Осознал я свою оплошность только когда проехал площадь Маяковского. Людей на улице становилось все больше и больше. Кто-то выходил из боковых переулков, а кто-то, казалось идущий по своим делам, вдруг разворачивался в обратную сторону и двигал вслед за мной. Хотел было на Пушкинской свернуть на бульвар, но там прямо по проезжей части навстречу мне шло столько людей, что немногочисленные машины встали. Движение масс, эпицентром которого я невольно стал, скорее всего было спонтанным, но у Моссовета я попал в натуральную, организованную засаду. Конечно, скачи хоть галопом, телефон все равно не обгонишь, доложили уже кому нужно. Служащие Мосгорисполкома перекрыли половину улицы, с тротуара, четной стороны, увидев меня на подъезде, грянул в медь оркестр, вызванный, подозреваю, из недалекого отсюда МХАТа. Репертуар, кстати, подкачал. «Комсомольская прощальная» к этому случаю явно не подходит, да и популярна на радио была в прошлом году. Сейчас другие песни в моде, «Белоруссия родная, Украина золотая» и тому подобное.

Товарищ Пронин, председатель Мосгорисполкома, выйдя мне навстречу, сказал:

— Товарищ Любимов, от лица трудящихся столицы нашей Родины рад вас приветствовать! Поздравляю с победой над польскими панами! С возвращением домой!

— Спасибо, товарищи, — только и успел поблагодарить я, как ко мне со всех сторон бросились с цветами. И начался митинг, по сути «вечер вопросов и ответов». Я отвечал, по прежнему сидя в седле, а Василий Прохорович, встав рядом со мной на импровизированную трибуну в виде обычной табуретки, дирижировал. Битый час пришлось орать, рассказывая «про войну и про бомбежку, про большой линкор Марат». Спрашивали много. И о том, каков поляк вояка, трудно ли было с ним, и о том когда «наши» домой вернутся, как народ Красную Армию встречал, Говорить старался честно, сболтнув, пожалуй, лишнего. Про химию английскую. Пристал один дотошный партиец с классовой борьбой в Польше, вот и брякнул ему, что паны, договорившись со своими союзниками, планировали вообще в нашей части Польши весь пролетариат потравить за то, как он Красную Армию принял. Люди, услышав это, притихли, чем я тут же и воспользовался.

— Товарищи, дорогие, спасибо вам за теплую встречу. Ну, отпустите меня уже, пожалуйста! — взмолился я. — С мая месяца дома не был, жена-красавица заждалась! — тронул я осторожно Вяхра, раздвигая толпу. Конь мой, на удивление, вел себя примерно, видно чувствовал настроение людей, шел очень осторожно. Сначала потихоньку, а потом быстрее и быстрее, я вырвался под громкие здравицы, «Славу» и крики «Ура». У центрального телеграфа нырнул на улицу Огарева, оказавшуюся довольно безлюдной, если не считать козырявших мне чекистов, пересек Герцена, проехал по Большому Кисловскому переулку, где одноногий инвалид с гармонью поприветствовал меня песней «Когда мы были на войне».

— Поля тебя не слышит, мигом уши бы надрала, не посмотрела, что калека, — пробурчал я себе под нос и скрылся в Воздвиженском переулке. Выехав по нему к зданию НКО, привязал коня и, спросив у дежурного, как найти нужное мне Управление, сдав винтовку, пошел по лестницам и переходам.

Щаденко меня уже ждал. Видимо, наслышан о моем явлении в Москве.

— Бригинженер Любимов! Прибыл в распоряжение Управления по делам среднего и старшего комсостава РККА согласно приказа! — представился я соратнику Буденного и Ворошилова, встречаться с которым прежде мне не доводилось. Слухи о нем ходили разные. Кто-то, наверное пострадавший от него, считал самодуром, но нарком обороны и, наверняка товарищи в ЦК, дотошным кадровиком. Растеряв здоровье на Гражданской Щаденко перешел в резерв. Но потом его, во время разоблачения заговора военных, решили привлечь к кабинетной работе. Благо страсть к чтению и изучению у командарма 2-й конной была неподдельной, а доверие к нему — безграничным. Вот ему и дали читать и изучать личные дела комсостава РККА.

— Проходите, товарищ бригинженер, присаживайтесь, — пригласил меня командарм. — Как доехали? Устали? Не замучили вас москвичи?

— Готов выполнять любые поставленные задачи, товарищ командарм 2-го ранга! — отрапортовал я как можно бодрее.

