— Ты, Андреич, прекрати виниться, потому что урок тебе назначенный, исполнил. Навесы поставил и лес под них сложил. Деньги сэкономленные — премия от меня тебе. Ничего ты мне не должен. Но про коммерцию свою доложи мне без утайки, потому как, если ты мой человек, то и риски твои на мне.

— Дык, Софья Джонатановна, пашеничка-то в энтих краях не родит. Одна только рожь, да и та не каждый год. Вот. А тут я с хорошей скидкой зерно-то и продам.

— Дядя Сила! Кончай меня исинуировать. Мне хлопоты со сбытом купленного не надобны. Я собираюсь не с товарами дело иметь, а с грузами. То есть с пудами и вёрстами. Взял, доставил, сдал, всё.

Улавливаешь идею?

— Улавливаю. Но тут же деньга просто сама в карман просится!

— Вот и оставь себе эту деньгу, а мне доложи, на чём ты от волока досюда зерно перевозил? И на каком таком скипидаре Фёкла носится? Где ты собираешься оставить зимовать Фёклину баржу? И о другом, о чём я тебя спросить забыла.

— Зерно от волока возил на карбасе. Тутошние, верховские-то, ещё больше, чем даже холмогорские. Туды вёслами или под парусом, а то, кто из сынов к своему шарманкоходу прицепит и доволочёт. Оно пустую-то лодку тащить не так трудно. А назад вниз по течению вся дорога. Ну, по Ихалице, где вода еле шевелится, там и на вёслах пройти не так тяжко.

А скипидару Фёкла мало пожгла, потому как в Нижнем Новгороде земляное масло берёт, да его шарманке и скармливает. Баржу же твою, что дочка гоняет, думаю прямо на волоке оставить зимовать на той, Костромской стороне. Пущай вмерзает. Там вода, когда таять начнёт, ничего ей не сделает. Течение же, как кот чихнул.

— Плотников на волок пошли, чтобы слип изладили, — принялась командовать Софи. — На него пускай баржу вытаскивают. Ей нужно будет днище осмотреть и просмолить, если ободралось. Сынам, когда в другой раз мимо тебя вниз пойдут, накажи, чтобы скипидару сюда доставили, а уж как он на наш волок попадёт — об этом сам похлопочи. А здесь дров берёзовых запаси много. Мне из них уголь понадобится, потому что у нас там его не хватает для кузниц, а сосновый — плохой. Только сам не жги. Я под зиму человека к тебе пришлю с аппаратом, он кроме угля ещё и дёгтя навыгоняет. Ну и жижи горючей, которую сам и спалит. Имей в запасе для него место в казарме.

— А коммерция твоя мне неинтересна, — уже я продолжил накручивать хвост не в меру разошедшемуся жадине. — Мне на роду написано жить с извоза, поэтому за него, на извоз этот, каким ты со своей торговлей попользовался, за то и выложи полновесную плату. Сам посчитаешь, сколь средств моих на свои хлеботорговые операции потратил. И принимать на себя коммерческие риски от купли-продажи я не стану. Моё дело получить груз, доставить его и сдать получателю.

— Прогонишь? — неуверенно спросил дядя Сила.

— Не дождёшься, — припечатал я. Дело в том, что самовольства этого человека прямо на наших глазах наглядно иллюстрировали многие стороны здешнего бытия, которые были мне неведомы. Он словно распахивал для нас виды на сокрытые от глаза непосвящённого человека обстоятельства. Да и поручения исполнял отменно.

Меньше, чем через два часа после ухода из Котласа, который такая же деревня, как и все нынешние города, справа появилась на виду каменная церковь, построенная с выдумкой и тщанием.

— Сольвычегодск, — сообщил проводник. — Тут у Строгановых и дел всех начало, и главная вотчина.

— А много у них вотчин? — полюбопытствовала Софи.

— Ой, много. По Каме-реке особенно, и по речкам, что в неё втекают. Да и здесь имеются. Даже Устюг Великий на их земле стоит.

— А Котлас?

— Просил он у царя и Котлас, но не дали ему. А почему не дали, не знаю. Может, потому, что староста там не губской, не земский, а выборный. Зыряне, они ведь инородцы, хоть и крещёные. Может из-за этого.

— А в чём отличие между этими старостами? — сразу потребовала ясности Софи.

