Но сейчас надо было думать о другом, потому что волчица решила воспользоваться шансом и бросилась по туннелю бледным призраком. Я только успела шепнуть: «Волк!», как она ударила в меня изнутри, и я забилась на полу.

Протянула руку — Ричард оказался на месте. Он обхватил меня руками, прижал, пока мое тело пыталось разорвать себя изнутри. Сильной рукой он обхватил мое лицо и призвал своего зверя — его сила столкнулась с моей, и у меня будто кровь вскипела. Я взвизгнула, попыталась ему сказать, чтобы он перестал. Он склонился ко мне в поцелуе, а тем временем его сила вместе с моей варила меня заживо. Я попыталась отдать ему своего волка, но не могла. Волчица не могла преодолеть стену его силы.

А потом его сила стала заталкивать моего волка обратно, как кипящая вода заставляет отступить лесной пожар. Это получалось, но у меня было ощущение, будто кожа дымится и обугливается — Ричард гнал волчицу в то потаенное укрытие в глубине моей сущности. Он гнал ее, она отступала, скуля, и я скулила вместе с нею, потому что тело жгло от нахлынувшей силы. Я попыталась приподнять голову, посмотреть на себя, и мир закружился цветными полосами тошноты. Я видел, как Ричард заставляет оборотня проглотить своего зверя, но понятия не имела, как это больно.

Когда у меня прояснилось в глазах, Ричард улыбался мне, и вид у него был довольный.

— Я не знал, получится ли, — сказал он, и в голосе его было напряжение, свидетельствовавшее, что ему это упражнение тоже не даром далось.

Я шепнула сорванным от крика голосом:

— Это больно.

Улыбка Ричарда поугасла, но мне некогда было думать о его задетых чувствах, потому что леопард стал подниматься во мне, как яд, пытающийся выступить испариной на коже.

Руки Натэниела нашли меня, но Мика взял меня из его рук, обнял меня крепко, прижал к себе. Моя пантера знала его зверя, знала его вкус и запах, и энергия потекла в него исполинским горячим выдохом, омыла его человеческое тело, и за ней появлялся мех, будто рубашку надевали, выворачивая наизнанку. Из всех оборотней, которых мне случалось видеть, Мика перекидывался несравненно проще других. Разве что Химера умел это делать еще легче и чище.

Меня прижало к груди этого мохнатого тела, получеловека-полулеопарда. У Тревиса было всего два облика: человеческий и львиный. У любого из остальных присутствующих оборотней обликов было три: человеческий, звериный и половина на половину. Когда-то я думала, что такое свойственно только очень сильным, но сейчас понимала лучше: не умеют такого только очень слабые.

Мика обнимал меня, но я была слишком слаба, чтобы обнять его в ответ. Он бережно положил меня на пол и лег рядом, опираясь на локоть. Я глядела в черное шерстистое лицо — странную, но грациозную смесь кота и человека. Глаза его были на этом лице столь же уместны, сколь и на другом. Оба эти облика для меня были Микой.

— Ты этим хотел меня унизить? — спросил Ричард злобно.

Мика поднял голову и ответил ему тем рычащим мурлыканьем, которое ему в этом облике служило голосом:

— Каким именно образом унизить?

— Показать, что я ей больше боли причинил, заталкивая зверя обратно, чем ты, принимая его.

— Я принял ее зверя, потому что у меня не хватило бы силы заставить ее проглотить его, и потому что последнее может причинять боль, и очень сильную.

— Так что, я причинил ей сильную боль, а ты весь в белом?

Не будь я так вымотана и не боли у меня каждая косточка, я бы велела Ричарду прекратить и не затевать ссоры, но у меня просто не было сил. Он ночевал у нас. Он помог мне справиться с Марми Нуар. Так все было хорошо, ну почему должно опять быть плохо? Черт побери.

— Я вызвал ее леопарда, а не дал это сделать Натэниелу, потому что умею вот это.

