Прощание затянулось. Элефантов уговорил-таки меня снова измерить биополе, и на этот раз всплески мозговой активности привели его в восторг:
— Блестящая динамика! Если вам потренироваться… Знаете, я буду просить, чтобы вы выделили для меня как-нибудь половину дня. Можно в выходные, когда удобно. Это очень важно!
Элефантов оживился, стал быстрым, бодрым и деятельным. Пореев меланхолично поглядывал на внезапно объявившегося конкурента, механически замешивая кофейную смесь.
— В последнее время я тебя таким не видел. Серый. И тонус подскочил и, по-моему… Ну-ка, сам сядь, попробуем… Гляньте-ка на стрелочку, товарищ майор, колыхнулась? Нет? Жаль.
Откуда он знает мое звание?
Пореев налил в чашку кипятку, помешал, неожиданно достал плоскую бутылочку коньяку, приглашающе приподнял в мою сторону, потом повернулся к Элефантову:
— Майору не предлагаю, знаю — он ответит: «На службе не пью», а мы с тобой можем принять по сто граммов, тем более что рабочий день на исходе.
Именно такими словами я и собирался отказаться. Неужели он действительно читает мысли?
Элефантов пить не захотел, отмахнулся, записывая что-то в толстый лабораторный журнал.
— Давай, давай, взбодрись! И биопотенциал подскочит. Помнишь, у тебя уже было такое? Стрелка отошла деления на четыре, я глазам не поверил!
Значит, и в этом деле есть допинг. Ты почему-то здесь нелюбопытен!
Элефантов раздраженно бросил ручку.
— Хватит трещать! И убери бутылку, ты не в кабаке.
Пореев долил в чашку коньяк.
— Приказывать мне ты не можешь, я не твой подчиненный и нахожусь не на работе. Правда, употребление спиртного в общественном месте чревато, но можешь спросить у майора: многих ли оштрафовали за то, что они пили кофе с коньяком не там, где положено?
На улицу мы вышли втроем. Пореев опьянел и болтал без умолку:
— …И тогда они идут к Порееву — сделай, чтобы не болела голова, заговори зубы, одна дура попросила даже бесплодие вылечить. И никто не вспоминает, как косились на того же Пореева и называли шарлатаном.
— Шарлатан и есть. — Элефантов еще был не в духе. — Девчонки из отдела кадров болтали про молодого майора, а ты делаешь вид, что мысли прочел!
— Мало ли кто что болтает. Я и так все про всех знаю. Но раз ты меня обижаешь, я ухожу.
Он свернул в первый попавшийся переулок. Элефантов покачал вслед головой.
— Человек-уникум, но со странностями. Огромный биопотенциал, умение концентрированно излучать мозговую энергию, но надо же — пытается выдать себя за этакого сверхчеловека, всеведущего и всезнающего. Он очень чуток, по вегетативным реакциям — взгляд, непроизвольное сокращение мышц, подрагивание век — может определять приблизительный ход мысли собеседника, кое-какие несложные мысли, допускаю, улавливает, но ему этого мало.
Бывает, исподволь узнает о человеке все что можно, а потом вдруг огорошит: три года назад вы сильно болели, даже оперировались, точно, вам удалили желчный пузырь и так далее. Такое фанфаронство компрометирует саму идею, а она и без того… Но что делать! Приходится мириться: люди его типа встречаются редко, методики их отбора не существует, наткнулся случайно — благодари судьбу. Правда, опыт с вами навел меня на интересную мысль…
Элефантов говорил медленно, монотонно, недавнее оживление прошло бесследно. Глаза тусклые, ничего не выражающие, как у оглушенной рыбы.
Казалось, его что-то гнетет. И эта неадекватная ситуации вспышка раздражения…
— Вам приходилось задерживать преступников?
— Много раз.
— Я имею в виду серьезных, опасных, вооруженных.
— И такое бывало, к счастью, нечасто.
— А вы можете рассказать? Чего это его вдруг понесло в эту сторону?
— Сейчас я объясню.
Ну вот, совсем необязательно читать мысли, чтобы ответить на незаданный вопрос.
— Понимаете, большинство людей выполняют обыденную работу: вовремя пришел, стал за станок, сел за стол, сделал то, что тебе предписано, — и домой. Самим образом жизни они не приспособлены к решительным действиям.
