— Цацки, в основном, именные, включая ордена. Сдать их в скупку, значит сразу же нарисовать себе срок, — пояснил Антон. — Да и одним разом сдать не получится. Для этого нужно найти серьёзного покупателя. Остаётся, вывезти за границу. Как вывозить? Это не коробок спичек. Только контрабандой или дипломатическим каналом. И то, и другое требует весьма крутых связей. Это раз, — Антон загнул один палец.

— А переплавить не проще?

— Проще, — согласился Антон. — Только можно потерять на этом целое состояние. Уникальные исторические вещи стоят в разы дороже самого золота. Например, орден Святой Анны у коллекционеров идёт по двести-триста тысяч рублями, в зависимости от сохранности. А сколько с него получишь, если переплавишь? Дальше: брюлики, — Антон загнул второй палец. — Бриллианты пристроить проще, но тут мы в тупике. Если брюлики средних размеров, не уникальные, они затеряются у барыг, и отследить продавца будет непросто. Дальше — изумруды. Необработанные изумруды купит разве что ювелир, — он загнул третий палец. — Ювелиры — публика до крайности теневая. Изумруды относятся к валютным камням. Снова — статья. Если кто и прикупит с рук для работы, не сознается и на дыбе.

— Остаются монеты! — ахнул кулаком по колену участковый. — Ловко вы, Антон Васильевич, я бы сам не скумекал.

Никита Степанович уважительно посмотрел на следователя.

— А ну как успел-таки, подлюка, сбагрить эти империалы? — помрачнел участковый. — Как тогда?

Антон уверенно покачал головой.

— Такие дела просто не делаются, — пояснил он. — Нужно найти покупателя, выйти с ним на связь. Нужна личная встреча, чтобы засветить товар. К тому же, наверняка, преступник захочет пристроить товар оптом. Деньги огромные: будут торговаться. На это уйдёт не меньше недели. К тому же, имение за последние дни никто не покидал, кроме нашего ночного ныряльщика. Но господин Громов, как мы выяснили, не в счёт.

— Так что же это, клад ещё здесь, в имении?

— Думаю, да, — кивнул Антон. — Разумнее перепрятать клад и дождаться, пока закончится следствие, чтобы потом спокойно вывезти ценности.

— Почему не теперь?

— Дорога из Бобрищ одна. Я в первый день распорядился поставить пост. Каждую машину проверяют тщательно, иголку не провезёшь. Зачем же рисковать?

Участковый снова наморщил лоб.

— Так как же мы найдём покупателя? — спросил он обеспокоенно. — Он ведь сам с повинной не явится.

— А искать покупателя и не нужно, — усмехнулся Антон. — Нумизматов, способных разом прикупить одиннадцать империалов, в стране несколько человек, и к вечеру я буду знать их поимённо.

Антон взглянул на настенные часы и присвистнул: пора было немедленно ехать в Тулу.

Утром следующего дня Антон прикатил в имение с обещанным списком нумизматов и комплектом для спутникового интернета, взятого в техотделе за литр дагестанского коньяка.

Костя Тагарин отыскался быстро. Первый же постоялец гостевого дома указал в сторону сцены. Там, несмотря на раннее время, собралась порядочная толпа и звучала музыка. Когда Антон подошёл ближе, стала очевидна цель мероприятия. На сцене лёгкая, пружинистая девушка в голубом трико проделывала под бодрую музыку упражнения китайской гимнастики цигун. Её движения были просты, изящны и совершенны. Публика безуспешно пыталась их повторять.

Подобное действо Антон видел однажды в Шанхае, куда ездил в командировку. Его тогда поразила утренняя площадь, заполненная людьми, и их неспешные размеренные движения, точно повторяемые за гуру. Правда, там, на шанхайской площади, не было стольких похмельных лиц и никто из китайцев не курил.

В толпе выделялась бодрая, деятельная фигура Громова. Вчерашний арестант сновал между нестройными рядами физкультурников, отбирая сигареты и пивные банки.

— Чёрт знает что, — как ни в чём не бывало, посетовал он, здороваясь со следователем. — Стоило на день отлучиться, дисциплина совершенно расстроилась. — Пьют, курят, как паровозы, вчера драку устроили.

