— У меня золотого — только фамилия. А если бы и были монеты, использовал бы их очень просто: вставил зубы и закатился с хорошей девочкой в круиз по Дунаю, а на валюту развлекался в баре.

— А изъятые ценности?

— Подумаешь! Да ваш дружок и подкинул. Он шустрый, этот опер. Теперь понятно, зачем вы ему меня в ресторане показывали!

Мне стало смешно.

— Там тысяч на пятьдесят добра. Кто и где может раздобыть такую сумму для вашей компрометации? Прикиньте сами!

— Не знаю, как вы свои делишки обделываете, — огрызнулся он. — И знать не хочу! На вопросы больше не отвечаю, требую прокурора. Все!

— Что же, дело хозяйское. — Я заполнил протокол задержания, собрал бумаги и встал. — Мы вернемся к этому разговору. Подумайте, как вести себя, чтобы не выглядеть смешным.

Из райотдела я зашел домой пообедать, затем вернулся в прокуратуру, доложил Белову результаты работы.

— Развели аферистов, — недовольно бурчал прокурор, будто именно я занимался столь неблаговидным делом. — Маскируются под порядочных, вводят в заблуждение честных людей! Мне уже звонили некоторые товарищи, к которым этот проходимец втерся в доверие. Вы должны критически подходить к его показаниям, — шеф многозначительно постучал по столу ребром металлической линейки. — Он может умышленно опорочить тех, кого обманул...

— Сами обманывались! Небось на даче гулеванили, в баньке парились, а теперь в кусты?

Белов нахмурился.

— У него же на лбу не написано, что он прохвост!

— А по-моему, как раз написано, и крупными буквами. Для тех, кто хочет прочесть.

Мы с шефом опять не сошлись во мнениях. В последнее время это случалось все чаще. Пожалуй, у меня два пути: стать внутренним оппозиционером, как Лагин, или уходить. В другой район, в городскую, а может, вернуться к мысли об аспирантуре?

В моем кабинете Лагин беседовал с практикантами. На коленях у него лежала знакомая книжка в яркой обложке.

— ...не советчик, прочел, чтоб дежурство скоротать. И вообще не люблю фантастику.

— Да при чем здесь фантастика? — горячился Валек. — Это форма, а суть вполне реальна!

— Глупости. Выдумка — она выдумка и есть, — изрек Петр.

Валек повернулся ко мне.

— Давайте спросим Юрия Владимировича, он тоже читал.

— О чем спор?

— О псевдосах, — буднично, будто разговоры о кошмарных обитателях вымышленной планеты велись в прокуратуре каждый день, ответил Лагин. — Валя считает, что наши подследственные и есть псевдосы.

— Не все, — уточнил Валек. — Хулиганы, грабители, блатата всякая не в счет — их за версту видно, с ними все ясно. А вот замаскированная сволочь, чистенькие оборотни — куда опасней! Не только обворовывает нас — души высасывает, уродует людей, калечит...

— Преувеличиваешь, — снисходительно отмахнулся Петр. Лагин слушал внимательно, я видел, что Валек его заинтересовал.

— Скорей преуменьшаю! Сколько пацанов завидует барменам, кладовщикам, закройщикам! Не летчиками мечтают стать, не космонавтами, там учиться долго надо, математику проклятую осиливать, мозги напрягать и вообще — риск, перегрузки... А здесь — раз, и в дамках!

— Хочешь сказать, что раньше кумиром был летчик-испытатель, а теперь — жирный торгаш в красной «Ладе»? — хитро прищурился Лагин.

— Именно так! А что, не правда?

— Но не для всех же, — Петр говорил как умудренный родитель с глупым несмышленышем.

— Даже если для одного! Значит, его и высосал псевдос! Про что книжка? Космические приключения? Черта с два! Рыжее солнце, бластеры, блокирующие спутники — это антураж, условность. Главное — псевдосы среди людей! И неважно где — на далекой планете или на Земле. Если хотите, Леда и есть Земля!

— Ну ты загнул! — Петр засмеялся.

— Может, и так, — серьезно сказал Лагин. — У меня было дело: научный руководитель довел аспиранта до самоубийства, присвоил идеи, женился на его невесте.

— Сколько ему дали? — перестал веселиться Петр.

— Наказание неотвратимо? Только никакого преступления я не доказал, слишком тонкие материи пришлось хватать грубыми юридическими щипцами. Получил он выговор «за неэтичное поведение», через пару лет защитил докторскую, развелся, опять женился.

