В контору «Романов-кавьер» отец Кофлин вошел со двора, загроможденного ящиками и старыми бочками, распространявшими запах вяленой рыбы. Настоятелю храма пришлось несколько раз позвонить и потоптаться у входа, пока ему открыли тяжелую, обшитую железом дверь. На пороге его встретил Романов-младший, именовавший себя Андреасом – на американский лад. Прежде чем открыть, Андреас посмотрел в глазок, прорезанный в двери. Узнав отца Кофлина, он не удивился позднему гостю. На вопрос Кофлина сказал, что мистера Фирека, к сожалению, нет, но, если угодно, преподобный отец может поговорить с фон Гинантом. Позже, возможно, подъедет Фирек, сейчас он задержался в издательстве «Флендерс Холл».

Андреас был слащаво-вежлив, необычайно говорлив и подозрительно розов. От него крепко разило вином. Андреас часто видел отца Кофлина в обществе Фирека, на этом основании считал его своим человеком. Обняв настоятеля неуверенной рукой за плечи, он повлек его через складское помещение в контору.

Здесь, как и во дворе, отца Кофлина преследовал застоявшийся запах рыбы, но он смешивался с терпким запахом типографской краски. Запах исходил от множества плотных, перевязанных шпагатом пачек, уложенных штабелями не только в коридоре, но и в двух просторных полуподвальных комнатах с невысокими сводчатыми потолками. В складе отец Кофлин не заметил ни единой бочки с рыбой, и тем не менее гнилой, соленый запах рыбы наполнял все помещение. Казалось, что им пропитаны воздух и стены, как это бывает в трюмах рыболовецких судов, поставленных на приколе, – в них давно уже не держат рыбу, но запах не выветривается годами.

Внимание Кофлина привлекли широкие, как для пинг-понга, столы, покрытые линолеумом. Вокруг них работали женщины в синих фартуках и комбинезонах. Одни наклеивали на конверты ярлыки с адресами, другие вкладывали в конверты печатные листки, взятые из распакованных, надорванных пачек, третьи ловкими скупыми движениями заклеивали конверты и бросали их в брезентовые мешки. Все напоминало здесь скорее отделение городского почтамта, нежели оптовый склад икры, рыбы, как значилось это на вывеске с изображением золотой стерляди.

Андреас, перехватив взгляд Кофлина, кивнул на работавших женщин:

– Некоторые милы… Милы, ничего не скажешь. – Он вздохнул. – А нам и в праздник нет отдыха. В России у нас сейчас маслáница, на тройках ездят, кушают блины… Извините, преподобный Кофлин, не в эту дверь. Вот сюда…

Отец Кофлин никогда не слышал что такое «маслáница», повернулся, чтобы спросить, но в это время из-за двери, в которую он едва не вошел, раздался сварливый голос:

– Не блúны, а блины! В России у нас так говорят… Ты, Андрюха, опять пьяный, мерзавец! Проводи гостя в офис да зайди ко мне на час, я тебя вытрезвлю.

Данила Романов предпочитал жить при лабазе, как он называл свое предприятие, и держал квартиру рядом со складом. Неженатого, единственного и беспутного сына Романов пытался держать в послушании, приучал блюсти старые обычаи и тяжко переживал, что он все больше и больше начинал «басурманиться». Даже на родном языке говорил косноязыко, будто не русский. Купец не замечал, что и сам он начинает пересыпать собственную речь чужими словами.

Из сказанного Кофлин понял только одно слово – «офис». Андреас на мгновение смутился, что-то ответил, потом заговорщицки хихикнул и заторопился провести гостя в контору.

В офисе, за стеклянной перегородкой, которая отделяла часть комнаты, сидели фон Гинант, сотрудник германского консульства, и незнакомый Кофлину человек мрачноватого вида. На столе стояли недопитая бутылка виски и сифон с содовой водой. Фон Гинант разочарованно посмотрел на вошедших – он ожидал приезда Фирека.

– Ну, что нового? – спросил он Кофлина вместо приветствия. – Виски хотите?

– Есть кое-что, – уклончиво ответил Кофлин и посмотрел на незнакомца. – Я ищу мистера Фирека.

– Можете говорить свободно. Знакомьтесь – герр Ганзенштурм. Мистер Романов, прошу вас, узнайте, готова ли почта. – Он говорил властным тоном хозяина.

Когда Романов-младший вышел, фон Гинант спросил:

– Ну, что там у вас случилось?

Кофлин кратко рассказал о событиях дня, об исповеди старика негра.