— Выборных свои посадские людишки выбирают, губских присылают откуда-то. Они все боярского звания. А земские они земские и есть.

Опять для меня непонятка. Я-то уже знаю, что дворяне нынешние идут по служебной лестнице стряпчий-стольник-окольничий-боярин. Вон, даже воевода Архангельский всего только стольник — то есть до боярина ещё не дослужился. А староста всяко ниже воеводы. Как же, будут на место главы какого-то Мухозасиженска целого боярина ставить! Хотя, припоминаю, Пётр в своё время создал специальный табель о рангах. Видать его тоже забодала путаница в чинах и званиях. Кстати, спрашивать про то, кто такие земские, я не стану. Похоже, постичь это мне не дано. Да и неохота.

Течение в Вычегде было поначалу примерно таким же, как в Двине — хорошо бежалось. Но вскоре начали попадаться перекаты, не страшные, равнинные — мы их легко проходили, чуть замедляясь из-за локального ускорения течения. И выходили в широкие плёсы. Много петляли или огибали острова. Уже через четыре дня нам пришлось делать остановки на ночь — наступала темнота, которую наш керосиновый прожектор рассеивал не более, чем на полтора десятка метров. До поворота вправо в Северную Кельтму шли десять дней. Ну а потом почти сразу пошли низменные заросшие берега, болота то справа, то слева, немыслимые загогулины, которые выписывало русло, направляя наше движение куда-то не туда. Зато течение стало слабым. Речка мелела, иногда на поворотах мы задевали берега, поднимая плицами грунт со дна, и в один прекрасный день оторвали со днища тоннель-пришлёпку. На скорости это не сказалось. Мы шли, шли, временами ощущая вибрации от соприкосновения колёс с грунтом, который оказывался достаточно податливым, чтобы быть отброшенным назад клубами мути. Потом эта грязная от примеси ила и ряски вода начала подниматься за кормой постоянно, что продолжалось часа три подряд, но потом стало глубже, и вдруг заметили, что течение-то тащит нас в противоположном направлении.

— Это где же мы дали кругаля? — обратилась Софи к проводнику.

— Не крутнулись мы, а волок прошли. Я не виноват, что у барки этой осадка столь малая, а шарманка её прёт, как с цепи сорвалась. Через старый заиленный канал пролетели и не заметили.

— Это тот прямой участок, что ли? Который до проплешины на левом берегу?

— Да. Вёсла в нём вязнут, шесты проваливаются, а по берегу с лямкой по пояс в воде брести приходится. Иной раз бечеву вперёд на берестянке завозят и уж потом по ней барку подтягивают. Но то по высокой воде, а сейчас низкая. В эти поры здеся совсем не ходют.

Вот так и вышло, что вся наша техническая подготовка не понадобилась. До Камы мы добрались без приключений. Соликамск от места впадения в неё Южной Кельтмы оказался недалеко, а там выгрузка-погрузка и обратный путь. Некогда нам красотами города любоваться — сентябрь в самом разгаре, а только на дорогу в один конец ушёл целый месяц. И круглосуточно идти уже не получается — продвигаться придётся с перерывами на пересидеть темноту.

На обратном пути мы у этого заиленного старого канала технику свою всё-таки испытали. От отдельного мотора — трёхдюймового — запустили на корме водомёты, которые по деревянным коробчатым трубам погнали воду вперёд. Их направляли тоже деревянными же коробчатыми отрезками труб на места, которые хотели размыть. Понятно, что голыми руками с этим не справиться — эти направляющие были укреплены в поворотных турелях и удерживались рычагом.

От второго мотора запустили гряземёт, выталкивающий мутную воду вправо по наклонной деревянной же коробчатой трубе. На этот раз заданную дистанцию проходили на два часа дольше, а насчёт того, прочистили мы фарватер, или только взбаламутили, уверенно не скажу. Не наглядный получился результат. Весь в мутной водичке.

В Архангельск мы пришли только в октябре. Как раз последние суда отправлялись в свои европейские палестины. Строганова здесь уже не было, а приказчик от него быстро принял груз и сполна рассчитался за перевозку. Шхуну уже разоружали в протоке, готовя к подъёму на берег. Через пару дней после нас пришли и обе баржи ещё ипсвичской постройки — доставили купленное Силой Андреичем зерно. На этом мы навигацию закончили и начали занятия в школе.