Рихард Зорге с удовлетворением отметил, что с весны 1936 года Квантунская армия приостановила свое продвижение к границам Монгольской Народной Республики. Она опасалась решительного отпора со стороны Советского Союза, связанного теперь с Монголией договором о взаимопомощи.
В Токио Рихарду позвонил Отт. В телефонной трубке послышался его тихий, медлительный голос:
— Послушай, это на тебя не похоже! Ты приехал, мелькнул и исчез… Приезжай сейчас же ко мне, есть хорошие новости.
— Новостей и у меня немало… А впрочем, приеду…
Пришлось отложить дела, намеченные на вечер, и поехать к Оттам.
Кроме Рихарда у Оттов был фрегатен-капитан Пауль Веннекер и Анита Моор, экспансивная красивая блондинка с резкими чертами лица. Анита все еще носила траур по убитому во время путча министру финансов старому Такахаси, племянник которого был раньше ее мужем. Она давно уже развелась с мужем, но к старику продолжала питать добрые чувства. Однако траур совсем не мешал ей заразительно смеяться и без умолку болтать о всяких пустяках. Рядом с нею сидел ее новый муж, Герберт Моор, промышленник, представитель гигантского немецкого концерна «Сименс», имевший обширные связи в экономических кругах японской столицы. Был здесь и Кауман — совладелец германских авиационных заводов.
В начале вечера, до того, как приехали супруги Моор, мужчины курили в кабинете Отта.
— Что ты привез нового? — спросил Отт.
— Для тебя — Квантунская армия, новые данные. Записывай! — Зорге достал записную книжку, перелистал ее: общее количество войск, номера новых дивизий, вооружение…
Военный атташе записывал цифры на листке бумаги.
— Откуда ты все это берешь? — удивленно воскликнул он.
— Тебе, Паульхен, я тоже могу сделать подарок, — повернулся Рихард к военно-морскому атташе Веннекеру, — я будто знал, что увижу тебя здесь. Прошу!.. А вот это отдай Пренгеру, это по его части.
Вскоре приехали супруги Моор. Расположившись в кабинете посла, разговаривали, пили рейнское вино, шутили. Эйген Отт и Зорге сели за шахматы, но играли невнимательно и часто допускали ошибки. Рихард задумался над шахматной доской. Анита Моор долго и внимательно на него смотрела и вдруг воскликнула:
— Послушайте, господин Зорге, а ведь у вас славянский тип лица! Уж не русский ли вы разведчик?
Все недоуменно подняли на нее глаза: взбредет же такое в голову!
— Да не-ет!.. — протянул Зорге. — Я же из Саксонии! — Рихард скорчил уморительную гримасу и заговорил на саксонском диалекте так смешно, что все громко расхохотались. Засмеялся и Зорге — заразительно, весело. Только после этого он потянулся за сигаретой. Игру он выдержал до конца. Никто и не подозревал, какого напряжения воли ему это стоило. Зорге глубоко затянулся табачным дымом.
Порой Рихарду казалось, что он и его товарищи находятся внутри какой-то гигантской машины с могучими шестернями, которые тяжело вращаются, цепляясь зубьями одна за другую. Достаточно одного неосторожного движения, одного неверного шага — и колеса сомнут, раздавят, разорвут в клочья.
Но пока все шло благополучно, хотя Зорге определенно знал, что их ищут или, во всяком случае, подозревают об их существовании хотя бы по тайным радиопередачам, уходящим в эфир.
Он писал тогда в одном из донесений Центру:
«Трудность обстановки здесь состоит в том, что вообще не существует безопасности. Ни в какое время дня и ночи вы не гарантированы от полицейского вмешательства. В этом чрезвычайная трудность работы в данной стране, в этом причина того, что эта работа так напрягает и изнуряет».
Да, события цеплялись одно за другое, и группе Рамзая нужно было во что бы то ни стало знать движущие силы этих событий. Фраза, оброненная штабным офицером художнику Мияги по поводу приезда делегации из Берлина, не давала покоя Рихарду Зорге, но пока этому не было никаких подтверждений, хотя прошло уже несколько месяцев. Никто в посольстве не знал ничего определенного, а фон Дирксен хранил невозмутимое молчание.
