— Они соответствуют твоему профилю жертв, если ты это хочешь знать. Одна, может, чуть высоковата, зато другая — ну тютелька в тютельку.
Такая была у него на лице… радость, такое предвкушение, что мне захотелось заплакать, или заорать, или пристрелить его.
— Профиль жертв? — переспросила Клодия. — Это что значит?
— Олаф — спецсотрудник. Наемный убийца, солдат, призрак — и всю это работу он делает отлично.
— Не просто отлично. Лучше всех, — уточнил он.
— Когда-нибудь обсудишь эту тему с Эдуардом. Но свое дело он знает, Клодия. Он прикрывал мне тыл однажды, и оказался… полезен. — Я облизала губы. — Но ни одна женщина, никакой внешности не должна ни в какой момент времени быть с ним наедине.
— Почему? — спросила она.
— Я дал слово, — напомнил Олаф.
— Я с тобой буду обращаться, как с завязавшим алкоголиком, Олаф. Подальше держать от соблазна.
— Мы, насколько я понимаю, этих женщин будем убивать вместе?
Я облизала вдруг пересохшие губы.
— Думаю, да.
— Тогда у меня не будет в другом месте соблазна.
В обычной ситуации навертела бы я в этих вампирах дырок серебряной дробью, пока еще вижу дневной свет. Или старым добрым осиновым колом. Но эти-то из Арлекина, и относиться к ним надо как к мастерам, то есть очень живучим вампирам. Это значит: сперва серебряной дробью, потом обезглавить, удалить сердце и сжечь его вместе с головой. Тело сжечь на отдельном костре. Пепел потом развеять над текучей водой. И если ты уж совсем параноик — над разными текучими водами. Вот интересно, я параноик — или просто осторожна? Эти вампиры чуть не убили Жан-Клода, Ричарда и меня на расстоянии, причем используя силы, каких я раньше никогда не видела. Нет, я не параноик.
Отрезать голову и вынимать сердце — работа очень грязная. Случалось, что ликвидаторы вампиров уходили из профессии после нескольких таких случаев — духу не хватало. А у меня хватит? Да. А позволю ли Олафу помогать? А черт побери, другие добровольцы будут? Эдуард сделает, если я попрошу, но, если честно говорить, разделка тел у Олафа получается лучше. Совершенство достигается практикой, а ее у Олафа много было.
— А что значит, что он как алкоголик? — спросила Клодия.
— Эдуард, расскажи ей. Я пойду документы посмотрю.
— Без охраны не пойдешь, — ответил он.
— Хорошо, посылай со мной охрану.
— Где эти документы?
— У меня в кейсе, дома у Жан-Клода.
— В «Цирк Проклятых» ты без меня не пойдешь, Анита.
— Или без меня, — добавил Олаф.
— Если я скажу «или без меня», ты рассердишься? — спросил Питер.
— Да, — нахмурилась я в его сторону.
Он просиял улыбкой — так ему было приятно тут быть, с пристегнутыми к телу стволами и клинками. Он даже надел черную футболку, но хотя бы джинсы на нем были синие. Но кожаная куртка — черной. Ботинки коричневые и такие же, как у Эдуарда — настоящие ковбойские, а не надеваемые на танцы, как у Олафа. Хотя тот факт, что мне его ботинки кажутся клубными, лучше держать про себя.
— Присоединяю к ним свой голос, — сказала Клодия.
— Твоего мнения не спрашивают, женщина, — обрезал ее Олаф.
— Так, хочу внести ясность, — сказала я. — Клодия — наш охранник. Тебе это не нравится, я знаю, но я ей доверяю свою жизнь.
— Под ее охраной ты чуть не погибла.
— А не попадала я пару раз в больницу в Нью-Мексико, где ты вроде бы прикрывал мне спину?
Его лицо исказилось яростью, губы вытянулись в ниточку, глаза будто запали еще глубже.
— Так не кати бочку на Клодию, если не можешь лучше.
— Я могу работать лучше женщины.
— Фигня, — ответила я.
— Анита? — спросила Клодия.
— Да?
— Давай я докажу.
Я вздохнула.
— Как бы ни нравилась мне мысль, что вы сцепитесь с Олафом, прошу этого не делать. Я знаю, где сейчас два плохих вампира, и у меня есть ордера на ликвидацию.
— Откуда ты знаешь, где они? — спросил Эдуард.
— В моем видении со стола в номере упал лист бумаги с эмблемой отеля. Если они не проснулись и не смылись, то они наши. — Я посмотрела на Олафа: — Если ты не будешь меня тормозить, заводя ссоры с моими охранниками, то сегодня мы убьем двух вампиров. Они настолько сильны, что надо будет вынуть сердца и отсечь головы.
— Как в Нью-Мексико, — сказал он, и нетерпеливое мурлыканье прозвучало в его голосе.
Я кивнула, заставив себя проглотить слюну вопреки чувству, которое можно было бы назвать тошнотой.
— Да.
— Чтобы снова охотиться с тобой, Анита, я позволю этой вот верить, во что ей хочется.
Я понимала, какая это для Олафа огромная уступка.
— Я не верю, верзила. Я знаю, — ответила ему Клодия.
— Клодия, — сказала я, — пожалуйста, черт тебя побери, будь от него подальше, ладно? Он не в силах изменить свое мнение о женщинах, так что не вертись около него, и мы тогда все сделаем. О’кей?
Ей это не понравилось, но она кивнула.
— Отлично. Эдуард, ты объяснишь охранникам, почему Олаф не должен оставаться наедине с женщинами. Я хочу увидеть Ричарда живьем, а не только в видении. Когда ты всем расскажешь, какой он большой и страшный, найди меня и отвезешь меня в «Цирк Проклятых» за ордерами.
— Я не хочу, чтобы ты была не у меня на глазах без охраны, Анита.
— Бог ты мой, Эдуард, сейчас же день!
— Да, и ты лучше меня знаешь, что у мастеров вампиров есть люди-слуги, есть защищающие их звери, да и просто жертвы их влияния, готовые сделать все, что им говорят.
Я закивала — чуть чаще, чуть быстрее чем надо.
— Ладно, ладно, ты прав. Я устала, и… да ладно, дай мне пару охранников, чтобы я пошла навестить Ричарда.
Надо было мне сообразить, кого включит Эдуард, если будет набирать охрану. Сопроводить меня в больничную палату Ричарда — это работа легкая и безопасная. То есть должна быть такой.
Я пошла к двери — один телохранитель шел впереди, другой сзади. В арьергарде был Питер.
30
Перед палатой Ричарда у меня с моими телохранителями вышел спор. Вторым из них был Циско, которому уже было целых восемнадцать. Ощущение у меня было — как у опекуна на выпускном балу. Но то, что оба они еще сопляки, не снизило их упрямства. Даже, наверное, повысило.
— Был приказ, — сказал Циско, — чтобы ты никуда не ходила без сопровождения хотя бы одного охранника. — Он провел рукой по тщательно обесцвеченным кончикам волос и нахмурился, чем-то недовольный.
— Мне не нужны зрители при встрече с моим бойфрендом.
— Приказ есть приказ, — возразил он.
Я посмотрела на Питера — все еще не привыкла, что мне для этого надо задирать голову. По телефону я его себе представляла с меня ростом, с той же стандартной короткой стрижкой каштановых волос. Но этот брюнет был пострижен коротко, сверху подлиннее, не совсем как скейтер, но близко к тому. Более это было современно, более подростково и менее по-детски. Мне это не нравилось.
— Питер, я хочу уединения, и ты это понимаешь.
Он улыбнулся и покачал головой.
— Анита, мне уже не четырнадцать.
— К чему ты это?
— К тому, что я сочувственный, но не дурак. Эдуард дал приказ, Клодия и Римус его подтвердили.
Оба они настолько молоды, что я подумала: их можно смутить настолько, что они позволят мне говорить с Ричардом наедине.
— О’кей. Кто хочет смотреть на наше с Ричардом эмоциональное поведение?
Они переглянулись.
— А насколько эмоциональное? — спросил Циско.
— Откуда я знаю? Может, я буду плакать. Может, мы передеремся. Со мной и с Ричардом никогда наперед не знаешь.
Циско объяснил Питеру, будто меня здесь и не было:
— Они здорово странно себя друг с другом ведут.
— А в чем странность? — спросил Питер.
— Эй, я тут стою! — возмутилась я.
Циско обернулся ко мне темными глазами:
— Вы с Ричардом как пара — это жуткая жуть. Уж извини, но это правда.
Я не смогла не улыбнуться:
— Жуткая жуть, значит?
Циско кивнул.