— Вот моя мечта, как бы я хотел там оказаться... Ничего не произошло. Мой голос по ту сторону экрана не зазвучал. Совершенно успокоившись я стал рассуждать вслух:

— Хорошо, что не пристрелят. А за яйца подвесить можно бы этого петуха!

— Что? — Вдруг услышал я голос из телевизора.

— Это Вы мне?

Я оглянулся. На экране багровел депутат, у которого брали интервью в студии.

Видима была неловкость корреспондента, который пытался перевести тему разговора:

— Александр Михайлович, вам кто-то позвонил? Вы по телефону отвечали?

Депутат наверно подумал, что произошла какая-то теле — накладка и подыграл ответом:

— Да, да. Извините.

А я сел на кресло, как подкошенный. Получается, когда я сказал: «Вот моя мечта...» — программа нашла этот канал, где депутат рассказывал о своей мечте и телевизор переключился.

Долго я смотрел на большой экран в черном корпусе. Каналы менялись, соответствуя прописанной мной программе, не позволяя проникать в комнату рекламе и насилию.

Тогда я решил дождаться ночи и проверить все еще раз. Заодно решил найти давно ставший ненужным пульт и попробовать вернуть его функционал. Часам к двум ночи все было готово. Телевизор послушно следовал командам с пульта, и я мог переключать каналы.

На одном из каналов показывали в записи концерт, я стал разговаривать с поющим:

— Придурок, — говорю полуголому юнцу, — ты еще пацан или уже баба?

Не сработало, он меня не слышал и продолжал гнусавить про тяжелую жизнь молодого повесы.

В общем, добравшись до ночного телемагазина, я был уверен, что просто ошибся, позволив усталости сыграть злую шутку с моим подсознанием.

— Это замечательный пылесос, — рекламировала девица в маечке и шортиках технику. Она держала длинную пластиковую трубу и наклонялась к аппарату.

— Да, ты уж сразу засовывай себе ее между ног! Зачем лишние слова?! — совершенно расслабившись тихо прокомментировал я поведение ведущей.

Девица остановилась в полу — движении и удивленно посмотрела в мою сторону, с экрана.

— Я, мужики, тут развеселился! Ну, думаю, сейчас я тебе! Раздевайся, говорю, че стоишь? Заказов нет!

Девица потаращилась и давай стягивать с себя майку.

— Давай, давай! — говорю ей, — заказы пошли!

А она, и не смущаясь уже, как будто, так и надо шортики стягивает.

— Я ей: «Говори, что такая девушка прилагается к каждой заказанной сейчас модели!». Она и говорит! Тут в кадр вбежали мужик и баба. Зажали девку, и увели. Так смешно мне стало. Сижу, смеюсь от души! Смотрю, а мужик какой-то таращится на меня с экрана. Спрашиваю у него:

— Ну, че, видишь меня?

А он мне:

— Нет! Ты кто? Ты где?

Тут уж мне совсем похорошело, и переключив телевизор на другой канал, решил, теперь всем скажу, что я о них думаю!

Честно сказать, я поначалу опасался и чуть было ни поддался мании преследования. Мне казалось, что каждый звонок в дверь возвещает о том, что пришли сотрудники правоохранительных органов и сейчас я получу по полной — за оскорбления и хулиганство.

Но шло время. Никто меня не находил. Я даже думал, что может и не ищут совсем.

Я никого не убивал, денег не забирал и никакой корысти в моих комментариях вообще не было.

Наболело, накипело, как и у многих таких же работяг, как и я сам.

И потом, я же говорил правду!

Но однажды, я услышал разговор в метро и оказалось, что о моих телевизионных выступлениях знает весь город.

Человек-то я замкнутый — ни с кем не общаюсь, по барам и кафе не хожу, даже общественным транспортом пользуюсь раз в месяц, потому и понял все слишком поздно.

— Во, загибает! — присвистнул кто-то и в полумраке раздались шаркающие звуки переставляемых в нетерпении ног.

Как ни странно, но Иван только сейчас задумался о собственной безопасности, возможной ошибке, опасности.