А у вас совсем другое. Противостояние преступнику, готовность рисковать, вступить в единоборство, преодоление страха, естественного чувства самосохранения. Не исключено, что все это способствует росту биопотенциала, и я хочу поближе познакомиться с людьми действия, замерить…
Именно этого не хватало нашим ребятам — стать объектами лабораторных опытов! Я ухмыльнулся и тут же почувствовал неловкость, которую попытался немедленно загладить.
— Самый большой «человек действия», которого я знаю, — это Старик.
Замерьте его и, если результата не будет, можете бросить свою идею.
— А кто он?
— Наш сотрудник, сейчас пенсионер. Когда я пришел в органы, проходил у Старика стажировку.
— Он что, уже тогда был старым?
— Да нет. Это псевдоним, с войны. Командовал диверсионной группой для выполнения специальных заданий, ребятам по двадцать, двадцать два, а ему двадцать пять — вот и Старик.
— Не хотите про себя — расскажите о нем.
О Старике можно рассказывать долго, даже написать книгу, что я и предложил однажды писателю, у которого обворовали квартиру. Но тот ответил, дескать, документалистика — дело журналистов, а художественные образы должны быть рождены фантазией, тогда они, как ни странно, получаются более яркими и объемными.
Я рассказал Элефантову, как впервые увидел Старика в деле. Это было двенадцать лет назад, я работал второй день, и Старик взял меня на обход зоны. Показал охраняемые объекты, проходные дворы, расположение телефонов, сторожевых постов, познакомил с нашими помощниками из числа местных жителей, провел по местам сбора подучетных элементов, мы проверили несколько квартир, хозяева которых представляли интерес для уголовного розыска.
О Старике ходили легенды, и я не спускал с него глаз, впитывая каждое движение, жест, манеру держать себя и разговаривать с людьми, перенимая его тон, фразы, слова, начинающие и заканчивающие беседу. Никаких особых премудростей не уловил: он держался спокойно, вежливо, доброжелательно, хотя доброжелательность эта вовсе не располагала к тому, чтобы похлопать его по плечу или просто первым протянуть руку.
Уже смеркалось, ноги гудели, хотелось есть, мы шли по старым кварталам, их давно снесли, и, гуляя в городском саду с кинотеатром, кафе, аттракционами, плавающими в искусственном озере лебедями, трудно представить узенькие кривые улочки этого «Шанхая», убогие, покосившиеся домишки, помойки в ямах под ветхими заборами.
Последний адрес оказался небольшим домишкой, сложенным из обломков кирпича, почерневших досок, с крышей, покрытой толем. В нем веселилась большая и весьма живописная компания. Когда я рассмотрел лица собравшихся, мне захотелось попятиться. Старик поздоровался, спокойно сел за стол, сдвинул в сторону карты, вынул из-под чьего-то локтя финку в черном футляре, вылил на пол водку из початой бутылки, потом, указывая пальцем, пересчитал собравшихся.
«Двенадцать. Иди, позвони, пусть пришлют автобус».
Держался Старик так, что было сразу видно, кто здесь хозяин положения. Почти все присутствующие его знали и вели себя тихо, но один оказался залетным, у него задергалась губа и налился кровью тонкий бритвенный шрам через левую щеку.
«Это еще что за чучело? Пошел вон, а то кусков не соберешь!»
Компания зашевелилась, на пьяных лицах явственно проступила угроза, руки полезли в карманы, опустились под стол к пустым бутылкам. Атмосфера мгновенно накалилась, теперь достаточно было одною слова, чтобы сработал стадный инстинкт и пьяная толпа, не думая о последствиях, начала бить, топтать, калечить, убивать.
Я не считал еще себя настоящим работником милиции, но фактически им являлся, и до сих пор стыдно вспоминать охвативший меня страх и чувство беспомощности перед надвигающейся опасностью. А Старик молча запустил руку за борт пиджака, так неспешно и даже лениво, что у меня мелькнула глупая мысль, будто он хочет почесать под мышкой, вытащил свой наградной «ТТ» — табельного оружия он никогда не носил — и выстрелил. В замкнутом пространстве небольшой комнатки грохот мощного патрона больно ударил по барабанным перепонкам, так что у всех заложило уши, пуля вывалила кусок стены с два кулака в полуметре над головой человека со шрамом, тот побелел, и рубец стал выделяться еще сильнее, а Старик уже спрятал пистолет и спокойно, будто ничего не произошло, сказал мне, продолжая прерванную мысль: «Так и объясни дежурному: в „газик“ все задержанные не поместятся, нужна „стрела“ или что там есть под рукой».
