Мне пришлось закрыть глаза и поднять руку, не давая ему подойти ближе.
— Прости, Донован, но ты на радаре отмечаешься как пища.
— Но ведь так и должно быть?
Я покачала головой:
— Не для ardeur’а пища, а для еды. Я сразу представила себе, как глотаю твою кровь.
— Этого я и боялась, — послышался женский голос.
Я открыла глаза и увидела Сильвию — заместительницу Ричарда по стае, его Фреки. Она чуть выше меня, волосы у нее каштановые, короткие, лицо было бы симпатичным, если бы она накрасилась, но обычно она не давала себе труда это делать, и сперва, чтобы заметить эту симпатичность, надо было, чтобы глаза привыкли к простоте ее глаз и кожи. А если бы ее накрасить как следует, она была бы красивой. Иногда я думаю, как люди в этом смысле меня воспринимают. Впрочем, мне ли комментировать — одетой в больничный халат и с жуткой после всех перипетий рожей?
Сильвия заполняла помещение покалывающим потоком энергии. Миниатюрная, женственная, она боем проложила себе дорогу на второе место в большой стае волков. Наверное, даже бы на первое вышла, только я ей помешала пару раз. Ричард бы мог побить ее физически, но у Сильвии есть воля выжить и воля убить, а бывают бои такие, где эти качества берут верх над превосходящей силой. Но какое-то время назад Ричард принял ее вызов и сильно ей выдал, как следует. Показал, что кроме силы, у него есть и воля. Я была, с одной стороны, рада: это значило, что на основной вопрос получен положительный ответ. С другой стороны, это стоило Ричарду невозвратимой утраты какого-то куска его личности, и я почти так же горевала по этой утрате, как и он.
— Чего это ты боялась? — спросил от двери Эдуард.
Я не поняла сперва, что он провожал Донована.
— Анита подобна новичку-ликантропу: у нее голод не полностью ей подконтролен. Донован, быть может, и силен, но он — животное-дичь, и все ее звери это чуют.
Я кивнула от кровати, уронив руку на белую простыню:
— Она верно говорит.
Донован посмотрел на меня: серо-синие глаза, переменчивые как небо, сейчас были цвета дождевых туч.
— Ты бы действительно вырвала мне горло?
— Скорее проникающее ранение брюшной полости. Мягкое подбрюшье.
Он приподнял пушистые светлые брови.
— Без орального секса, — сказала Сильвия. Любой другой сказал бы это с оттенком шутки, она же — полностью серьезно.
Позади Донована с Эдуардом открылась дверь. Мелькнул какой-то высокий темноволосый юноша, которого я не узнала. Он слишком молодо выглядел, чтобы там стоять, но была еще пара охранников, о которых я думала то же самое. Потом в двери набился народ, и мне пришлось обернуться на всех, но я пообещала себе поговорить с Клодией насчет возрастного барьера для охранников. Циско я убрала за то, что ему восемнадцать лет, но, видимо, не дала ясно понять, что дело не в нем самом, а именно в возрасте. Если переживем этот день, я проясню… нет, не «если». «Когда». Когда переживем. Чтобы думать о чем-нибудь другом, это должно быть «когда».
Среди вошедших первыми вампиров я искала Ашера, но его не было. Реквием будто прочел мои мысли — может быть, по лицу, — потому что сказал:
— О звезда моя вечерняя, нетерпеливо глядишь ты мне за спину, будто и нет меня здесь. Ашер Седьмой проснется среди нас. Когда придет рассвет, он умрет, но те, кто стоят пред тобою сейчас, имеют шанс остаться бодрствовать и все увидеть до конца.
Лицо его сверкнуло белым между чернотой капюшона и бородой и усами. Единственным цветным пятном на его лице были ярко-синие глаза с чуть зеленоватым отливом, как морская вода на солнце, которого ему никогда не увидеть вновь.
Следующим вошел Лондон с короткими темными локонами, в черном костюме поверх черной рубашки. Он всегда казался чем-то средним между руководителем фирмы, надевшим готский прикид, и киношным наемным убийцей. Много веков за ним держалась кличка «Темный рыцарь». Да-да, задолго до Бэтмена эту кличку носил Лондон. И еще он был почти идеальной пищей для ardeur’а. Кормя меня, он обретал силу, а не терял ее, но это, как и все дополнительные способности линии Белль Морт, имело двойной эффект. Будучи идеальной пищей, Лондон немедленно пристрастился к ardeur’у. Одно недавнее кормление поставило крест над столетиями воздержания, когда он вырвался из рабства Белль. Одно кормление — и он оказался привязан ко мне так, как ни один гражданский обряд не мог бы привязать. Но кормление, даже от Лондона, оказалось бы недостаточным для того, что нам нужно было сейчас.
Лондон улыбнулся и подошел взять меня за руку. Он знал, что не является любовью всей моей жизни (как и я для него), и нас обоих это устраивало. Он бы лидировал в конкурсе на должность моего pomme de sang, будь он доступен днем. Его рука была теплой на ощупь, что означало недавнее кормление от добровольного донора — сейчас столько рвалось добровольно сдать кровь, что незачем было добиваться ее силой. Люди в очередь выстраивались ее сдавать.
Он поднес мою руку к губам и почтительно поцеловал.
— Мы здесь присмотреть, чтобы ты лебединого короля не съела взаправду.
Улыбка стала шире, темные глаза залучились радостью. Реквием и другие вампиры, прибывшие с ним из Англии, говорили, что никогда раньше его таким раскованным не видели. Не знали, что он вообще умеет улыбаться.
Я улыбнулась в ответ:
— Да, это было бы нехорошо.
Из-за их высоких спин высунулся Джейсон, осклабился весело, но что-то напряженное залегло в уголках по-весеннему синих глаз, будто он плакал недавно. Я протянула ему другую руку, Лондон подвинулся, чтобы Джейсон мог меня обнять — для этого фактически ему пришлось на кровать залезть. Мы с ним друзья, иногда любовники, но его реакция меня удивила. Я потрепала его по стриженым светлым волосам несколько неуклюже, и не из-за капельницы, хотя она стесняла движения. Просто столько тут еще будет вылезать наружу до того, как я начну кормиться от Донована.
— Все путем, Джейсон, — сказала я.
Он мотнул головой, не отрывая ее от моего плеча, поднял заплаканное лицо ко мне. И голос прозвучал от слез хрипло:
— Опять врешь.
Он попытался улыбнуться, но не совсем преуспел.
Я свободной рукой тронула его за лицо:
— Джейсон, я…
А что сказать, я не знала. Он реагировал не просто как друг, а сильнее. И тут я подумала: может быть, это горе не по мне? И его Ульфрик, и его мастер почти при смерти. Если они умрут, его мир рухнет и не восстановится в прежнем виде. У нового мастера города он уже может и не быть pomme de sang.
Я попыталась взять его лицо в ладони, но снова помешала капельница.
— Кто-нибудь, вытащите из меня эту штуку, о’кей? Питать ardeur, сидя на трубке, у меня не получится.
Лилиан пробралась сквозь порыкивающую публику и вытащила иглу. В ключевой момент я старательно смотрела в сторону. Я несколько уже привыкла, но все равно не люблю смотреть, как в меня вставляют или вынимают иглы. Жутковато становится.
Джейсон отодвинулся, давая доктору место, но держался за мою руку как за спасательный круг. Обычно он так здорово держался, что я иногда забывала, как он молод. Ему двадцать два — тот же возраст, что у львов — студентов колледжа, из которых мне Джозеф предоставил выбирать, под тем предлогом, что у более старших львов у всех семья и работа. В тот момент у меня предлог не вызвал сомнений, но сейчас… сейчас я пересмотрю все, что львы в последнее время делали.
— Я твой волк на случай, если твой зверь решит проснуться.
— Я думала, Сильвия…
Она подала голос из толпы оборотней сзади:
— Раз в этом помещении проснется ardeur, то меня тут не будет. Ничего личного, Анита, ты симпатичная, но я с женщинами дела не имею. При такой твоей слабости, и когда Жан-Клода нет, я не хочу рисковать подцепить эту заразу. — