Была у меня и еще одна, главная забота, требовавшая моего непосредственного руководства. На второй день после подписания капитуляции к Святску перебросили два батальона войск НКВД, сменивших моих добровольцев и во дворце и на реке у Немново. Еще через три дня, с подходом основных сил 5-го танкового корпуса, началась операция по разбору завала из «Сандерлендов» на Немане, руководить которой Потапов поручил мне, придав химиков и саперов. Прислал четыре летучки со своими специалистами и Смушкевич. Дегазация, потом разведка, которая показала, что источником отравы является как раз тот самолет, что перевернулся, а в прочих, загруженных химией и взрывчаткой, устройств самоликвидации нет. Напротив, груз был упакован весьма аккуратно. Тротил отдельно, детонаторы, шнуры, машинки — отдельно. Бочки с ОВ укутаны в мягкие тряпки и надежно закреплены. Однако, на такой кульбит, который совершил ближайший к взорвавшемуся «Сандерленд», упаковка явно не рассчитывалась. Стала понятна и стрельба, вдруг начавшаяся внутри машин. Среди пассажиров оказались фанатики, не желавшие сдаваться любой ценой, а экипажи, увидев, что те готовят самоподрыв, попытались этому помешать.

В первую очередь, работая в химзащите, вскрыли днище «перевертыша» и, подведя установленный на пароме кран, разгрузили его. Лишь только после этого пробы воздуха, до того стабильно выдававшие наличие ОВ, пусть и в небольшой концентрации, очистились. Видно, кое-какие из тех бочек, что не лопнули полностью, все-таки «травили» понемногу. Избавившись от пакости, взялись за колонну самолетов, начав с хвоста, там, где машины меньше пострадали от взрыва. Смушкевич просил действовать аккуратно, чтобы возможно большее количество летающих лодок можно было восстановить. И это была не единственная трудность. Лес, через который по правому берегу пришлось прокладывать дорогу. Крутые берега, где опять пришлось строить спуски. По каждому «Сандерленду», с учетом его груза, решение приходилось принимать отдельно. Так, к примеру, последний, затонувший на самой середине, оказался набит денежными мешками и его, зацепив лебедкой, сперва вытянули мордой на берег и лишь потом стали разгружать. Как я и подозревал, и рубли, и марки, оказались фальшивками, но очень, очень высокого качества, как определил специально прибывший к нам эксперт Госбанка. И было их много. Комбат чекистов рвал и метал, угрожая залезть в задницу каждому, если хоть один из этих мешков порвется. Глядя на него я проглотил язык. А ведь хотел ляпнуть, чтобы мы немецкие-то фальшивки под шумок в ход пустили. Не стал. Пришьют намерение спровоцировать войну с Гитлером как нечего делать. С другими самолетами было по-разному. Но в любом случае мы старались их сперва освободить от груза. Всего на 18-ти «Сандерлендах» его оказалось более ста тонн, из которых добрых сорок составляла отрава, доли взрывчатки, оружия, боеприпасов и фальшивок оказались примерно равными, тонн по двадцать. Тут уж каждому свое. Мне, конечно, оружие. Одних «Хай Пауэр» отправил в Центр, как и приказал маршал Ворошилов, 720 штук, упакованных по 40 в 18 ящиков. Любопытно, что пистолетов и револьверов всех видов в посылке было едва ли не больше, чем винтовок и пулеметов. Впрочем, если посчитать к винтовкам еще и три сотни пистолетов-пулеметов «Томпсон» под патрон 11,43, укомплектованных, кроме четырех коробчатых, еще и 50-зарядными барабанными магазинами каждый, то перевес все-таки оставался на их стороне. Один ящик, пять автоматов, я зажал, приказав оснастить эффективными глушителями и совместимыми с ними прицельными приспособлениями. Как в воду глядел, будто знал, что очень скоро они мне понадобятся.

Вечером двадцать первого августа от чекистов ко мне прибежал посыльный и передал, что к их оцеплению вышел человек, назвавшийся Георгием Александровичем и передавший привет от некой Лидии. Очень хочет меня видеть, причем немедленно. Чего это вдруг от меня понадобилось леснику? Долгов у меня перед ним нет, зятек его, как мне неделю назад сообщили, нашелся в лагерях военнопленных под Смоленском, жив и даже совершенно здоров, если легкой контузии не считать, не только отпущен, но даже доставлен домой. Выехав навстречу Георгию Александровичу на Вяхре, который сразу оживился при виде рыжей кобылы, на которой сидел егерь, я тепло с ним поздоровался.

