— Не назову. К сожалению, они мне неизвестны.

— Тогда сделайте милость — гуляйте на природе подальше от меня!

— Поскольку мы вместе ищем одно и то же существо, то вынужденно столкнёмся ещё не единожды. До скорой встречи, господин Оэн.

Ригорин постарался уверить себя, что издёвка в голосе магистра ему послышалась. Жаль, что нельзя вызвать мага на дуэль лишь за недостаточно почтительный тон!

Утро Ани, покинувшей уютное лежбище под крыльцом, началось с тщательного исследования городских улиц. Застроен город был не абы как, а по строгому плану. Вокруг центральной площади с административными зданиями и аналогом аптеки, торгующей дорогими снадобьями, высились богатые дома видных жителей города. Дома не стояли впритык друг к другу — между ними зеленели скверы, аллеи с клумбами и фонтанами, большой городской парк подступал к ограде самого величественного из частных домов, двери которого украшал золочёный герб. Этот особняк почтительно и со страхом именовали «домом магистра». К концу дня Аня научилась отличать дома, принадлежащие магам, от домов, в которых живут простолюдины: у домов магов не было конюшен, их коляски ездили за счёт магии, а над дверьми обязательно красовался родовой герб, сколь бедным ни выглядел бы домишко. В толпе также легко было вычленить магов среди простых людей по высокомерному выражению лица и высоко поднятому аристократическому носу.

От центра города лучами отходили улицы, постепенно сужаясь к периферии, к самым бедным районам. Все улицы и переулки между ними были закреплены за одним видом торгово-промышленной деятельности: были улицы, на которых размещались белошвейки и кружевницы, была улица кузнецов, улица пекарей, улица ткачей и улица ювелиров. В итоге в поиске необходимой вещи не нужно было обегать множество супермаркетов, как в Калининграде: для покупки сапог надо было прийти в определённый городской район и сразу увидеть весь ассортимент обуви, что могут предложить местные мастера.

Аня тщательно изучила все улицы, все переходы и подворотни, в которых можно спрятаться от погони. Полдня провела у стен городской управы, с жалостью смотря на приводимых на расправу воришек (палач лениво отвешивал пять ударов плетью мальчишкам и десять ударов взрослым карманникам) и подслушивая болтовню скучающих охранников, стоящих у входа. И к вечеру услышала ошеломительное известие: Унир и Краск погибли в своём доме, всё их имущество отошло к короне, а король наверняка отдаст бесхозные теперь земли под управление магистра Имрана Дайма.

— Худо жилось людям в поместье Унира Госка, а под властью Дьявола Дайма ещё хуже станет, — мрачно подытожили охранники и заговорили о другом, а Аня отошла в сторону, приходя в себя: она окончательно свободна, её никто не будет искать!!! Никто не узнает о создании магами метаморфа, она может спокойно жить, не боясь попасть в ловушку!

Она сломя голову убегала по полю от погони, а за ней никто и не гнался, маги-экспериментаторы так увлеклись дуэлью, что оба заплатили жизнью за недоверие к напарнику. Если бы Краск и Унир были настоящими друзьями, ей не удалось бы обмануть их и моментально рассорить до стадии смертельного боя. Маги давно подозревали друг друга в намерении предать и обмануть, наверняка каждый из них сам вынашивал планы избавиться от «товарища» и прибрать к рукам результат их общей работы.

«Чтобы семена раздора быстро дали всходы, надо бросить их на подготовленную почву, — вздохнула Аня. — Я же предупреждала этих горе-учёных: похищая мою душу, вы совершаете большую ошибку! Возможно — самую большую ошибку в своей жизни! Напророчила…»

Из философских размышлений о дружбе, доверии и высшей справедливости Аню выдернули громкие восклицания:

— Ты мне всю жизнь своими бреднями разрушила! Я, дура наивная, всё мамочкины советы слушала — и дослушалась! Видеть тебя не хочу, живи, как знаешь, а мне больше не мешай! Свою жизнь испортила, мою под откос пустила, вот и сиди нищей в этом крысином углу, а я уезжаю и прошу мне не писать. Нет у тебя дочери с этого дня!

Визгливые женские вопли сопровождались грохотом дверей, стуком каблуков по ступенькам и скрипом распахиваемых в соседних домах окон: обитатели небольшого переулка желали услышать и увидеть мельчайшие подробности скандала. Бредущая, куда глаза глядят, Аня тоже остановилась. Кричала молодая женщина лет двадцати пяти на вид: стройная, русоволосая, кареглазая, чем-то похожая на саму Аню в молодости. Лицо женщины можно было бы назвать симпатичным, если б его не портили сильно гневная гримаса и озлобленность во взгляде. Дамочка выскочила из маленького двухэтажного домика, зажатого между особнячками побогаче. Сбежала по ступенькам, таща в каждой руке по дорожному баулу и прижимая локтем к боку изящную сумочку на длинном ремешке. Аня не ведала, кто и каким образом «разрушил жизнь» этой девицы, но та не выглядела голодной оборванкой. За дамочкой из дома выбежала пожилая женщина с бледным заплаканным лицом и взмолилась:

— Доченька, одумайся! На что ты себя обрекаешь?!

— На жизнь в столице обрекаю: на достойную, обеспеченную, интересную жизнь! — фыркнула девица, ставя баулы на булыжник мостовой.

— С нелюбимым стариком? — плача, покачала головой пожилая мать, и дочь взвилась, как ошпаренная:

— Слышать не хочу ни о какой любви! Тошнит от твоей вечной песни «с милым рай в любой хибаре». Всё, хватит с меня и милых, и хибар! Раскрой глаза, мама: в деньгах счастье, в большом доме, слугах и достатке, всё прочее — старческие нелепые байки!

— Достаток самой заработать можно, а не идти на содержание! — выкрикнула пожилая женщина.

Девица побагровела, проорала в лицо матери:

— Что-то ты не особо заработала, даже завещать мне нечего! — и замахнулась на мать…

— Ррр-рррР! — взревела Аня, подскакивая к девице и в прыжке бодая её мордой в занесённую руку.

Девица взвизгнула, пошатнулась от скользящего удара крупного пса, закричала:

— Фу, пошёл прочь, мерзкая псина! Перебить вас всех надо, а не прикармливать, как моя мать!

На улочку выехала богатая карета на магическом ходу. Девица замахала ей обеими руками, и карета подъехала ближе, остановилась. В окне мелькнуло желчное, надменное лицо пожилого мужчины. Он покровительственно улыбнулся девице, распахнул дверь кареты. С запяток соскочил лакей и двинулся к стоящим на мостовой баулам, намереваясь погрузить их в багажный отсек. Аня отвлеклась от рассматривания убитой горем матери, молча протягивающей руки к усевшейся в карету дочери, и мигом сложила два и два. Метнувшись вперёд, она выхватила из-под носа лакея один баул и понеслась прочь, к ближайшей сквозной подворотне. Ей вослед кричали люди, но Аня сосредоточилась на задаче не выронить из пасти ручку объёмной, но по счастью не слишком тяжёлой сумки. Её надежда, что та набита одеждой, окрепла.

«Раз девица катится навстречу богатой, разгульной жизни, то старые «нищенские» наряды ей ни к чему», — цинично рассудила Аня, ныряя в густые кусты неухоженного парка бедного района города. Бродячая собака с сумкой в зубах привлекала много ненужного внимания, следовало спрятать добычу.

Вскоре сумка была надёжно упрятана под густую ель и засыпана сухой прошлогодней хвоёй. Если кому и вздумается заглянуть под колючие ветви, свисающие до самой земли, то увидит он холмик, похожий на старый муравейник. Обратно из-под ели вылез не облезлый бродячий пёс, которого разыскивали как наглого воришку, а приличная беленькая, пушистенькая, крупная и упитанная домашняя собачка с доверчивыми голубыми глазками. Собачка неспешно побежала на разведку: уехала ли девица и можно ли гулять по городу в её платье, не опасаясь встречи с бывшей хозяйкой одежды.

…

В небольшом косом переулке кареты и след простыл, а на ступеньках крыльца ещё сидела пожилая женщина, горестно всхлипывая и вытирая слёзы мокрыми ладонями. Любопытные соседи уже расходились, судача промеж собой о распутных нравах современной молодёжи и о том, каково придётся старой матери доживать свои дни в одиночку. Кто-то высказывался в обратном ключе: правильно девка сделала, что вместе с матерью хоронить себя не стала, а что касается распутства — так девица вдова, может позволить себе любовника завести, чай не невинная девчонка.