Теперь носятся слухи, будто Гитлер собирается что-то предпринимать на западе. Что именно? Генерал Гальдер знает, конечно, но молчит. Забывает, что сам участник военной оппозиции. Должен же он отвечать на вопросы.

В зале сгустились сумерки. Гальдер поднялся и зажег свет.

– Видите ли… – Он вернулся к своему креслу, поправил кружевную салфетку – дань моде. Жена увлеклась вязаньем. Думал, как сформулировать ответ. – Видите ли, фюрер в своем первом приказе военного времени категорически запретил нарушать западную границу. Обратите внимание: ка-те-го-ри-че-ски, – Гальдер проскандировал это слово. – Дальнейшее зависит только от англичан и французов. Фюрер не хочет ссориться с Западом. Не он объявлял войну – нам нанесли моральный удар в спину, когда немецкие войска уже шли на Варшаву. Париж и Лондон демонстративно заявили о состоянии войны. Фюрер оказался в затруднительном положении. Генеральный штаб целиком поддержал его в польской акции. Было бы нечестно нам вести себя иначе.

Начальник генерального штаба говорил только половину правды, вторую половину оставил при себе. Он не только соглашался с Гитлером по поводу захвата Польши. Стай во главе генерального штаба, Гальдер будто бы на свой страх и риск встретился с Гейстом из американского посольства. С подкупающей солдатской откровенностью Гальдер рассказал Гейсту о военных планах Германии, о намерениях захватить Польшу, Румынию, Югославию и Советскую Украину. Гальдер ждал, как станет реагировать Вашингтон на его признания.

Не произошло ровно ничего особенного. Американцы будто пропустили все мимо ушей. Значит, не возражают. Это и нужно было знать Гальдеру. Больше того: зная о германских планах, американский сенат оставил в силе закон о нейтралитете. Яснее не скажешь: действуйте, мы не мешаем. С тех пор Гальдер стал вести себя гораздо увереннее. Конечно, он рассказал обо всем Гитлеру.

Гизевиус отметил – Гальдер впервые в конфиденциальном разговоре употребляет слово «фюрер». Прежде он говорил о Гитлере иначе, пренебрежительнее, никогда не называл фюрером. Да, настроения у генералов резко меняются. Об устранении Гитлера сейчас не может быть речи.

– Что же вы думаете теперь о нашей оппозиции?

Гальдер деланно удивился:

– Разве она еще существует? Какой в ней смысл? Кто в ней остался?

– Да, конечно… Вы знаете это лучше меня.

По заданию Лондона, Гизевиусу удалось вовлечь в оппозицию довольно широкий круг генералов, промышленников, политиков, людей самых противоречивых взглядов и настроений. Из них немногие знали, что оппозиция – дело рук иностранной разведки, но все считали – без Запада не обойтись.

Профессор фон Попиц считал; что лучшим преемником Гитлера может быть Гиммлер, в крайнем случае Геринг. Другие стояли за военную диктатуру. Во всяком случае, ни один из участников оппозиции не возражал против фашистского режима, установленного в Германии.

В оппозицию входили берлинский полицей-президент барон фон Гельдорф, генерал-полковник Бек, доктор Дизель – сын изобретателя дизель-моторов, адмирал Канарис – начальник имперской разведки, генералы Клюге, Мольтке, Вицлебен, банкир Шахт и многие другие. Генерал Гальдер хорошо знал об этом. Чего же он спрашивает?

Гизевиус перечислил несколько старых фамилий. Других, завербованных позже, он не назвал. Осторожность нигде не мешает.

– Что же думает господин Шахт? – поинтересовался Гальдер.

– Он придерживается той же точки зрения.

Гизевиус рассказал о недавнем совещании оппозиции в Берне с участием Шахта. Шахт представлял промышленные круги и решительно возражал против того, чтобы сейчас устранять Гитлера. Совещание проходило перед польской кампанией. Шахт мотивировал: Гитлер не ограничится Варшавой и Данцигом, он пойдет дальше – на русский восток. Россия – это рынки. В них заинтересованы деловые круги Германии.

– Вот видите, – резюмировал Гальдер, – значит, и деловые круги такого же мнения. Нет, об устранении фюрера не может быть и речи. Он всех устраивает.