Он отодвинулся, чтобы не касаться меня, а дальше случилось чудо. Как будто черный мех превратился в язычки пламени, задутые ветром его силы, всю черноту сдуло и открылась обычная кожа. Любой другой оборотень в момент превращения смотрится как будто его разрывают на части и складывают заново либо выворачивают наизнанку. Лучшее, на что можно было бы надеяться — что тело расплавляется и перетекает в новую форму, человека или зверя. Но Мика — Мика просто изменился. Секунду назад — человек-леопард, и тут же — просто человек. Если бы я не видала, как превращается Химера, как вода, переливающаяся из горсти в горсть, я бы сказала, что лучше Мики никого не видела.

Он посмотрел на Ричарда:

— Натэниел застрял бы в облике леопарда на несколько часов.

Ричарда я не видела, потому что обращена была лицом к Мике, и слишком много нужно было бы сил, чтобы повернуть голову. Но голос его прозвучал так, будто он глазам своим не верит.

— Считается, что это дорого тебе обойдется, если перекинуться обратно ранее шести часов, иногда и дольше. Ты не измотан?

— Нет, — ответил Мика.

— И совсем не дезориентирован?

— Прыгать меня сейчас не тянет, но дай мне пару минут, и все будет в норме.

— Никогда не видел никого, кто умел бы так легко превращаться туда и обратно.

— Я одного видел, который умел лучше, — сказал Мика.

— Кого?

— Химеру.

И лицо у Мики стало сразу серьезным и печальным — я слишком хорошо знала это выражение.

Я потянулась к его руке — предпочла бы к лицу, но это значило лишнюю пару дюймов, слишком много усилий. Он улыбнулся мне, будто знал, чего мне стоило это движение.

— Если он умеет перекидываться еще легче, чем вот так, не против была бы с ним познакомиться, — послышался женский голос.

Соледад подошла и встала над нами. Она не была высокой, как другие охранники, до шести футов сильно не дотягивала, но если с полу смотреть, то казалась под потолок. Стройная, но с округлостями, волосы острижены по-мальчишески коротко и окрашены в такой оттенок желтого, который в природе не встречается. С такими волосами как-то ожидаешь больше косметики, но она обычно использовала лишь губную помаду и карандаш, подчеркивающий карие глаза. Сейчас она смотрела на меня своим обычным взглядом: будто вспомнила что-то смешное и вот-вот засмеется. Недавно до меня дошло, что это у нее такой вариант непроницаемого лица.

Я бы, может, спросила ее, что она думает, глядя вот так на меня, но тут в темноте, во мне мелькнул тигр. Только не это, — подумала я.

Соледад смотрела на меня, улыбка с ее лица сползла, и я на миг увидела то, что не ожидала увидеть: страх. Я бы спросила ее, чего она испугалась, но тигр помчался по этому коридору внутри меня. Я потянулась к Соледад — она колебалась.

— Делай свое дело, Соледад, — сказала Клодия.

Она наклонилась и взяла мою руку со словами:

— Лучше в этом мире два дня прожить тигром, чем сто лет овцой.

Я бы спросила, что она цитирует, но когда она коснулась меня, тигр прибавил ходу, скачками пошел по туннелю вперед, и я собралась в ожидании удара.

А удара не было. Тигр налетел на мою кожу, на тело — и побежал дальше. Я не передала Соледад моего зверя: он просто выплыл из меня и вплыл в нее. Мне не было больно, как будто все, что перешло от меня к ней, это была сила. Я даже не знаю, было ли еще что-то, поскольку Соледад не сменила облика. Она почти рухнула на меня, обивая меня собой, свободной рукой опершись на пол, чтобы не упасть на меня совсем. Дышала она тяжело и часто, будто ей было больно, но я ничего не чувствовала — только держала ее руку и смотрела ей в лицо. Она смогла прошептать:

— В тебе нет тигра.

— Думаю, что ты права, — ответила я.

Мой голос все еще звучал хрипло от долгих криков, но хотя бы уже можно было не только шептать.

— В чем дело? — спросила Клодия у меня за спиной.

— Я думаю, Марми Нуар не могла превратить меня в тигра, — сказала я. Но все равно внимательно смотрела в лицо Соледад — оно еще было искажено болью. — Ты как, ничего?

Она кивнула, но губы ее были сжаты в тугую тонкую линию. Наверное, насчет «ничего» — это была ложь.