, судорожно тряся головой. Кречетов подошёл к нему и защёлкнул приготовленные наручники на мокрых запястьях.

— Где сокровища? — строго спросил Кречетов. — В лодке?

— Сокровища?! — Громов посмотрел на следователя совершенно безумным взглядом. — Это вы называете сокровищами? Это?

Он скользнул рукой к закреплённому на поясе кармашку и извлёк оттуда золотую монету.

— Вот и все мои богатства, — давясь безумным смехом, произнёс Громов.

Кречетов забрал у него монету и внимательно рассмотрел. Так и есть — царский империал!

— Монет должно быть двенадцать. Где остальные?

— Где? — хохотнул Громов и тут же ответил сам себе, использовав похабную рифму.

Кречетов оставил его и направился к лодке.

— Максим Леонидович, снимайте здесь, — бросил он оператору.

Однако, снимать было нечего. На дне лодки лежали ласты, маска и якорь на длинной сырой верёвке. Сокровища отсутствовали, и для Кречетова это был весьма удручающий факт.

Допрос чиновника и его подруги, которой оказалась поэтесса Кутеева, Антон решил отложить до утра. После фиаско с исчезнувшим кладом от них вряд ли можно было услышать что-нибудь путное. Да и сами организаторы задержания, изрядно вымокнув под моросящим дождём, едва стояли на ногах.

Задержанных отвели в гостевой дом и заперли в номерах, взяв слово, что до утра те не наделают никаких глупостей. Права и ключи от машины Кречетов всё же у чиновника отобрал. Слово словом, но оставлять отчаявшемуся человеку соблазн для побега было бы не по-христиански. Только после этого наручники с гражданина Громова были наконец сняты.

Кречетова, усталого и опустошённого неудачей, зазвал на ночлег участковый, категорически не принимая отказа. Кречетов и не противился: глаза его предательски слипались, в голове нехорошо гудело. Провести остаток ночи, ютясь на неудобном антикварном кресле в кабинете Дольского ему сейчас было не под силу.

— Вот и ладно, — обрадовался Никита Степанович. — Наталья ещё с вечера пирог с капустой затеяла. Повечеряем и баиньки. Утро вечера мудреней.

15

Утром, за галушками с домашней сметаной, Наталья так и бросала красноречивые взгляды на Кречетова. Пришлось поведать изнывающей от любопытства хозяйке о прошлой ночи.

— Стало быть, опередили вас, — покачала она головой. — А ведь говорила я, что есть в пруду графский клад. Мой-то только отмахивался. Сказки, мол, суеверия. Вот и домахался.

Она ткнула пухлым кулаком в макушку супруга и ушла в кухню за чаем. Упрёк Натальи Кречетов взвесил и на себя. Он ведь тоже до последнего не верил в клад — пока не подержал в руке царский империал.

Телефон тренькнул сообщением:

«Вчера в 19.20. следственной группой прокуратуры был предпринят обыск в квартире гражданина Громова Ильи Евгеньевича. В присутствии его супруги и понятых была обнаружена и изъята картина, соответствующая данному вами описанию.

Майор юстиции Шестакова Е. М.»

Наталья принесла из кухни пузатый чайник, распространяя дух хорошо заваренного свежего чая с листом смородины. К чаю были предъявлены маленькие сахарные плюшки.

«Всё идёт отлично, — подумал Антон, с удовольствием укусывая мягкое тесто. — Будет чем прижать ночного ныряльщика».

Никиту Степановича Антон отправил в сторожку к дежурному охраннику — узнать новости на объекте. Сам же направился в особняк.

Каково же было удивление Антона, когда в фойе его встретил Громов, переодетый в деловой серый костюм. Он учтиво поздоровался со следователем и, мягко схватив его за локоть, повлёк в кабинет Дольского.

— Гражданин Кречетов, поймите, не для себя, — причитал он, с собачьей преданностью заглядывая в глаза представителю закона. — Хотел ведь как лучше. Думал, найду сокровища, отреставрируем имение, парк восстановим… Сами знаете, какое скудное финансирование.

Судя по воспалённым глазам, ночь для чиновника выдалась бессонной, зато, он, похоже, успел подготовить к допросу стройную линию поведения.

Услужливо улыбаясь, Громов распахнул дверь кабинета и ласково подтолкнул Кречетова вовнутрь. В кабинете, превратившемся в последние дни в допросную, Антона ждали ещё двое: поэтесса Кутеева в чрезвычайно открытом летнем туалете и сам потеснённый хозяин, Иван Степанович Дольский. Директор сидел в историческом кресле, положив седую голову на молитвенно сложенные руки и смотрел на вошедших со смиренным страданием. Нэлли Кутеева прохаживалась от стены к стене и нервно курила тонкую дамскую сигаретку, заправленную в мундштук.

— Прежде всего, кто выпустил задержанных из их номеров? — строго спросил Кречетов.

— Это я, гражданин следователь, — с покаянным видом отозвался Дольский. — Илья Евгеньевич, конечно, понаделал глупостей, но ведь он не преступник.

— С чего вы взяли? — поинтересовался Антон, усаживаясь за директорский стол.

— Он милейший и глубоко порядочный человек, — убеждённо произнёс Дольский.