– Мм-да! – Фон Гинант забарабанил пальцами. – Надеюсь, вы взяли адрес этого черномазого?

– Сына? Да, он у меня.

– Пошлите ему телеграмму, пусть съездит к папаше. Герр Ганзенштурм, примите меры, это по вашей части…

Настойчивый звонок заставил собеседников насторожиться. Через минуту в комнату стремительно вошел Фирек. Он был чем-то расстроен. С удивлением обнаружив здесь Кофлина, Фирек протянул ему руку:

– Очень хорошо, что вы здесь, отец Кофлин! Я хотел вызывать вас… Но извините, на несколько минут мы должны вас оставить. Фон Гинант, прошу вас!

Фон Гинант поднялся, допил содержимое стакана и вышел за стеклянную перегородку. Они отошли в угол, к зашторенной витрине с низким подоконником.

– Зачем приехал сюда этот поп? – спросил Фирек.

– Кто-то проболтался о «Христианском фронте». Вас называют вдохновителем Кофлина.

– А поп?

– В панике. Дрожит за свою шкуру и побаивается разоблачения, что это не его идея. Он тщеславен, как пудель.

– Кофлин все рвется в католические наполеоны… Впрочем, об этом потом. Есть дела посерьезнее. Читайте!

Фирек протянул распечатанную телеграмму, полученную с Бермудских островов на имя Симона Грева. Фон Гинант пробежал текст: «Гарри в Лиссабон не поехал, задержался у тети Полли. Целую Нелли».

– Что это значит? – фон Гинант перечитал телеграмму. – Какая Полли?

– Я не узнаю вас, фон Гинант! Это же ясно любому мальчишке, пакет вашему достопочтенному Хайнингеро Хуанерасу не доставлен, его задержала британская цензура. Теперь понятно?

– Как же так могло получиться? – растерянно спросил фон Гинант. Перед ним отчетливо встали самые неприятные последствия постигшей их неудачи.

– Об этом следовало думать раньше. – Фирек скомкал телеграмму и сунул ее в карман. – Вместо того чтобы пользоваться нормальной дипломатической почтой, вы придумали с Вестриком глупейшую кутерьму с подставными лицами. Каждый захудалый филер, стоящий на перекрестке, знает, что Хайнингеро такой же португалец, как мы с вами, что он работает немецким консулом в Лиссабоне. Теперь расхлебывайте всю историю сами!

– Но мы не можем посылать такие документы дипломатической почтой. Нас в два счета обвинят, что мы вмешиваемся во внутренние дела Соединенных Штатов.

– Убирайтесь к дьяволу с вашим осторожничаньем! Кто поверит, что мы не вмешиваемся в их дела? Кто? Теперь пакуйте чемодан, вас вышлют как нежелательного иностранца.

– Но вы же сами послали пакет, – фон Гинант на всякий случай решил перевалить на кого-то ответственность.

– А что мне прикажете делать? Самому везти пакет в Берлин к доктору Дикгофу? Так, что ли? Покорно благодарю!..

Фирека взорвало возражение фон Гинанта. Чего доброго, свалят все на него одного. Фон Гинант не стал обострять разговор.

– Не будем спорить, – сказал он. – Надо немедленно предупредить сенатора Холта, иначе произойдет скандал.

– Ни в коем случае! – возразил более спокойно Фирек. – Это значит спугнуть два десятка сенаторов и конгрессменов, которые работают на нас в американском правительстве.

– Да, но ведь в пакете находились гранки его книги – сборник речей в сенате. А если станет известно, что американский сенатор, прежде чем напечатать книгу, посылает ее на утверждение в Берлин? Это скандал!

– Ну, вам, очевидно, лучше известно содержание пакета, – съязвил Фирек, – вы сами писали за сенатора все его речи. Черт с ним, с сенатором Холтом, найдутся другие, которые будут в конгрессе зачитывать ваши литературные упражнения. Хуже другое – любой самый посредственный следователь определит, что гранки набирались в издательстве «Флендерс Холл». На всякий случай я приказал рассыпать набор и уничтожить все оттиски. Но это упражнение для детей младшего возраста. Издательство под угрозой провала. В ближайшие дни станет известно, что «Флендерс Холл», солидное американское издательство, только филиал германского министерства пропаганды, ведомство Геббельса в Соединенных Штатах. Это серьезнее, чем что другое… Вы знаете, сколько трудов стоило создать такое издательство! Где бы вы печатали все эти речи конгрессменов: того же Фиша, Гофмана, Лендина, Нея, наконец, Линдберга, – у меня не хватит пальцев, чтобы всех перечислить…