Беседа закончилась. Оказалась она не. такой уж опасной. Гальдер побаивался, что Гизевиус станет интриговать, шантажировать. Но собеседник оказался корректным, не требовал излишних уточнений, не настаивал на том, чтобы он, Гальдер, посвятил его в военные тайны. Конечно, Гизевиус изрядный прохвост, но полезный. Гальдер был убежден, что Гизевиус связан с англичанами. Несомненно, их разговор завтра же будет известен в Лондоне. Что же, неплохо. Может быть, они посмотрят сквозь пальцы на «Везерюбунг» – на скандинавскую операцию. Что же касается подготовки на западе, Гизевиус едва ли мог что-нибудь заподозрить. План прорыва в Арденнах почти подготовлен. В ближайшие дни он, Гальдер, доложит об этом фюреру. Если сорвалось дело в Финляндии, надо начинать на западе.

Ганс Гизевиус также был удовлетворен беседой с начальником генерального штаба. Кое-что удалось выяснить. Значит, Гитлер что-то замышляет на севере? Гальдер прямо намекает на это, связывает с общим планом движения на восток. Следует немедленно сообщить Штринку.

Расстались они почти дружески. Генерал проводил посетителя до дверей, встряхнул платок, аккуратно сложил его и сунул в карман. Подошел к окну, проводил глазами удаляющуюся фигуру Гизевиуса. Подумал: вот в руках этого человека находится его судьба, судьба генерал-полковника Франца Гальдера, начальника генерального штаба Германии. Что, если узнает Гитлер? Зачем он только связался с военной оппозицией? Там много обиженных, завистников, интриганов, а у него положение, авторитет. Достаточно одного неверного шага этого человека, который только что исчез за садовой калиткой, одного его промаха – и все. Холодок пробежал по спине Гальдера. Брр!.. Зачем надо было играть в какую-то оппозицию?.. Скорей бы вернулась жена! Так пусто в квартире…

Гизевиус намеревался еще побывать у Канариса – он жил здесь же, в Целендорфе, – но за калиткой гальдеровской виллы перерешил. Лучше к Штринку. Штринк работал политическим советником в немецкой разведке, кто мог подумать, что он резидент Интелидженс сервис… Встречались они в ресторанчике на Потстдамерплац, недалеко от управления гестапо. Сотрудники гестапо частенько собирались здесь по вечерам. Было вполне естественно, что Штринк и Гизевиус случайно встречались за ужином в одной компании. Вряд ли кто мог предположить, что именно здесь происходят встречи двух британских шпионов.

Гизевиус подземкой доехал до Фридрихштрассе и оттуда пошел пешком.

Послав брату две открытки и не дождавшись ответа, Карл Вилямцек в начале зимы решил сам навестить Франца. Бывало и раньше, что они месяцами не встречались, но тогда Карл жил в деревне, поди выбери время, а сейчас, после женитьбы, у него свой телефон. Мог же Франц выбрать минуту и позвонить! Может, он на что-то обиделся или с ним что случилось. Надо узнать – все-таки брат.

В один из воскресных дней в конце ноября Карл отправился в Веддинг. Ему открыла незнакомая молодая женщина в домашнем фартуке, с засученными рукавами. Прежде он ее не видал.

– Простите, я к Францу Вилямцек. Он дома?

– Нет, его нет.

– Жаль. А когда же он будет?

– Он… – Эрна замялась и насторожилась. Последнее время она сразу настораживалась, когда ее спрашивали о Франце, особенно незнакомые. – Он не живет здесь, уехал на время… А зачем он вам?

– Уехал? Куда? Что ж он мне не сказал? Я его брат, Карл Вилямцек.

Эрне самой показалось что-то знакомое в выражении, в чертах лица, в фигуре стоявшего перед ней загорелого пожилого мужчины в синей кепке и длинном, до колен, пиджаке. Действительно, он очень походил на Франца. Такой же плотный, с густыми светлыми бровями. Если бы не коротко подстриженные усы, походил бы еще больше…

– Ах, вот как! Разве вы ничего не знаете? Проходите, пожалуйста. Только извините за беспорядок. – Она вытерла об фартук мокрые руки.