Потом был в центре институтской склоки — группа на группу, анонимки, комиссии. Студентки жаловались: «неэтично» ведет себя профессор: достает, домогается.

— И чем кончилось? — не утерпел Валек.

— Проводили с почетом на заслуженный отдых, — Лагин качнул пышной седой шевелюрой.

— Вот, пожалуйста! — приглушил вырвавшееся ругательство Валек. — Про то я и толкую! Получается, псевдосы неуязвимы? Эта, например, семейка, — он ткнул в лежащие рядом зеленую тетрадь и амбарную книгу. — Копили материал для доносов на знакомых, может, пописывали втихую анонимки, младший следователя грязью облил, а с виду — обычные люди. Что мы можем сделать таким? Попробуй их разгадай.

— Элементарно, — пренебрежительно хмыкнул Лагин. — Птицу видно по полету!

— Чего ж ваш профессор остался безнаказанным? — съехидничал Валек.

— Это другой вопрос! — Лагин резко наклонился вперед. — Я спросил у декана: почему не дадите принципиальной оценки? А он мнется: раз следствием вина не доказана... Мы-то что можем сделать? Да отторгнуть негодяя, не общаться с ним, руки не подавать — испокон веку известно, как обходиться с проходимцами! Он взгляд отводит: сейчас так не принято...

Не штука — отличить, нужно желание — отличать! А оно, вишь, «не принято»! Вот и жируют расхитители в открытую, никто не спрашивает: на какие деньги, подлец ты этакий? Ждут. Когда арестуем, конфискуем, осудим — тогда прозреют!

— Ну а как распознать тех же Золотовых и им подобных? — настаивал на своем Валек. — Тысячными тратами не выделяются, смердят потихоньку...

— Вот по запаху и распознавай, — поддержал я Лагина, давая ему время успокоиться. Сердчишко у Юрия Львовича барахлило, и нервничать лишний раз ему совершенно ни к чему.

— Манеры, речь, запросы, интеллект, круг общения... Десять минут с человеком поговори — и он весь как на ладони. Поэтому и сбиваются в стаи. И выкобениваются друг перед другом: я книжку достал про интриги французского двора, а я попал на закрытый просмотр, а я с писателями на охоту ходил... Вот, мол, какие мы умные да способные, а что аттестат в тройках да в каждом слове ошибку делаем — ерунда, с оценок не пить, не есть, не развлекаться, пусть отличники себе глаза портят да язву наживают, а мы ничуть не хуже!

Только карлик и на ходулях — карлик!

Наблюдая за мной, Лагин успокоился и улыбнулся, как бы подтрунивая над собственной горячностью.

— Если бы кучковались в своем стаде — полбеды. Но им надо с нормальными людьми перемешаться, чтобы не бросаться в глаза, внимания не привлекать, да и для самомнения... Чего только не придумывают! — Юрий Львович улыбнулся шире, с обычным сарказмом. — Один завмаг держал в кабинете портрет Дзержинского. Спросят — объясняет: я, мол, старый чекист, двадцать лет в органах, вышел в отставку, послали на укрепление торговли... Врал, конечно. Но действовало. На недовольных покупателей, общественных контролеров, корреспондентов. Даже на молодых сотрудников ОБХСС! — Лагин подмигнул мне. — Старый стал, болтливый, завожусь с пол-оборота. Но это я для них, — он кивнул практикантам. — Помните, заманивает такая нечисть нормальных людей в свою стаю. Лестно им с актерами знаться, писателями, журналистами, а особенно с нашим братом. Ничего не пожалеют: улыбаться будут, приятные слова говорить, услуги оказывать, дефицит предлагать... Психологи великие: слабости отыскивают, пристрастия и играют на них умело!

Лагин снова стал серьезным, даже мрачным.

— А палка копченой колбасы из-под прилавка, даже за свою цену — это первый крохотный шажочек... Второй, третий, все безобидно, а оказывается — повязан накрепко! — Юрий Львович встал. — Заболтался, пойду работать. А вы, ребятки, имейте в виду: собрались заниматься следствием — думайте, чьими услугами пользоваться, с кем дружбу водить, к кому в гости ходить. — Фраза прозвучала слишком официально, и Лагин смягчил ее шуткой: — А то ваш наставник, Юрий Владимирович, повеселился в одном зале с Золотовым, а потом неделю оправдывался да отписывался!