— Вы бы по ночам поменьше дайвингом занимались, — напомнил ему Антон. — Глядишь, и паства ваша от рук бы не отбилась. Вы картину-то Дольскому вернули?

Громов затравленно посмотрел по сторонам.

— Завтра привезу, — нервным шёпотом произнёс он. — Вы же знаете, картину ваши забрали при обыске. Но я звонил, договорился. Завтра вернут. Лучше скажите, когда закончится ваша принудительная изоляция? Ещё день-два — и мои башибузуки взбунтуются. Неделю сидят без денег. Художники, писатели — народ, знаете ли, высокой нервной организации. Многие пьющие. Вчера Апашин свой халат на портвейн выменял. Если так и дальше пойдёт, они голышом отсюда поедут.

— Идёт следствие, — напомнил Антон. — По моим данным убийца и сейчас находится здесь, на территории. Так что прищемите хвост вашим башибузукам с высокой нервной организацией. Скоро всё прояснится. Кстати, и с вас, Илья Евгеньевич, я полностью подозрения не снимаю.

Услышав последнюю реплику, Громов криво улыбнулся и поспешил к прерванным обязанностям.

Костю Антон разглядел за пультом и устремился к сцене, лавируя между согбенными в причудливых позах фигурами. Среди всех белой вороной выделялся художник Апашин. Лишённый своего знаменитого халата, он был облачён в белоснежные простыни на манер римского патриция, но оставался узнаваем по своей неизменной тюбетейке.

Костя заметил Антона и помахал рукой.

— Ты мне нужен, Константин, — заявил Антон, протягивая руку. — Можно тебя украсть на полчасика?

— Не вопрос, — пожал плечами Тагарин. — Сейчас эта байда закончится. Осталось минут пять. Подождём?

Антон кивнул, отошёл в сторонку, за сцену. Вид на пруд отсюда был, как всегда великолепным. Антон оглядел, насколько хватило взгляда, раскинувшийся вокруг парк, оглянулся на дворец, залитый солнцем. Утро было прекрасным, роса сверкала на каждом листочке, мир улыбался. Но где-то здесь, затерявшийся среди других, слившийся с этим парком, с этим чарующим миром, таился преступник. Старина Кастор клялся, что узнал голос — значит, этот человек здесь… И может быть, не один. И, может быть, не раз эти люди проходили мимо него, следователя Кречетова, смотрели в глаза, здоровались за руку. Он тяжело вздохнул, облокотился о стену. С одной из кулис на него смотрела нарисованная к фестивалю чеховская чайка. Набросанная умелыми лихими росчерками, выглядела она при этом какой-то не по чину потрёпанной. Антон подошёл поближе. Ах, вот оно в чём дело… Сквозь слой белил проступало угольно-чёрное. То есть, первоначально это была не чайка? Или чайка, но чёрная. Есть ли такие в природе? Кречетов этого не знал. Он видел сейчас другое: невозможно на скорую руку чёрное сделать белым. Будет серое. И в людях бывает точно так же: вместо чёрного — серое. Так не бросается в глаза. Так удобнее жить. А чтобы разглядеть это чёрное — надо подойти близко, совсем близко…

Как там сказала Даша? Я хочу, чтобы в этом парке люди гуляли, ничего не боясь… Хорошая девочка. Смелая, чистая. По сути, он хочет того же самого: чтобы люди по земле ходили, ничего не боясь. Но вот мешают сделать это серые чайки, которых не распознаешь с первого взгляда… Для этого надо подойти близко, очень близко…

Девушка в голубом трико поклонилась и, сопровождаемая аплодисментами мужской половины публики, легко спрыгнула со сцены. Антон подошёл поближе.

— С интернетом вопрос решили? — спросил его Костя, выключая усилитель и микшерный пульт.

— Привёз всё, что нужно, — заверил Антон.

— Тогда пойдёмте ко мне?

Обиталище Кости Тагарина было одновременно и спальней, и складом. Повсюду громоздились звуковые колонки, софиты и остовы различной аппаратуры. На столе, среди остатков завтрака, соседствовали чайник и паяльник на проволочной подставке. Интерьер спартанского жилища дополняла книжная полка и выцветший пейзаж Левитана.

— Сядьте куда-нибудь, — беспечно предложил Костя и занялся уборкой стола.