— Что?... Но...

Да, всё верно. Шестёркой всегда был я. Сейчас же Кириллу нужно, чтобы у меня от компании были только позитивные эмоции. Не знаю, какую конкретно магию применяет Алина, но некоторые общие механизмы воздействия у подобных способностей мне известны. И позитивное закрепление является одним из важнейших. Чтобы магия легла и закрепилась, жертва должна испытывать позитивные эмоции, тогда магия при воздействии всегда будет возвращать жертву в приятные моменты его жизни. Обиженный Шолохов силился сделать морду попроще, а то сейчас от его вида любое зеркало треснет.

— Что у нас осталось на сегодня? — спрашиваю, чтобы сменить тему.

— Ты совсем не помнишь, как учатся в лицее? — с улыбкой спросил Вова.

Я поднял указательный палец, придавая весомости своим следующим словами.

— Это мысли вслух.

— Тебе сложно ответить? — тут же взялась меня поддерживать девочка.

Милота-то какая. Прав был наше всё, когда вкладывал в уста Онегина слова о кармических весах взаимоотношений. Чем меньше женщину мы любим, тем больше нас она потом. Александр Сергеевич, конечно, высмеивал заблуждение, бытовавшее в его время, но как же подходят его слова для описания поведения Алины.

— Забираем учебные пособия и материалы, после чего можем быть свободны, — ответил Земской. — Если ты, конечно, не решил записаться в какой-нибудь кружок или секцию.

Шолохов вернулся с подносом. Явно хотел сделать какую-нибудь пакость... Хотя нет, слишком труслив. Скорее хотел выразить протест, например, с силой поставив передо мной поднос, но Кирилл выразительно посмотрел на парня. Я бы даже сказал, предупреждающе и многообещающе.

— Спасибо, — максимально искренне поблагодарил я Шолохова.

Смотри, парень, я к тебе не отношусь потребительски. Я к тебе, как к другу. Его это не изменит, конечно, крыса и есть крыса, но я соблюдаю простое правило: даже если ты видишь, что человек с гнильцой, пока он эту гнильцу не проявил — относись к нему, как к человеку. Да, лишний раз не доверяй, спину не подставляй без крайней надобности, но дай ему шанс быть человеком.

Был среди нас парень, мы его из тюрьмы вытащили. По нему сразу было видно, кто он и что он. Но отряд дал ему шанс. Ни разу ни от кого из нас он не услышал упрёка, насмешки или обвинения в том, что он делал раньше. Никогда мы не попрекали его прошлым. И он прослужил с нами три года, ни разу себя не опорочив. Словил смертельное проклятие. И, медленно умирая, признался, что много раз испытывал соблазн, уже готов был сорваться и сделать что-нибудь этакое, из своих далеко не безобидных наклонностей. Но вспоминал нас, своих напарников, представлял наши осуждающие взгляды, и одёргивал себя. Поблагодарил нас за наше доверие, извинился, что не дошёл с нами до конца. И умер.

Поэтому моё спасибо было искренним. Шолохов пока ещё не сделал ничего, чтобы заслужить от меня презрение. Может, намекнуть ему, что я Алиной больше не интересуюсь? А как уж он будет добиваться внимания Панкратовой — не моё дело.

Мысленно ухмыльнувшись собственным мыслям, приступил к еде. «Друзья» болтали на какие-то понятные им темы, обсуждали новую машину кузена Вовы, успехи младшей сестры Панкратовых и вечеринку, которую обязательно устроят Соколовы по случаю начала года. Я прикрывался едой и отбивался общими фразами, а сам сидел, оценивал, что делать с этими ребятами. Нужно ли мне от них дистанцироваться? У меня весьма серьёзные планы на далёкое будущее, мне нужны определённые знакомства и связи. Знакомства, которые будут на голову выше этих обычных, в общем-то, подростков из не самых знатных семей. Они станут мне балластом.

После обеда пошли получать учебные пособия. Здесь заминок не было, называешь работнику библиотеки имя и фамилию и получаешь стильную сумку со всем необходимым, уже собранную. Покуда ни в какие кружки и секции я вступать не собирался, ни сейчас, ни потом, мы отправились отмечать встречу. Сумки побросали в машины, каждый в свою, а в ресторан отправились пешком. Нужное заведение, популярное среди лицеистов, расположилось в шаговой доступности. Я даже его вспомнил, мы там часто бывали во время учёбы.