Мияги еще раз встретился со штабным офицером и между прочим спросил: когда же приезжают берлинские гости? Офицер махнул рукой:
— Теперь это не наша забота.
Фраза ничего не объясняла, только запутывала. Почему «теперь», что было раньше, чья же это теперь забота? Многое прояснилось только в разговоре с Оттом по совершенно другому поводу.
Германскому абверу в Берлине удалось раскрыть шифр, которым пользовался японский военный атташе полковник Осима в переписке со своим генштабом в Токио. Эйген Отт не утерпел и поделился радостью с Рихардом — теперь у него почти не было тайн от друга. Разговор происходил как раз перед отъездом полковника в Германию на большие военные маневры в Бад-Киссинген. Отт советовался с приятелем — как информировать военные круги Германии на случай, если там зайдет разговор о японском военном потенциале.
— Что касается меня, — сказал Зорге, — я бы не много дал за наш будущий военный союз с Японией. Для нас он станет обузой. — Зорге исподволь стремился внушить эту мысль своему собеседнику.
— Но в Цоссене придерживаются другого мнения. — Отт говорил о германском штабе вооруженных сил. — Мы сами ищем союзника на Востоке.
— Видишь ли, Эйген, когда нет шнапса, идет и пиво…
— А вот взгляни! — Полковник Отт вынул из сейфа несколько страничек, отпечатанных на машинке, и протянул их Зорге. Это были выдержки из расшифрованных донесений японского военного атташе в Берлине полковника Осима. Рихард не мог читать уж слишком внимательно, только пробежал глазами и отдал. Но для него и этого было достаточно.
Полковник Осима докладывал в генеральный штаб о том, что к нему явился офицер связи германских вооруженных сил и передал ему личную идею Риббентропа — заключить оборонительный союз между Германией и Японией против Советского Союза. Может быть, этим предложением заинтересуется японский генеральный штаб — теперь Квантунская армия стоит на советской границе.
Осима запрашивал, что думает по этому поводу генеральный штаб.
Начальник генерального штаба ответил в Берлин, что военное руководство Японии не возражает против идеи Риббентропа, но желает изучить и уточнить некоторые вопросы и для этой цели направляет в Берлин подполковника генштаба Вакамацу.
Было еще сообщение о прибытии Вакамацу в Берлин и его встрече с Бломбергом — военным министром Германии.
В конце полковник Осима докладывал, что в связи с заключением советско-монгольского пакта о взаимопомощи германская сторона считает целесообразным вести дальнейшие переговоры по дипломатической линии, придав договору форму антикоммунистического пакта.
— Что ты на это скажешь? — спросил Отт.
— То же, что прежде, — в Берлине недооценивают силы русских и переоценивают военный потенциал Японии. Это пахнет авантюризмом.
— Но не могу же я сказать это фон Бломбергу!
— Не знаю, — пожал плечами Зорге. — Это я говорю тебе, а не Бломбергу…
— Возможно, ты и прав, — в раздумье произнес Отт.
Теперь доктор Зорге мог свести концы с концами в тех разрозненных сведениях, которые приходили к нему раньше. Понятной стала и последняя фраза штабного офицера: «Теперь это не наша забота». Генеральный штаб передавал свои функции в переговорах министерству иностранных дел.
Одзаки и Зорге долго обсуждали, почему все так получилось. Они пришли к выводу, что прямые военные переговоры между генеральными штабами Японии и Германии были прерваны в связи с подписанием советско-монгольского договора. В самом деле, теперь Квантунская армия не сможет уже создать военный конфликт в Монголии по образцу «мукденского инцидента». Конфликт на ее границах сразу же вызовет соответствующую реакцию в Советском Союзе. Теперь Японии и Германии нужен был более гибкий, дипломатический договор. Таким договором мог быть антикоминтерновский пакт — внешне против «мирового коммунизма», а фактически против Советской страны.
Эти тайные замыслы удалось раскрыть. Под антикоминтерновским пактом скрывался военно-политический сговор, таивший в себе серьезную угрозу для Советского Союза. Дальнейшие события подтвердили этот вывод. Позже Зорге писал:
