Лишь в момент прохождения Луной точки столкновения с прямыми солнечными лучами, жертвы могли получить глухой предостерегающий сигнал с захваченного корабля и задыхались от неведомого страха и вековой боли. Но жизнь продолжалась, движение неумолимо и солнечный свет поглощает Землю день за днем, даря анестезию заблуждений и вакуум информативности.

— Эй, вставай! Вставай! Вставай!

Полумрак склада разрезали тонкие лучи победившего солнца. Всех верующих в него, светило гостеприимно встречает объятиями. И пылинки, мечущиеся в поисках покоя, и громкие возгласы, какими бы резкими они ни были в утренние часы, как в защитные скафандры, облаченные в розовую рассветную ауру благодати. В это утро лучи приютили голоса высокомерные, а пылинки наивно безразличные.

— Вы уверены, что это необходимо? — спросил Стас у старшего по званию.

— Уверен, Стас! Уверен. Степанов, буди и ты е... — выругался майор Петров, — я не хочу здесь торчать полдня!

— Вставай! — Степанов исполняя приказ, пересек склад и дойдя до первого спящего ткнул его дубинкой, позаимствованной у подчиненного.

Не каждый день ты поступаешь в подчинение ФСБ, хоть и сам начальник! Так что Степанов исполнял приказы, стараясь показать свое честное отношение к долгу перед Родиной и искреннее уважение к субординации.

— А-а-а... — открыл глаза Федора.

— Вставай! Буди своих! — скомандовал Степанов.

— Ага! Сейчас, Михал Сергеевич!

— Какой я тебе Михал Сергеевич, — прорычал Степанов и добавил громче, — Вставай, мать твою!

Две фигуры в штатском стояли в узком потоке утреннего света. Стас сморщился и повернувшись лицом к двери спросил:

— Разрешите подождать снаружи?

— Эко, тебя, Стасик, работа на воздухе-то! — смеясь, отозвался Петров, — на Вы, и разрешите! Ладно, пойдем! Все равно их здесь не рассмотреть.

Уже в дверях, майор скомандовал:

— Буди их, Степанов, и гони на улицу!

Федора кряхтя, ворча и спотыкаясь, полез по тряпкам, поролону, старым автомобильным чехлам и истертым коврикам служившим постелью обитателям склада. Первым на пути был Сергей.

— Что делать? — спросил Федора.

Как ответ на его вопрос раздался возглас одного из тех, кто при законе:

— Михаил Сергеевич, смотрите — тут еще один!

— Фу...бл... Чтоб его...- простонал Михаил Сергеевич, — сдох что- ли? А вонь — то!!! А ну, пихни его!

Было слышно, как тяжелая подошва шваркнула по бетону и следом тупой звук встречи ботинка с телом.

— Ы-ы-ы-ы... — отозвалось тело.

— Живой! Тащи его наружу!

— Михал Сергеевич, за что???Я хотите отдежурю, хотите в усиление, хотите...

— Расслабься, Саня! Гы, гы, гы, — Михаил Сергеевич хохотнул и сплюнул на лежащее тело.

— У нас есть кому его тащить... А, что ты там еще хотел сказать про то, что я хочу???

Три фигуры в форме рассмеялись. От их смеха Иван снова схватился за голову и застонал.

— Эй, вы там, шевелитесь! — раздался голос Петрова с улицы.

Батя пошел первым. В черной рваной куртке ниже колен, несмотря на то, что стоял июль, в теплом трико — через дыры которого было видно второе, в белой кроссовке на одной ноге и в синем на другой.

Петров выдохнул дым «Кэмела» и безразлично сказал:

— Пошел вон.

Батя, не дав летнему солнцу коснуться спины, попятился назад. В помещении буйствовал Михаил Сергеевич:

— Че телитесь? Давайте этого поднимайте! Давай! Давай! Ты че старик?! Тебя не касается? — уперся в Батю дубинкой человек в форме: — Иди на воздух проветрись!

— Так, я уже, — тихо ответил Батя.

— Миша, давай других! Этого я видел! Не то! — командовал Петров.

Погон и Сыч склонились над Иваном. Оба прошли службу в спец-войсках. Оба обучены жестам и чтению знаков, и оба могли бы сейчас сказать, что все это чистая теория. Нет никаких особенных знаков, нет ни каких особенных смыслов у жестов. Есть ситуация и есть одно решение, которое надо понять двоим, а решение это в тренированных умах, в живых глазах. Взгляд, миг, решение:

«Спокойно, выходим!» — Погон берет под руку Ивана.

