Погон и Сыч наблюдали за отъезжающими автомобилями. Простой "бобик" поглотил оловянные формы с дубинками. Черная машина — повезла откормленный зад Михал Сергеевича. Белая — сверкающая полиролью и данными только ей, особыми номерами и мигалкой — двух в штатском.

— Ведь, Телика ищут! — сплюнул Сыч.

— Ищут... ослепшие бойцы на видимом фронте, — ответил Погон и пошел в склад.

Там все сидели в ожидании, но не того момента когда отчитаются двое силовиков собственной группы, а в предвкушении возвращения в реальность Ивана.

С трудом удерживая равновесие новый знакомый сидел на ящике, еще вчера бывшим столом.

— Уехали? — встретил входящих вопросом Сергей.

— Да, — ответил Погон.

— Сыч, притащи лампу, — сказал Батя, — Погон, сделай-ка свет!

Лампа была водружена на прежнее место и загорелась почти над самой головой Ивана. Все пристально всмотрелись в пошатывающее лицо, как в интереснейший манускрипт или гравюру чудом сохраненную вопреки безжалостному убийце — времени.

— Ну, понятно, почему они его не узнали, — хохотнул Федора высоким голосом.

И подойдя к Ивану, заглянув ему в глаза, спросил, как лиса зайца:

— Ты меня слышишь? Ваня, ты понимаешь меня?

— Ты, че ко мне пристал! Почему я тебя не буду понимать, — стараясь уклониться от света ответил Иван.

— Слушай, Вань, а ты как научился голоса пародировать? — спросил Батя.

— Чего??? — с досадой спросил Иван, — Это у вас хобби такое, сначала напоить, избить, а утром на больную голову задавать дебильные вопросы?!

— Ты, Ваня, Сыча извини, — заговорил Сергей, — только здесь неувязочка вышла. Сам понимаешь, дело-то не простое, а ты бежать, а утром менты... Так ты еще не знаешь, что раньше было!

— Мужики, — застонал Иван, — я выслушаю все, что вы скажите, только дайте опохмелиться! Бошка гудит...

— Так мы нальем, — пропел Федора, поднося в одной руке полулитровую заначку водки, а в другой крупный осколок зеркала.

— Ты только на себя с трезвого глаза посмотри, — и он подставил Ивану зеркало, — что б потом не говорил, что мы тебя здесь месяц пытали.

Найдя равновесие, гость всмотрелся в мутный кусок. На него смотрело обросшие кустистой щетиной, в кровавых, засохших потеках лицо — с рассеченной губой, опухшим носом, фиолетовым отеком под левым глазом и грязными седыми волосами.

Отражение сказало:

— Христом богом молю, налейте!

Глубоко ошибаются те, кто считают космос беззвучным. Солнечный ветер завывает подобно расстроенному оркестру. Под шелест тысяч нотных листов миллионы струн и миллиарды клавиш издают неимоверную какофонию. Но только непосвященному эти звуки могут показаться хаотичными. Рихард хорошо знает, что за каждым нотным листом скрывается опытный вампир. Он шипит свою собственную тему, огненный гигант дарует в ответ силу недр, а звуки сплетаясь в единое целое, на протяжении сотен лет, повторяют один и тот же концерт для землян.

В какой-то момент Рихард нашел диссонансный вой довольно мелодичным, смог звуки выстроить в систему и, с тех пор ему открылась способность противостоять боли и неприязни, неизбежно настигающих каждого, кто хоть раз в жизни слышал человеческую музыку. Теперь он мог концентрироваться на собственных задачах. Отодвигая в сторону разноголосицу, как фотограф ненужный фон, предводитель армии партизан мог преследовать личные цели, сохраняя память, ориентиры и логику.

Пользоваться полученной от нагов силой и при этом оставаться «кротом», ему удавалось довольно долго, потому вера в успех собственного плана росла с каждым днем.

За прошедший месяц на Землю отправлено семь бойцов. От хозяев скрыть их невозможно было, но на Земле верные солдаты получили защиту Вечного героя. Чтобы не привлекать ненужного внимания, раскрыть адаптацию двоих, Рихард не решался даже сам для себя.

Сейчас настало время сомкнуть сеть — дать шпионам явки и пароли, но, чтобы хозяева не отвлеклись, необходим ложный маневр.

