Черчилль положил сводку на стол. Командующий сказал:
— При такой волне танки-амфибии не доплывут до берега.
— Можно отказаться от танков, — возразил Черчилль, — плоскодонные суда подходят почти к самому берегу.
— Теперь поздно говорить об этом. Быстроходные эсминцы ушли в море, чтобы вернуть десантные корабли.
— Что же делать? — Перед премьером встали тяжелые, возможно непоправимые, последствия, вызванные отменой десанта.
Эйзенхауэр думал о том же.
— Мы не можем потерпеть неудачу с вторжением на континент, — тихо сказал Эйзенхауэр. — Слишком многое поставлено на карту. Посмотрим, что будет завтра.
Но и последующий день не принес ничего утешительного. Прогнозы обещали облачность, ветер, крутую волну, и только через несколько дней можно было ждать незначительного улучшения погоды. Вечером в воскресенье Эйзенхауэр вызвал всех командующих, чтобы принять окончательное решение. На совещании голоса разделились. Представители авиации предпочитали отложить вторжение — непогода будет сковывать их действия. Такого же мнения придерживались предстатели морского флота — корабельная артиллерия не сможет нести прицельный огонь… Волна в проливе расшвыряет, опрокинет плоскодонные десантные суда.
Генерал Монтгомери, командующий английской группой войск, высказал противоположную точку зрения. Перед тем как поехать на совещание, он получил твердые указания Черчилля. Его точка зрения сводилась к тому, что откладывать вторжение больше нельзя. В самом деле, только в ближайшие три дня — 5, 6 и 7 июня — прилив на Ла-Манше совпадал со временем рассвета, то есть с наиболее выгодным часом вторжения. Это имеет немалое значение. Во время прилива уровень воды на побережье Нормандии поднимается на шесть метров. Если высаживаться при отливе, солдатам-десантникам, перед тем как подойти к береговым укреплениям, придется преодолевать четырехсотметровую полосу глубокого мокрого песка.
Правда, такое же благоприятное сочетание прилива и рассвета через две недели повторится снова. Но две недели — это срок немалый…
Верховный главнокомандующий генерал Эйзенхауэр испытывал жесточайшие муки, не зная, на что решиться. С военной точки зрения, начинать вторжение в такую погоду рискованно. Но разве только военная целесообразность диктует решения? В конечном счете решающую роль сыграла политическая погода. В девять часов сорок пять минут вечера, как утверждают свидетели этого исторического события, Дуайт Эйзенхауэр очень неуверенно произнес:
— Я убежден, что нам следует отдать приказ… — Командующий помолчал, раздумывая, вздохнул и добавил — Хотя мне и не хочется этого делать, но другого выхода нет…
Тон, которым Эйзенхауэр изрек эти слова, отнюдь не был бодрым, и тем не менее решение было принято.
Вновь завертелась военная машина связи. На корабли полетели шифрованные радиограммы. Из дальних портов вышли в море корабли, направляясь к острову Уайт близ Портсмута. Пришла в движение масса людей и техники.
Утром 5 июня операцию еще можно было отменить, но синоптики принесли радостную весть — есть надежда на улучшение погоды. Сосредоточение десантных войск проходило успешно. Германская авиация бездействовала. В море не было отмечено ни одного судна противника — ни подводных лодок, ни миноносцев.
«Оверлорд» — план вторжения союзных войск в Европу — выглядел очень внушительно в своем окончательном варианте. Только одной американской армии в первый день предстояло высадить на французское побережье пятьдесят пять тысяч солдат, массу техники, снаряжения, боеприпасов, которые вряд ли удастся погрузить даже в двести железнодорожных составов.
Весь первый эшелон вторжения составлял пять полнокровных-дивизий — три английские и две американские. Кроме того, три парашютных дивизии обеспечивали с тыла высадку пехотинцев на побережье. На кораблях — в резерве оставались еще две пехотных дивизии.