— Готовы. Это хорошо. И новости у меня для вас хорошие, перспективные, — сказал Щаденко, снимая трубку с аппарата без наборного диска. — Клим, Любимов у меня. Ага, принял, — проговорил он, взглянув на стоящие напротив массивные напольные часы. — Итак, новости, говорю, для вас хорошие. Несмотря на ваше темное происхождение, нарком обороны товарищ Ворошилов сейчас подписывает приказ о присвоении вам звания дивинженера. Это раз.

— Служу Советскому Союзу, товарищ командарм 2-го ранга! — вскочил я со стула.

— Как ознакомят с приказом, тогда скакать будешь, а пока нечего, садись, — проворчал начальник Управления и вернулся к тому месту, на котором я его прервал, вновь перейдя на официальное обращение. — И вы назначаетесь на должность начальника инженерно-технической службы Ленинградского военного округа. Должен вас предупредить, что работы там много. Фактически, подвиг Геракла, Авгиевы конюшни разгребать. То, что после Таллиннского инцидента с польской подлодкой правительство СССР предъявило Эстонии и Латвии ультиматумы с требованием разместить наши гарнизоны на их территории, которые те приняли, вам, надеюсь, известно? Выполнение задачи было возложено на ЛВО, который и направил туда по одному корпусу. К сожалению, десять процентов техники, в том числе и техники ремонтных частей, что вообще позорище, не смогли по приказу даже выйти из парков. Еще половина сломалась по дороге, застряв на обочинах, что негативно сказалось на репутации РККА в Прибалтике. Особенно финны изгалялись, которые, к слову, наш ультиматум отклонили. Штаб ЛВО оправдывался тем, что де танки у них старые, машины старые, трактора старые, рембаты недоукомплектованы, так как все сливки собрали в действующую армию. Дело разбирали в ЦК, а через час товарищ Жданов на другом совещании по хозяйственным вопросам возьми и брякни, что на Кировском заводе почти сотня невостребованных из-за войны тяжелых самосвалов застряла. Понятно, последовали выводы в отношении служебного соответствия начальника ИТС. Вам предстоит исправить положение. Подробности узнаете у начальника АБТУ. Обращаю внимание, что времени у вас только до первых холодов. Явиться в штаб ЛВО вам надлежит пятого сентября. Вопросы есть?

— Есть, товарищ командарм 2-го ранга! Сегодня только 29-е августа. До 5-го сентября я свободен?

— Сюрприз не испорчу, для тебя, знаю, не секрет. На 2-е число назначено награждение представленных к званию Героя СССР в Кремле. Надо бы пораньше, конечно, но моряки задерживают. 3-го числа вам надо будет в японское посольство прибыть. Согласовано. И день на переезд. Так что, пройдешь инструктаж в АБТУ и можешь гулять. Только много не пей, — улыбнулся вдруг Щаденко и предложил. — Чаю хочешь? Нам еще полчаса ждать, пока совещание у наркома закончится.

— Чего ждать? — не понял я.

— Обеденного перерыва! — хохотнул командарм. — Повезло тебе, все заместители и начальники инспекций сейчас здесь, не придется специально тебя вызывать. И время удачно ты выбрал, как раз обеденное окно в распорядке. Сейчас наградим тебя в торжественной обстановке, а после обеда к Павлову в АБТУ заглянешь. И все, свободен.

— Вы же сказали, товарищ командарм, что награждение только второго сентября и в Кремле? — не въехал я в ситуацию.

— Ну, знаешь, не я себе трофейные сабли и пистолеты, с которыми в Кремль не пустят, выпрашивал. Так что орден Ленина и Золотую звезду товарищ Калинин тебе вручать будет, а три Красных Знамени разом мы уж как-нибудь сами. Не обессудь.

— Как то это слишком, — сказал я откровенно. — И Героя, И три Знамени, и повышение в звании, и повышение в должности…

— А ты как думал? Это тебе не у товарища Берии на побегушках. Мы свои кадры ценим! Ордена ты заслужил честно. А что касается звания и должности… Когда встал вопрос, кого ставить инженером на Ленинградский округ, я сам подбил все отчеты, и твой тоже, по армиям и танковым корпусам, чтоб посмотреть, кто как с делом справляется. И 5-й танковый корпус оказался по всем показателям впереди. И по количеству ремонтов всех видов. И по срокам этих ремонтов. И по проценту выхода из строя по техническим причинам. Где надо — твои показатели максимальные. Где надо — минимальные. Так то! Свой хлеб мы здесь, в Управлении по делам среднего и высшего комсостава едим не зря! — с гордостью, подняв указательный палец вверх для пущей важности, заявил Щаденко.