Зато у меня есть методика!

Сел в позу концентрации и принялся за работу. Духовное тело — штука гибкая и адаптивная. Моё тело в прошлом... прошлом, чёртова тавтология, тому наглядное подтверждение. Несмотря на огромное количество полученных проклятий, травм от боевой магии, пачки ритуалов разной степени вредоносности, это самое духовное тело кромсающих, оно всегда восстанавливалось, укреплялось, нарастало, уплотнялось и так далее.

Сейчас я имел лишь аморфный сгусток на уровне груди и два тусклых канала, уходящих к ладоням. Убожество. Первым делом надо наладить стабильный контроль, а для этого проложить новый канал, к голове, чтобы позже начать вырабатывать там узел контроля. Вертекс. Это первый шаг.

Ранги выражаются именно в том, сколько узлов может создать в своём теле маг. Какие именно узлы — неважно. Часть из них нарабатывается естественным путём, некоторые можно только прививать. Первый узел, естественный, появляющийся на первом же ранге — начало начал. Это тот самый неоформленный сгусток в груди, исток. Над его гармоничным развитием в этом времени тряслись, как над писанной торбой. Я же знал, что трогать исток вообще не надо — сам разовьётся. Узел контроля, в голове, очевидно, улучшал контроль. Узлы в руках, медиаторы, отвечали за сложность творимой магии. У сердца — за жизненную силу, общую живучесть и естественную регенерацию. И так далее.

Мой потенциал сейчас находился на пятом ранге, это четыре узла, плюс исток. Пришло время напрячь булки и до начала учёбы закончить хотя бы вертекс!

Москва. Московский Государственный Лицей Имени Его Императорского Величества Николая

Сентябрь 1982 года

Слегка гудела голова. Впрочем, оно того стоило. Vertex, если называть его уж совсем правильно и на латыни, я закончил настолько, насколько мог на своём текущем ранге. В идеале узел в магическом зрении должен выглядеть как переплетение магических каналов, блоки рун, печатей и пентаграмм, и чтобы всё это жило и пульсировало, а какие-то печати ещё и двигались, как шестерёнки в часовом механизме. Узлы на высшем уровне развития так и называли: «Механизм бога», пафосно, хотя и не без оснований. Так воспринимались все узлы, когда выходили на совершенный уровень. Мой узел сейчас напоминал хаотичный сгусток глистов, совершенством формы там даже не пахло. Но это вертекс, работающий, и, пожалуй, мало у кого из моих сверстников сейчас вообще что-то близкое есть.

Современная доктрина обучения предписывает развивать узлы гармонично, сбалансировано, плавно. Чушь. Ограничения, сформировавшие современную школу развития магов, относительно легко обходятся. И одна из задач, что передо мной стоит — продвинуть магическую науку, распространив подход, который использую сам.

Машина проехала ворота и остановилась на общей парковке. Да, семья Мартен была достаточно крута, чтобы въехать на территорию Лицея, но недостаточно, чтобы останавливаться у главного входа. Поэтому мне предстояло пройтись пешочком, что нисколько не удручало. Погода отличная, солнце светит, птички щебечут, вокруг девочки в юбочках. Самое то для прогулок.

Ненавязчиво вглядывался в лица учеников, но никого не узнавал. Сорок лет, двадцать из которых состояли из огня, мяса и крови, стёрли очень многое из моей памяти. А ведь я на втором курсе, значит — один год с кем-то уже проучился. Но сколько ни пытался вытащить из памяти лица и имена, вспомнил лишь какие-то смутные обрывки, короткие сцены, и даже не смогу сказать толком, что именно в них происходило. Была только надежда, что память прояснится, когда я начну встречать одноклассников.

На меня особо никто не смотрит, взглядов узнавания я не замечал. Может оно и к лучшему? Что-то сомневаюсь, что смогу хоть как-то вписаться в образ себя прежнего.

Все прошедшие дни я провёл в особняке отца-деда. Кажется, это ни у кого не вызвало удивления, да и вообще я старался вести себя... Не подозрительно. Григорий не может не знать, что за ритуал он провёл. Не хотелось давать даже намёка на то, кем я сейчас являюсь. Только вчера вечером вернулся «домой», но, к счастью, никого не застал. У меня были сестра и брат, младшие, и как помнится, отношения с ними были немного натянутыми. Вечером увижу всё своими глазами.

