Аня фыркнула: кто бы ей самой ответил на этот вопрос! К ней тоже нет-нет да и подкрадывалось подозрение, что её настигли длительные предсмертные галлюцинации.

— Тем водяным чудищем, что схватило меня под водой, — тоже был ты? — пытливо спросил у зверя ребёнок, видимо, стараясь разобраться в сюжете своей сказки. — На наручниках остались следы зубов, и только то чудище могло спасти меня и притащить сюда.

Подумав, Аня кивнула. В логике мальчонке не откажешь, что подтвердилось его следующей фразой, прозвучавшей как констатация факта:

— Мальчиком тоже был ты. Ты — метаморф из мифов, только настоящий, да?

Аня снова кивнула. Мальчик задумался и с горячим любопытством спросил:

— А какая у тебя истинная форма? Кто ты, когда ни в кого не превращаешься?

«Вопрос на засыпку, как говорится. Действительно, кто я, когда «ни в кого не превращаюсь»? Туман? Бесплотная душа?»

— Правильно, не раскрывай мне свои секреты: вдруг, меня пытать будут, когда поймают, — совершенно серьёзно сказал мальчик в повисшей паузе, заставив содрогнуться тело крупной кошки. Боженьки, что ж это за мир, где могут пытать детей! — А по доброй воле я тебя не предам, ты не бойся.

— Спи, — негромко проурчала Аня, вырвав у мальчика потрясённый вскрик и тихий смех:

— Ой, ты и зверем можешь разговаривать! Здорово!

— Ещё бы не здор-ррово. Поспи часок, пока одеж-жжда не высохла.

Мальчик послушно закрыл глаза и мирно засопел, прикорнув к жаркому телу барса. Хорошо быть ребёнком и жить настоящим моментом, перепоручив заботу о будущем взрослым! Смотря в расслабленное лицо спящего мальчика, чем-то неуловимо напоминающего ей сыновей и внуков, Аня размышляла над извечным вопросом: что делать? Абсолютно свободным зверем жить хорошо, пока у тебя не появились дети…

Вытащенного из реки мальчика звали Павлюк: так он представился Ане, когда проснулся и взялся натягивать на себя высохшую одежду. Заправив рубаху в холщовые штаны, Павлюк доверчиво посмотрел на снежного барса, сидящего на поляне, и спросил:

— Что теперь делать будем? В лес жить пойдём? — Его лицо несчастно сморщилось, и он неохотно уточнил: — Или ты меня сейчас бросишь? Мне одному в лес идти?

— Тебе остаться здесь и пр-ррятаться в кустах, — прорычала Аня, встревожено смотря на опускающееся за горизонт солнце. — Я вер-ррнусь скор-рро с одеждой потеплее и поесть пр-рринесу.

— Поесть не худо бы, — оживился мальчишка. — Я тебя дождусь, буду сидеть здесь, как гвоздями прибитый! Мне всё одно идти некуда…

— Есть, — заверила Аня, — в моём доме жить будешь. Только лицо твоё капюшоном прикрыть надо и темноты дождаться, так что сиди тут, на дорогу не суйся, я позову тебя, как вернусь.

Быстрый бег через кусты, оборот собакой и проникновение в город мимо недовольных стражников. Перерыв вещи в чулане, Аня отыскала мужскую куртку с капюшоном, видимо, принадлежавшую раньше мужу свахи Нарзис. Куртка была великовата, но тут бедные мальчишки все как один ходили в одежде с чужого плеча, редко подходящей им по размеру.

— Куда бежишь на ночь глядя? — ворчливо спросили у неё стражники городских ворот Эзмера на обратном пути.

— Брата младшего надо из деревни забрать, — ответила Аня, кутаясь в платок: к ночи похолодало и она волновалась за Павлюка, сидевшего у реки в одной рубахе.

— Не успеешь сбегать до деревни-то, мы через час ворота закроем.

— Тётя обещала вывести брата мне навстречу, они уже около моста ждать меня должны.

— Не видно никого по ту сторону.

— До поворота не дошли ещё.

— Как знаешь, но запертые ворота открывать не будем, в деревне ночевать оставайся.

— У меня мать болеет, мне вернуться надо. Я быстро, вы глазом моргнуть не успеете!

Через мост Аня в самом деле понеслась бегом. Потом быстро-быстро пошла по дороге, выискивая те кусты, где велела прятаться ребёнку. Вроде бы где-то здесь, как раз метров триста вдоль реки прошла… Свернув с дороги к кустам, Аня тихо позвала:

— Павлюк, это я! Выходи, пока ворота городские не закрыли! Жить в лесу — не вариант.

В кустах зашуршало, выглянуло мальчишеское лицо. Голубые глаза недоверчиво осмотрели молодую женщину в добротном платье и платке.

— Ты кто? — настороженно спросил мальчик.

— Чудище водяное и кошка большая с пятнистой шкурой, — нетерпеливо ответила Аня, протягивая ему куртку. — Пошли скорее, на ходу перекусишь.

Мальчишка просветлел лицом и широко улыбнулся:

— Вернулся!!! Вернулась. Так ты женщина, значит?

Он впился зубами в бутерброд и без тени сомнений пошёл за Аней к мосту. Перед воротами накинул капюшон на голову, хоть никто не разглядел бы в сумерках «утопленника» в бредущим за старшей сестрой парнишке.

До дома они добрались без приключений. Накормив Павлюка горячим супом, Аня уложила его на кровати Аннет, а сама устроилась в комнате бывшей хозяйки дома.

Первое успешное дело антисватовства не принесло Ане большого дохода, но доставило ей моральное удовлетворение от хорошо выполненной работы и укрепило уверенность в своих силах. Ещё оно дало ей неплохую рекламу: отец Корины, желая искупить свою вину перед «родной кровиночкой», по всему городу разнёс весть, что его дочь безумно счастлива благодаря Аннет Сток. Собственный вклад в дело разрушения дочернего счастья он оправдывал так: неудобно было отказать солидным людям, хорошо, что госпожа антисваха помогла. Корина минимум трижды в неделю заносила Ане свежие яйца и молоко и обижалась, если та начинала протестовать или совать ей монетки.

— У нас нет денег, чтобы расплатиться с вами как положено, я рада, что могу отблагодарить вас хотя бы так. Вот будем поросят резать — самые лучшие куски вам привезём!

В этот момент рядом со смущённой Аней возникал Павлюк, оттирал её в сторону и важно говорил:

— Привозите, спасибо скажем. Хозяйку не слушайте: она не по земле ходит, а в облаках парит, но я-то о ней позабочусь, не сомневайтесь, госпожа.

Корина весело подмигивала мальчишке и убегала по своим делам, а Аня только руками разводила: за одну неделю испуганный приёмыш превратился в деловитого помощника по хозяйству и верного товарища. Для конспирации они русые волосы и брови Павлюка перекрасили в рыжий цвет, каждое утро рисовали ему коричневые веснушки на носу стойким чернильным карандашом — и мальчишка перестал бояться быть узнанным.

Аня помнила первый день после появления в доме Павлюка: она проснулась утром от стука в дверь, вышла к гостям и на ней с визгом повисла Корина. Артём внёс в прихожую большую корзинку с деликатесами, оставшимися от вчерашнего застолья, и ещё раз сердечно поблагодарил за помощь. Аня удивилась, что новобрачные с утра на ногах, а те недоумённо пожали плечами: скотину надо доить и вовремя в поле выгонять независимо от свадеб и прочих дел. Гости попили на кухне чая, излучая счастье и умиротворение, и ушли по делам, а Аня пошла будить спасённого мальчика.

Она открыла дверь в комнату Аннет. Павлюка нигде не было, но испугаться Аня не успела: за дверью шкафа слышалось тихое дыхание.

— Это я, выходи, — улыбнулась Аня, застилая кровать. — Все ушли.

— Что случилось? Отчего все так шумели? — с опаской высовываясь из шкафа, спросил Павлюк.

Аня села на кровать и похлопала по покрывалу, приглашая мальчика сесть рядом:

— Знакомые в гости заглянули, вкусностей разных принесли. Расскажи мне о своих родных: надо передать им счастливую весть, что ты жив.

— Нет у меня родных: мать умерла, когда меня рожала, воспитывался я у чужих людей, но связанные со мной надежды не оправдались, — безучастно доложил ребёнок, явно делая краткий вывод их тех изречений взрослых, что слышал в отношении себя. Он погладил красивое вышитое покрывало и с любопытством спросил: — Это твой дом? От родителей тебе достался? Они тоже были метаморфами, как ты?

Аня замялась под прямым детским взглядом, но решила не скрывать правду: