Вагоны катятся быстрей. Захлебываются в неудержимом ритме:
— На-сов-сем… На-сов-сем! Рас-ста-ем-ся на-сов-сем!..
Резкий толчок вскидывает Серебренникова. Крушение?!
Он просыпается и не сразу соображает, что находися на крыше. Гудит ветер. Небо все еще в звездах. Значит, ночь продолжается. Звезды подернуты дымкой, плывут.
Серебренников успевает заметить красную вспышку, на мгновение озарившую камышовые заросли.
— Тревога!
Чужой
Самолет давно оторвался от взлетной дорожки и, сделав круг над Южногорском, лег на курс. Внизу мелькнули редкие электрические огни. Приятно было сидеть в мягком кресле и сознавать, что вот он, лейтенант Пулатов, возвращается на границу не один.
А может быть, все это сон? Может быть, самолет только снится? Вот сейчас он откроет глаза и увидит себя на санаторной койке. Рядом, отделенный тумбочкой, где всегда стояли расставленные шахматы, будет храпеть майор-дальневосточник. Сейчас…
Самолет вошел в облака. Потускнел сигнальный огонек на крыле. Застывшая было стрелка высотомера прислушалась к отстукивавшим секунды часам и бросилась догонять их.
Лейтенант ощутил слабое пожатие. Нет, это не сон, Людмила сидит с ним. Он сжимает ее руку, слышит дыхание, видит ее немножко испуганные глаза. Первый раз так далеко уезжает из дому. Еще не привыкла к мысли, что замужем. И ему, Пулатову, тоже не верится, что рядом его, самая настоящая жена.
Где-то внизу, под облаками, бежит электричка. В полупустом вагоне, так же прижавшись друг к другу, мчатся навстречу судьбе капитан с вьющейся шевелюрой и девушка, очень похожая на Людмилу, — ее сестра.
Лейтенант подумал о Горском. Это он помог ему жениться. Он и Василий Васильевич, стареющий парикмахер, сосед Людмилы. Вначале хотели сыграть две свадьбы, но что-то у Горского не получилось. А Пулатов совсем потерял голову. Загс, оформление документов в пограничную зону…
В Ташкенте была пересадка. Теперь осталось лететь совсем уж немного. И снова вокруг чистое, васильковое небо. Самолет рассекал его могучими крыльями.
— Смотри, Люся-хон, — заволновался Пулатов, — вот моя родина.
Она прильнула к стеклу. Маленький юркий самолетик где-то далеко внизу скользил по зеленым полям, проходил сквозь здания, скашивал деревья. Он никак не хотел отстать от большой белокрылой птицы и старательно повторял все ее движения.
Людмила смотрела на этот невесомый самолетик, который фиксировал ее внимание на самом интересном. Вот он побежал полем, перегнал один трактор и потянулся за другим. Вот пронесся тенистой улицей поселка и, раздвинув листву, открыл длинный ряд аккуратных белых домиков.
Серебристой чешуей сверкнула река, выгнула спину горбатым мостом. Рядом с заводскими трубами встали огромные бунты хлопка. Людмиле захотелось поближе рассмотреть их. И, словно угадав ее желание, самолет пошел на снижение.
Она видела, как залитое солнцем поле заиграло вдруг всеми цветами радуги, и лейтенант прочел в ее глазах восхищение.
— Я тебе расскажу! — горячо зашептал он. — Вот эта рубаха из хлопка. И гарнитоль. И линолеум. И клей для обуви. Да что клей! А небьющиеся искусственные
стекла, переплеты книг, лак, которым покрывают кузова легковых автомобилей? А дамские туфли из ворсита — искусственной кожи? Ну и, само собой разумеется, порох, вата, тончайшая бумага для папирос, покрышки для автомашины — все это из хлопка.
— И ацетатный шелк, — подсказала она, — ты забыл.
Конечно, она ботаник, и ей хорошо известно, что делают из хлопка, но все-таки он хотел ее удивить:
— А вот по морю несется торпедный катер. Его корпус сделан из очень прочного материала. Из чего, как ты думаешь? Из текстолита!
Людмила невольно улыбнулась. Лейтенант воспринял это по-своему:
— Ты мне не веришь?.. А ведь сырьем для создания сверхтвердой обшивки тоже послужил хлопок.
Людмиле стало плохо: самолет заходил на посадку. Лейтенант ласково дотронулся до ее мягких льняных волос.
— Потерпи немножко, Люсенька-хон!
Ей была приятна его забота. Вот так бы и сидеть рядом. Пусть кружится голова.
А самолет уже коснулся бетонированной полосы и бежал навстречу притаившемуся среди густой зелени аэровокзалу.
Назаров боялся, что Бородуля снова уснет, и залег рядом с ним. Теперь река за поворотом тропы была ему не видна.
Дозором шел пограничный катер. У мели он развернулся, ощупал фарами камыши и самосплавом пошел по течению.
Сержант взглянул на притихшего Бородулю:
— Не спишь?
Бородуля только засопел.
Неожиданно налетел ветер, стал трепать камыши. Ничего не видно и не слышно. Назаров решил, что в такую погоду лучше патрулировать.
Дозорная тропа повела к отдельному дереву. Назаров освещал вспаханную полосу фонариком и вдруг увидел едва заметные бесформенные вмятины. Неужели кто-то прошел?
После тщательного изучения вмятин Назаров пришел к выводу, что они оставлены человеком, ноги которого были обмотаны тряпками. На рыхлой земле кое-где сохранился бледный узор ткани.
Сержант достал сигнальный пистолет и выстрелил.
На заставе вспыхнули огни.
— Тревога!
Когда майор Серебренников спустился в канцелярию, там уже был капитан Ярцев.
— Что случилось? — спросил Серебренников.
— След!
— Действуйте!
Начальник заставы приказал дежурному:
— Ковалдина ко мне! Вместе с Амуром.
Снова вбежал дежурный:
— Кони поданы! Личный состав построен!
— Идемте, товарищ майор.
Ярцева словно подменили. Это опять был командир, у которого каждый человек и каждая секунда на учете.
— Занимать места согласно боевому расчету. Тревожные ждут указаний. За меня остается старшина Пологалов…
Капитан Ярцев склонился над следом. След, несомненно, был ухищренным.
Серебренников тоже спешился.
До реки было каких-нибудь сто метров. Каменистая почва между рекой и дозорной тропой следов не сохранила.
Ковалдин отдал повод своего коня Бородуле и погладил овчарку.
— След, след!
Амур натянул поводок, потащил проводника за собой. Примерно в десяти метрах от обнаруженного следа Ковалдин заметил небольшую лунку диаметром в три сантиметра и показал капитану. Начальник заставы присел на корточки перед лункой. Вскоре он уже понял, что нарушитель пользовался шестом.
Через шесть-семь метров Ковалдин обнаружил другую лунку. Еще через шесть метров — опять лунка. Должна была быть лунка и где-то перед дозорной тропой.
Сержант Назаров показал капитану поцарапанный камень. Раньше он не обратил на него внимания. Камень был небольшой и, должно быть, от удара шестом сдвинулся с места.
Начальник заставы, приподняв камень, увидел под ним лунку. Вопросительно посмотрел на майора.
— Наклон лунки к границе, — подсказал Серебренников. — Если вспомнить, что тяжесть тела давит на шест больше в начале прыжка, то, естественно, нарушитель уходил в противоположную этому наклону сторону.
Ярцев согласился.
— Шест помог нарушителю границы преодолеть сигнальную систему. И был он здесь минут тридцать назад.
Хорошо тренированный человек может пройти за это время четыре-пять километров. Значит, где он сейчас: в Реги-Равоне, в сторону которого потянул проводника черногрудый Амур, или, не доходя поселка, свернул к линии железной дороги? Здесь, на подъеме, поезда шли медленно, и нарушитель мог воспользоваться этим.
Капитан знал, что недавно в сторону районного центра прошел поезд.
Стало совсем светло, когда Амур вывел Ковалдина к железнодорожному полотну. Возле отметки 1-400 след обрывался.
Ковалдин различил отпечаток босой ступни. Вчера в этом месте ремонтировали путь, и земля была рыхлой. Один-единственный отпечаток, но как он мог пригодиться!