Подошёл к парадному входу и, пропустив двух симпатичных девиц, вошёл сам. Сделал несколько шагов по холлу и остановился, соображая, что делать дальше.

— Дима! — окликает меня мальчишеский голос.

Поворачиваюсь в сторону позвавшего. Группа из трёх парней и одной девушки, все смотрят на меня, выражение лиц дружелюбное. В памяти что-то шевельнулось, но как-то... Неправильно, с болью. Странно это.

— Привет, — осторожно поздоровался, подойдя ближе.

Ребята удивились. Один из них, парень чуть выше меня, светло-каштановые волосы, хмыкнул:

— Привет? И всё? Димас, ты чего?

Пожимаю плечами и заразительно зеваю.

— Не выспался, — леплю первую пришедшую в голову отмазку.

В памяти что-то шевелится, что-то, подозрительно напоминавшее седалищный нерв, предупреждающий об опасности. Компания сдержанно смеётся на мои слова.

— И чем ты таким занимался так долго, что не выспался? — спрашивает другой, пониже и коренастый.

Владимир — подсказывает память имя.

— Вова, чем занимаются нормальные парни по ночам? — отвечаю вопросом на вопрос и вновь заразительно зеваю.

— Душат ящерку? — предположил хриплым голосом третий парень, низкий и с начинающимся сколиозом.

Пётр, Пётр Шолохов. Сгорбленность для мага нетипична, но у него родовая особенность, пока, правда, не вспомнил какая.

— У кого что является нормой, — пожимаю плечами с лёгкой улыбкой, дружеская подначка.

— Чего сказал? — тут же прохрипел парень.

Неожиданная реакция. Если мы друзья, то чего он такой нервный?

— Он пошутил, Пётр. Шутка, — успокоил парня первый.

— В каждой шутке только доля шутки, Кирилл, — вставила своё мнение девушка и с улыбкой посмотрела на меня, — верно, Дима?

Кирилл Панкратов.

Вспомнил. Панкратов, Земской и Шолохов. Ну и Панкратова, Алина. Типа друзья. Два года они таскали меня за собой, пользуясь моими деньгами. А Алина крутила мной, зараза, держа на скамейке запасных. Просто очень хороший друг. А потом что-то произойдёт, я облажаюсь и стану аутсайдером. Панкратов и Шолохов первыми побегут унижать меня и возвышаться за мой счёт, и только Земской останется в стороне, не участвуя, но и не помогая.

Мы с Алиной пересеклись взглядами, и я ей улыбнулся. Можно было бы просто развернуться и уйти, оставив эту компашку вариться в собственном соку, но нет. Земской — нормальный парень, будет в будущем. Умрёт героем. Ему я помогу. И завалю Алину, просто из спортивного интереса. Какой-то прямо сногсшибательной красоткой она не была, но за скамейку запасных я отыграюсь.

Реальной серьёзной злости на них не было. Я вспомнил события, но от эмоций за давностью лет осталось только разочарование.

— Я ничего такого не говорил и даже не намекал, — оборачиваюсь, будто не узнавая лицей. — Кто-нибудь знает, что у нас там на очереди?

— Торжественная линейка, конечно, — ответил Земской.

— Не, это понятно. А потом? — сделал вид, что не поехал кукушкой я.

— Торжественная встреча класса, — продолжил Вова, ожидая, что я сейчас что-нибудь ляпну.

— Это тоже понятно, а потом?

— Установочный урок, — продолжил парень. — Проверят наши духовные начала.

Я скривился. Забыл уже, что в этом времени ещё пользуются этим анахронизмом. Как же много лет прошло! Но выражение лица обыграл шуткой:

— Слушай, что ты мне всё не о том? Обед когда?

До актового зала дошли недружной компанией. Пётр на меня косился. Он всегда был крысой, но крысой трусливой и нерешительной. А ещё тайно сох по Алине. Сейчас я вижу это так же чётко, как кружевной рисунок на чулках Панкратовой. Я хотел было немного пофлиртовать с девушкой, но понял, что не готов. Вообще забыл, как общаться с девушкой в этом времени, хотя и не знал никогда, наверное. Там, в будущем, всё было иначе, мир стал иным. А ещё с удивлением для себя ощутил робость и неуверенность. Едва заметную, никак не мешающую действовать, но тело реагировало без моего на то желания.