Тут он попал в точку. Не то, чтобы мне уж так хотелось приключений, но от желания прикоснуться к тайне, свербило в одном месте. Раньше я гнал эту мысль, посчитав неосуществимой, но слова Панкратова и Исибаси представили ситуацию в новом свете.

— Допустим, что капитан госбезопасности Судоплатов обратится к комкору Потапову с просьбой откомандировать бригинженера Любимова в его распряжение вместе с машиной. Допустим, бригинженер Любимов быстро починит «Тур» и обеспечит его исправность в дальнейшем. Но, товарищи, роль водителя меня совершенно не устраивает. Только в соответствии со званием или, в крайнем случае, на равных и никак иначе! Если вы готовы на это, готовы раскрыть мне тайну вашего задания, то все эти допущения могут стать реальностью. Вот вам и весь сказ! — обозначил я свою позицию.

— Если с нами пойдешь, то все равно узнаешь. Но на случай, если ты задний ход дашь, то пойдем-ка мы оформим расписку о неразглашении, — тяжело вздохнул Панкратов, зыркнув на «пограничника».

Формальности пришлось урегулировать все в том же саду, где мы с японцем и моим бывшим телохранителем уединились под яблонями, расстелив прихваченную из «Тура» плащ-палатку. После того, как я поставил в бумаге число и свою подпись, старлей развернул карту.

— Смотри. По Советско-Германскому договору о ненападении линия разграничения проходит по рекам Писса, Нарев, Буг, Висла, Сан. Ни мы, ни немцы не вправе ее переходить. Правда, северо-восточнее Писсы, на единственном участке, где не были атакованы, поляки сами пытались начать наступление на Восточную пруссию и немцы вынуждены были нанести короткий контрудар. Но сейчас они, потрепав панов, вроде бы, отошли на исходные позиции и фронт там проходит по линии границы. Линию Керзона ты знаешь, вот она, — провел Панкратов незаточенным концом карандаша по листу. — Красной Армии крайне нежелательно, из-за возможных международных осложнений, ее переходить. Наши танковые корпуса, обогнав бегущих поляков, или уже, или почти достигли ее, взяв Перемышль, Любомль, Кобрин, Волковыск.

— Да плевать! — перебил я Панкратова. — Плевать на эту линию Керзона. Антанта нам войну не объявит, чтоб не толкнуть нас на полномасштабный военный союз с Германией. Бить до конца, до самой Вислы! Какие могут быть сомнения?

— Экий ты горячий! — усмехнулся Слава. — В Генштабе считают, что у французов сильнейшая армия в Европе, не считая нашей. Если они сейчас пойдут вперед, то легко разгромят Германию, вооруженные силы которой, очевидно, за такой короткий промежуток времени после отмены версальских ограничений, не могли восстановиться в полном объеме. А выйдя на нас, французы тут же могут предъявить претензии, воспользовавшись пересечением линии Керзона как поводом. Нам что, нужна война со всей буржуазной Европой разом?

— В Генштабе на случай нашествия марсиан перестраховаться забыли! Будут французы сидеть за своей линией Мажино, и только! А немцев товарищ Шапошников недооценивает.

— Как бы то ни было, это не нашего ума дело! — отрезал Панкратов, пресекая дальнейший спор. — У нас приказ. Проникнуть за линию Керзона под видом бегущих польских войск, найти правительство Польши, захватить, обставив как восстание, и заставить подписать капитуляцию, что даст нашим войскам законный повод выйти на линию разграничения, обозначенную в Советско-Германском договоре. Иначе немцы, которым уже нечего терять, могут войти в нашу зону, чтоб добить поляков. Вытурить их оттуда без войны, возможно, будет не просто. Получится, что СССР не смог выполнить взятые на себя обязательства по разгрому поляков восточнее Вислы, стало быть, и Германия может на линию разграничения плевать. Поэтому сейчас нам надо действовать быстро. Ближайшие дни все решат.

— Ладно, давай подробнее по пунктам.

— Можно и подробнее… ВВС Красной Армии города не бомбит, действуя по войскам и путям сообщения. А вот немцы в первый же день своей войны совершили налет на Варшаву. У поляков боевых самолетов совсем нет, а зениток — мизер. Рыдз-Смиглы с приспешниками сразу же из столицы рванул в Седлец, но надолго там не задержался. По последним агентурным данным, правительство Польши выехало четыре дня назад из Семятичей в неизвестном направлении. Скорее всего, спешат под защиту августовской группировки — потрепанной, но единственной, более-менее сохранившей организацию и боеспособность. Остальные разгромлены либо нами, либо немцами. Кстати, большая часть сил Августовской группы поляков переброшена на восток и заняла фронт по реке Свислочь, прикрывая направление от Гродно на Волковыск. Рассчитывают, что восточный берег заболочен. Удержаться на этом рубеже им будет легко. А нам придется обходить. Возможно, именно в Гродно или в окрестностях Рыдз-Смиглы и остановится, прикрывшись круговой обороной, по сведениям авиаразведки, в труднопроходимой местности от Друскининки, через озеро Белое до реки Котра, по Неману и Свислочи, через Белосток по Нареву и Бебже. На большее у поляков сил не хватит.

— Гродно ведь восточнее линии Керзона? — обратил я внимание.

— Да, в этом случае наша задача упрощается, — кивнул Панкратов. — Надо найти польское правительство и заблокировать. По нашему вызову в район сбросят воздушно-десантный корпус. А там, день-два продержаться, пока не выполним все дипломатические формальности, — и вся Красная Армия подойдет.

— Что-то этот план мне не внушает… — вздохнул я с сомнением. — Какая Красная Армия? Как я понимаю, от наших танков в Волковыске поляки фронтом по Свислочи и болотам отгородились, Белосток, скорее всего, тоже не пустой стоит, если в обход идти. Получается, что ближайший наш корпус — 3-й Кубанский кавалерийский. 5-й танковый занял оборону фронтом на северо-восток против «литовского аппендикса», из под Вильно может уйти, надеюсь, дня через три, когда его пехота сменит. Но между Вильно и Гродно лесистая местность с малым количеством дорог. А чем поляки в районе Гродно располагают?

— Ерунда, — легкомысленно махнул рукой Панкратов, — как ваш разведотдел божится, не более 12 дивизий и двух кавбригад с разной мелочью. И держать им надо фронт в 300 километров. Даже если учесть, что он проходит, в основном, по лесам, рекам и болотам, резервов у них быть больших не может.

— Ладно, с поддержкой понятно. А сами-то вы какими силами располагаете?

— Считай — рота. Два взвода наших, сформированных из сотрудников центрального аппарата, владеющих польским языком, усиленные моими тремя боевыми четверками из «девятки». И еще взвод «пограничников».

— И все?! — удивленно и, одновременно, разочарованно воскликнул я, начав понимать, что шутка о безнадежном деле не так уж существенно расходится с действительным положением вещей.

— А ты думаешь, у нас в Москве поляков, литовцев и белорусов, владеющих польским, пруд пруди? И так со всех управлений и отделов оперативников и следаков по одному-два собирали, как стало понятно, что Рыдз-Смиглы из Варшавы сбежал. Даже товарища Борковского из Архива НКВД, который еще с Дзержинским начинал, и того взяли!

— Спешка хороша при ловле блох… — попытался было я пройтись по чекистскому подходу к работе, но Панкратов меня перебил.

— Кроме нас действуют еще две группы, сформированные УНКГБ Белорусской и Украинской ССР. Ближайший наш сосед слева — белорусы под командованием майора госбезопасности Эйтингона, который ради такого дела вернулся в родные пенаты. Он выйдет, а скорее всего, уже вышел, от Волковыска на Белосток. Украинские товарищи действуют южнее — от Кобрина. Таким образом, где бы Рыдз-Смиглы не спрятался, мы его найдем.

— Найти-то найдем… Может быть… Но что потом? Если Рыдз-Смиглы по нашу стороны линии Керзона остановился — понятно. Вызываем подкрепления и ждем. Непонятно другое. Зачем столько людей тащить? Ведь если цель за линией находится, то их для захвата все равно недостаточно! Либо я ничего не понимаю, либо действовать надо малыми группами, высаживая их с самолетов. И мой «Тур» в этом разрезе совсем ни к чему!

— Малая группа в Закерзонье уж точно главную цель не захватит…