Нианзу Ли — идеальная ширма, искусственный заяц, за которым будет гнаться свора охотничьих змей.

Отдав последние указания по атаке на Аналог, Рихард поспешил в сапфировую пирамиду. Наблюдать, как тысячи воинов осыпаются космической пылью в регенерационные капсулы, не надоело только нагам.

«И это они еще не знают, что я, практически сам, доставил на Аналог саморегулирующуюся защиту от внедрения внешнего интеллекта», — мысленно улыбнулся Рихард собственным предательским способностям, растворяясь в сапфировом ложе. Через мгновение он дышал воздухом каждой подворотни на Земле, ощущал движение мыслей в любом каменном кармане мегаполисов, городов и поселков.

Где-то здесь жертва идеологической борьбы — свято верующий в коммунизм Нианзу Ли. Преданный партии еще не знает, что вскоре партия предаст его самого. Отсутствие тонких настроек в гигантской машине компенсируется количеством. На место не оправдавшего доверие придут десятки более надежных коммунистов.

Путь через Монголию китайский агент просчитал неоднократно. Цель — незаметно подойти к логову врага и раствориться в бетонных лабиринтах, тем, кем он станет за время путешествия — неотличимой от доноров копией, оправдывала дорожную петлю. Но перейдя границу Монголии Нианзу Ли оказался в непростой ситуации.

С одной стороны, его легенда была полностью подтверждена родственниками — молодой семьей с древними корнями, но на пересечении древности и молодости расчеты и заканчивались правильным решением.

В Китае все было понятно — каждый квартал огорожен решетками, каждый мопед прикручен виниловым замком, каждый человек предан партии и единым целям социализма. Здесь мозг члена коммунистической партии отказывался понимать свободу понятий и принципов, имеющих размытые нормы, фиксируемые лишь границами узкого мировоззрения жителей.Как страна могла пережить социализм, ставший для него смыслом жизни и откатиться в глушь средневековья?

На фоне противоречивой информации о перспективах по добыче полезных ископаемых, развитии сельского хозяйства и растущем внешнем долге, Нианзу Ли был готов к несоответствию официальной версии и данным внутренних источников. Однако, реальность произвела неизгладимое впечатление на молодого агента «Девятого бюро».

— Налейте, — взмолился он сидящим на потертых ковриках мигрантам, покидающим родные края, надеющимся на лучшие заработки в Забайкалье.

Бутылка водки перекочевала из-под водительского сиденья в руки Нианзу Ли и он выпил, как и все — без лишних слов, словно всегда пил горячительное, когда хотел утолить жажду.

Сквозь пару узких окон автомобиля, именуемого странным словом «буханка», в смуглые лица попутчиков, вглядывалось бесконечное небо Монголии. Изредка небесный океан рассекали верхушки Обо — сакральных нагромождений из камней и веток. Тогда сидящие делали глубокий вдох, означающий поглощение великой монгольской силы, пили из горла больше обычного и шумно выдыхали друг другу в лица. Дыхание, наполненное спиртовыми парами, означало надежды, не менее великих сынов своего отечества, и после такого ритуала они обязательно должны были сбыться.

Подготовка путей отхода началась с момента пересечения границы и сейчас новый рекрут заговорщицки поглядывал на родственника мало знакомой семьи, заплатившего десять миллионов тугриков только за «буханку» и обещание помочь в случае необходимости.

Нианзу Ли был уверен, что монгол выполнит любое поручение, стоит лишь потянуть за банковскую карту. Крупное вознаграждение позволило семье перебраться из юрты в отдельную квартиру и теперь добытчик заветных метров, ехал в приподнятом настроении, надеясь исполнить как можно больше для нового знакомого и как можно быстрее погасить ипотеку.

— Билгүүн, — указал монгол на соседа — довольно крепкого мужчину за сорок, в потертом халате и стоптанных туфлях, — знает о потерянном колодце.

Из тумана памяти, плывущего над алкогольной рекой, в сотрясаемый колдобинами грунтовой дороги мозг, на всех парусах ворвалась джонка — запрещенная история. Под грифом "Секретно" она хранится в китайском архиве, куда имеют доступ лишь избранные, а здесь пастухи в голос обсуждают то, что в Китае не смеют и шепотом произносить министры.