Алина продолжала ко мне липнуть, но строго в рамках приличия. Что делать с ней я так и не решил. Сидела в голове мысль, что она мне если не во внучки, то в дочери точно годится. С самоопределением были проблемы. Я и там-то себя стариком не ощущал. Потраханным жизнью, уставшим, обожжённым войной — сколько угодно. Но не старым. Война, она консервирует тебя в странном состоянии между старостью и молодостью. Ты уже видел некоторое дерьмо, ты оцениваешь иначе саму жизнь и любое в ней событие, ты иначе расставляешь приоритеты. Ты старик, опалённый и израненный. Но одновременно с этим ты любишь и ценишь каждую секунду мирной жизни, ты радуешься и испытываешь счастье от любых мелочей, восторгаешься банальностями и глупостями, как способны только молодые люди. Я первую неделю плакал от счастья, просто вставая утром с постели. Потому что ночью не было тревоги, никто из друзей не умер, сейчас приму душ и пойду завтракать. Ерунда? Да. Но я был лишён этого десятки лет.

А здесь всё больше ощущал себя молодым парнем, получившим опыт и память себя другого. Того старого солдата, что медленно умирал в тюрьме.

Посидели неплохо, но слегка натянуто. Платили поровну.

Москва. Особняк Мартенов

Сентябрь 1982 года

Дом встретил меня семьёй. Там провели последние дни каникул, пока я осваивался, брат и сестра, сводные, как я теперь знаю, не помнил, но с момента ритуала я видел их в первый раз. Оба, естественно, младше меня: на год — брат, и два года — сестра. Брат, Михаил, ученик гвардейского училища, давно и всерьёз выбрал военную карьеру. Запомнился мне тем, что всегда выглядел так, будто ему засунули палку в афедрон. Осанка, манеры, резкость движений. И раздражающая линия общения. Весь такой правильный, уставной, вышколенный. Боюсь, сейчас он меня будет раздражать ещё больше. Его жизнь складывалась неплохо, он продвинулся по чинам, получил должность в Петрограде. И погиб вместе с императором.

Сестра, Лариса, ученица института благородных девиц. Вся такая трогательная, воздушная, немного легкомысленная. Сейчас она только входила в нежный возраст мимолётных влюблённостей и пустых душевных переживаний. Институт хоть и называется институтом, но по факту остаётся женской школой. После неё девочка пойдёт учиться в художественную школу, но... Скажем так, свои таланты сестрёнка сильно переоценивала. Перед войной Лара уедет в Европу, уже даже не помню зачем. На этом наша с ней связь навсегда оборвётся, дальнейшая судьба девушки мне неизвестна.

О дворянках, пленённых противником, у нас ходили очень нехорошие слухи, сводящиеся к общей мысли: девушек и женщин превращали в инкубаторы для выращивания новых магов. Лично участвовал в атаке на состав, в котором везли пленных. Сорок три девушки, напуганные, ослабленные, но нетронутые. А в купе сопровождавшего состав врача медицинские книжки на каждую, и большая часть медицинских обследований сводились к проверке репродуктивных способностей девушек. Может, и к лучшему, что я не знал, как сложилась жизнь Ларисы. Надеялся только, что она успела уплыть куда-нибудь в колонии и затеряться там.

Именно с Ларисой я столкнулся практически нос к носу в холле. Милая девочка в платье, из которого она уже выросла. Не в плане выросла из размеров, нет. Платьице по фасону подходило девочке лет десяти, но на сестре, уже начавшей оформляться девушке, выглядело оно... Мечта извращенца. У девочки грудь уже размера второго, и платье в цветочек.

— Сестра, — кивнул ей.

Не помню в деталях, какие у нас были отношения здесь, но там я скучал по всей своей семье. Даже по Степану, чьё имя ношу в качестве отчества.

— Братец, — Лариса чуть наклонила голову, пристально меня рассматривая. — Что с тобой? Ты будто увидел привидение.