После скитаний по городу, видевшемуся раньше разросшейся деревней, прикрывающей каменными одеждами обыденные и не изменяющиеся от создания человека потребности — размножаться и добывать еду, но оказавшемуся мегалитическим монстром из стекла и бетона, прячущим в стальных порах мутировавших гадов с венами полными жадности и лицемерия, случайные знакомые — простые люди, хоть и бездомные, не внушали страха ищущему отдушину Ивану.

Люди прошедшие общественную мясорубку, либо превращаются в фарш, либо голыми костяшками выплевываются прожорливым механизмом и никаким социальным бактериям не прогрызть то, что отшлифовали винты современного мирового порядка.

Сейчас же — в сгущающихся сумерках, инстинкт самосохранения дрогнул серебряным колокольчиком где-то в области солнечного сплетения.

«Гадость какую-то пьют», — подумал гость и поежился, пытаясь прогнать дискомфорт из груди.

— Тебе не интересно?! Иди, возьми еще выпить! — не поддержал невидимого оратора сидящий рядом с Иваном Сергей.

— Давай, выпьем, — протянул он стакан Ивану.

— А ты топай, топай, — приказал Сергей в темноту перед тем, как опрокинуть в обросший недельной щетиной рот сто грамм сивухи.

— Слушай, — продолжал единственный защитник нежданного гостя, закусывая салом, — так получается, что ты изобрел новый канал связи?

Сквозь накатившиеся от крепости напитка слезы Иван удивленно посмотрел на собеседника, колокольчик попытался вытолкнуть спиртовые пары.

— А ты че так таращишься?! — заулыбался Сергей и обнажил довольно белые и ровные зубы, — ты, что же думаешь, что мы тут все БОМЖами родились?

Иван жевал, вопросительно обводя взглядом тех, кого можно было рассмотреть в темном заброшенном складе на окраине города.

— Вот это, — Сергей указал на щуплого старика с разбитым носом, — Федор Игоревич. Это мы его зовем Федорой, а для тебя и всех остальных он Федор Игоревич. А ну, представься Федора нашему гостю.

Старик довольно живо поднялся, отряхнул свои рваные, грязные брюки и поправив несуществующий галстук представился:

— Федор Игоревич, кандидат математических наук. Десять лет назад я работал в космической индустрии. Наращивал, так сказать, мощь нашего государства в космосе. Вы слышали, что ни будь про космический щит? Ох, американцы и раздули из этого!

Федора рассмеялся несоответствующим не его внешности, не месту — чистым, почти детским смехом. Иван от неожиданности уронил кусочек сала из пальцев.

— Сядь, Федора! Не пугай человека, — приказал Сергей, — теперь понимаешь почему он Федора?

— Угу, — лишь смог произнести Иван.

— Это его особенности голосовых связок, но не голос в этом человеке главное конечно. Он просто гений математики! Знаешь, чем зарабатывает? Решает контрольные, пишет курсовые, диссертации. Да, ты рот-то прикрой!

Обширное пространство склада снова наполнилось мужским смехом. Но теперь ответной улыбки у гостя веселье не вызывало. В слаженных мужских голосах Иван расслышал и женский, но понял, что это смеется Федора.

— Ты, когда на вокзале, как крыса прятался по углам, он еще тогда тебя заприметил, и сообщил Погону. Погон, выйдька в свет из своих военных — темных сил!

Из глубины склада послышался скрипучий звук, и на кресле каталке появился человек в камуфляже.

«Таких все больше и больше по всему городу. Молодые, крепкие, им бы на строительство Байкала Амурской Магистрали, а они по переходам с костылями, да в инвалидных колясках. Как будто и не было Маресьева, не смотрели они „Не могу сказать „прощай““, да и вообще ничего не знают о мужской гордости, силе духа и воли. Обнищала русская душа. Что ожидать от дегенератов?»

— Здрасте! — сняв помятую кепку, поздоровался человек с большими, даже в душной темноте оставшимися серыми, холодными глазами.

Иван кивнул и уставившись в рыбное месиво, именуемое «Балтийской килькой», продолжил размышлять:

«Если его побрить, подстричь, да и просто помыть, то ему точно не более тридцати пяти лет. Но грязь, щетина и конечно нереально изогнутая культя правой ноги делают из него старика. Парню жить и жить, детей воспитывать, строить светлый мир... А, он в сарае, как крыса живет. Нет. Раньше такого не было...»