— Доброго вечера! Исполнил ли я свое обещание в точности? Дома ли ваш зять? Всем ли вы довольны? Кстати, я на вас представление к правительственной награде за добровольное содействие Красной Армии написал.

— И вам здравствовать, Семен Петрович! Зять дома. А вот доволен ли я… Давайте в сторонку отъедем, — предложил лесник, оглядываясь на чекистов.

— Ну, что там у вас случилось? — спросил я, когда мы удалились по лесу метров на двести.

— Вернулся Владислав из плена злой, как черт, — не показывая эмоций стал рассказывать Георгий Александрович. Русских прямо рвать готов, но людям, конечно, не показывает. Лидка попыталась его унять, что сама она русская, да благодаря русским же он из плена, в отличие от других, так быстро вернулся. Ну и, с дуру, рассказала, что я вас провел в обмен на его освобождение… — тут лесник замолк.

— И что? — подстегнул я его.

— Что? Избил да из дома выгнал. У меня дочь сейчас живет…

— Ну, погоди, Георгий Александрович, что ж ты ко мне с этим приехал? Мужик ты могучий, дал бы ему по рогам! А Лида, коль такое дело, вольна развестись. Баба она молодая, красавица, получше этого шляхтича недоделанного себе найдет.

— Да дал бы я ему по рогам! Коль не та бумага, что он всем встречным-поперечным в нос сует! Приказ о том, чтобы его восвояси отпустить, как заслуживающего доверия! За подписью маршала Ворошилова, между прочим! Да посмотри я на него сейчас косо, меня так крутить начнут… Но это еще полбеды. Не смирился Владислав и не собирается, только о мести думает. Я уж со своими и дома-то не живу, в схроне прячусь. Убьют, пожгут, никто и не почешется. Скажут, так ему, бывшему, и надо!

— Тааак… — поговорил я взвешивая ситуацию. — Так он не один?

— Человек пять таких же недовольных уж собрать успел.

— Это ж уже антисоветская организация получается! Я сейчас же в Особый отдел! Посмотрим, как он там повыеживается!

— Ты, Семен Петрович, погоди, не горячись, — осадил меня лесник. — Ну, возьмут их. А у Владислава бумага. Ага, точно. Выходит, меня-то ты от напасти избавишь, а маршала Ворошилова под удар подставишь. Через него и к тебе ниточка протянется. Смекаешь?

— Мда, Георгий Александрович, а ведь мог ты мне этого и не говорить…

— Нет, иначе не мог.

— И что делать?

— Закопать их надо. Всех. И быстро. У Чернухи поляки батарею гаубичную на позициях бросили, а вы не чешетесь. Владислав туда уже наведывался верхом, я видел. Того и гляди с подводой приедет. Смекаешь, что он со снарядами сделать может? При том, что инженером на железной дороге работал? А попадись он на этом, так опять ниточка к тебе приведет… Вот что я думаю, домой к нему идти не след. У людей, считай, на глазах. Как объяснить? Да и других потом по одному искать… А вот у той батареи, в лесу, где никто не увидит, самое дело! Попадет Владислав с концами.

— Так, а если он уже? Если на той батарее ему ничего больше не надо?

— Шутишь? Там снарядов тонны три. Их пятеро. Караваном, да еще к ночи, слишком заметно. Значит, одна-две подводы, полтонны, самое большее, за ходку. Неделю возить.

— А может ему и полтонны за глаза хватит?

— Может и хватит. Но, скорее, жадность не позволит остаток бросить. Я его знаю.

— Значит так! Сейчас здесь ЦУ на завтра раздам, потом поедем ко мне на базу в Гродно, заберем там кое-что. И сразу рванем к твоей Чернухе, засаду устроим.

— Экий ты резкий! — усмехнулся Георгий Александрович. — Веснянка устала. Я, считай, полдня в седле. Да и ночь скоро.

— Лошадей здесь оставим, поедем на машине, — отмахнулся я.

— Не пойдет. Заметят. Надо через лес и тихо, а не с вонью и пылью по дороге.

— Тогда съездим в Гродно, а к утру вернемся. Лошадь как раз отдохнет. День на переход, а ночью дело сделаем, — откорректировал я окончательно наш нехитрый план.