Местом для высадки гигантского десанта избрали стокилометровый участок французского побережья между Гавром и Шербуром — в глубине бухты Сены. Из всех вариантов вторжения — а их выдвигалось не меньше шести — этот вариант казался наиболее удобным. Британские войска получили участок в районе Кана, а дивизиям первой американской армии предписывалось действовать правее — ближе к полуострову Котантен. Здесь, на Нормандском побережье, к исходу первого дня вторжения предполагали сосредоточить восемь союзных дивизий и четырнадцать танковых полков.
Но это будет только началом. Следом за первой волной десантных войск устремятся новые и новые дивизии. В первые шесть дней после вторжения армейские группы союзных войск пополнятся еще пятью дивизиями и десятью танковыми полками. На исходе третьей недели боев армии вторжения должны были составить примерно двадцать четыре дивизии.
Чтобы обеспечить вторжение в Европу, на территории Англии сосредоточивалось тридцать шесть американских дивизий. Вместе с обслуживающим персоналом, тылами, авиационными и морскими частями в Англии скопилось полтора миллиона американских солдат и офицеров. Кроме того, сорок дивизий находилось в полной боевой готовности непосредственно в Соединенных Штатах. По мере надобности их намеревались отправлять в Европу.
Действия экспедиционных армий поддерживались всей мощью авиации и военно-морских сил союзников. Для этого в портах собрали свыше девяти тысяч судов различных типов — от линейного корабля «Родней» водоизмещением в несколько десятков тысяч тонн до специальных десантных барж с откидными бортами, минных тральщиков и других подсобных суденышек. Вся эта армада до поры до времени притаилась в портах Англии.
Авиационные силы поддержки вторжения составляли больше двенадцати тысяч самолетов — пять с половиной тысяч бомбардировщиков и торпедоносцев, пять тысяч истребителей и две тысячи транспортных аэропланов… Это создавало свыше чем двадцатикратное превосходство над противником в воздухе. По разведывательным данным, германская авиация располагала в Южной Франции лишь пятьюстами самолетами. Но и из них только девяносто бомбардировщиков да семьдесят истребителей находились в полной боевой готовности. Основные силы гитлеровской авиации действовали на Восточном фронте.
Непосредственную подготовку к вторжению союзная авиация начала месяца за два до высадки войск. Массированным бомбардировкам подверглось все побережье и запад Франции. Лишь в апреле самолеты совершили тридцать три тысячи вылетов. В мае бомбардировочная и штурмовая авиация уничтожила девятьсот паровозов, шестнадцать тысяч вагонов противника, разрушила много станций. Создавались невозможные условия для переброски немецких резервов к побережью. К середине лета железные дороги, ведущие на север, были парализованы. Англо-американские летчики разрушили восемнадцать мостов через Луару и Сену, повредили значительную часть аэродромов, расположенных в радиусе двухсот километров от места вторжения. Таким образом, значительный район предполагаемых военных действий оказался изолированным от остальной части Франции.
Заключительным аккордом в действиях авиации над Францией должен был прозвучать массированный бомбовый удар в день высадки экспедиционных сил. Прежде чем первые солдаты-десантники покинут корабли, перед ними тысячи бомб сплошным ковром упадут на берег. В первый день вторжения — в день «Д», как обозначался он в плане «Оверлорд», намечали сбросить на побережье десять тысяч тонн бомб. Это кроме пяти тысяч тонн, сброшенных накануне.
Казалось, что осуществляется идея Черчилля «выбомбить Германию из войны». Сторонник «дешевой войны», британский премьер направил в английский воздушный флот почти два миллиона человек — в три раза больше, чем находилось в наземных войсках. Но пока это не давало ощутимых результатов.
Бомбардировка немецких городов началась с помощью американских летчиков еще в сорок втором году. Она возрастала из месяца в месяц. Одним из первых был разрушен город Кельн. В налете на город участвовало до тысячи самолетов. Весь центр превратился в руины, но промышленные предприятия не пострадали. Так, за всю войну ни одна бомба не упала на американский автомобильный завод Форда, расположенный в двух километрах от черты города. Жители Кельна искали спасения в стенах этого завода, как в самом надежном бомбоубежище. Зато уникальный, величественный и древний Кельнский собор сильно пострадал от бомб.