«Понял!» — Сыч придерживает нового знакомого, с другой стороны.

— Че застыли, полудурки? Тащите его! — фыркает Михаил Сергеевич стоя на сквозняке.

Сначала Погон переступил порог, потом Иван, повиснув на нем, перетянул одну ногу за другой, а потом и Сыч, придерживая Ивана под другую руку. Солнце немилостиво ударило в глаза. Погон оказался крайним в шеренге, справа изобретатель повис на плече, с другой стороны Ивана держал Сыч, рядом с Сычем встал Костян, а ближе всех к майору Федора.

— Ты, ты, ты, -указывая на Федору, Костяна и Ивана, скомандовал майор, — Пошли вон!

Федора толкнул залипшего от неожиданной удачи Костяна, тот не отреагировал и помог майор:

— Че встал? Помоги этого старика оттащить!

Костян выражая всем своим поведением полное непонимание ситуации, увлекаемый Федорой подошел к Сычу.

— Держи его, Костян,- перекладывая ношу, проговорил громче, чем надо Сыч, — эти и на старость не смотрят! Подняли старика при смерти!

Костян вопросительно посмотрел на здоровяка. Сыч сделал вид, что взгляда его не заметил. Но Костян знал это движение глаз — вперед и насквозь! Острый взгляд говорил: «Думай сам! Смотри и увидишь».

В поисках поддержки детдомовец коротко взглянул на Погона. В его глазах он увидел то, что видел сотню раз — бездну ледяного ничего.

Покачиваясь на коротких ногах, Федора уже потащил Ивана в проем железной двери, а так как Костян все еще не понимал, что надо делать, Иван с другой стороны остался без опоры и почти рухнул на Погона. Наконец похмелье отступило и молодой человек очнулся.

Погону пришлось проявить всю свою выдержку, чтобы не стать тем, кем он был — обучавшим Сыча приемам боевых искусств, которые не доступны ни одной армии. Но встретившийся со взглядам мастера в глазах падающей головы Телика, Костян получил-таки предназначенный ему невидимый прямой — точно в переносицу... Детдомовец быстро подхватил тело изобретателя — всем видом соответствующее инвалиду и случайно задел правой рукой Погона. Тут же стальная хватка сковала запястье несообразительного юнца.

— А-а-а, — вырвался от резкой боли возглас Костяна.

— А, ы, а... — застонал так и не нашедший верной опоры Иван.

— Э, у, а ... — отозвался Погон отпуская руку Костяна.

Только сам провинившийся мог догадаться — Погон ерничает, подражая стонам товарищей. От мысли, что смог заставить начальника собственной безопасности проявить сарказм, Костяна прошиб холодный пот и он засуетился пытаясь исправить ситуацию. Потянул Телика, как голодный лев превосходящую его самого добычу, стараясь побыстрее скрыться из прицела ледяных глаз.

— Что у тебя здесь делается, Михаил Сергеевич? — наигранно возмутился майор.

— Так я же говорил, товарищ майор, — оправдывался Степанов, — я всех этих семерых козлят знаю! Вы не думайте! Я сам — лично участвую в рейдах по своему району. Я выполняю все указания. И я не начальник протирающий кресло. Да, кто их здесь не знает! Вы же сами видите убогие все! Старики и малолетка!

— Вот этот, я бы не сказал, что старик! — майор кивнул на Сыча.

— Так это ж местный! Ему тридцать лет... Сычев, тебе уже тридцать или будет?

— Будет, Михал Сергеевич! — четко ответил Сыч и почесался в паху.

Федора и Костян уже скрылись с нелегкой ношей в темноте склада. От того что «убогий» стоял плечом к плечу, рядом с Погоном, изображающим из себя инвалида, лицом к лицу с равным ему по званию ФСБшником, Сыча немало веселило.

— Я ж говорю, больной он! — обращая внимание на поведения Сыча, проговорил Михаил Сергеевич майору.

— Все! — Петров бросил окурок на песок.

Помолчал, глядя на сизую струйку дыма и наступив на опаленный фильтр тонкой подошвой лакированных туфель добавил уже идя к машине:

— Поехали, посмотрим, кто у тебя еще здесь водится, начальник не протирающий кресло!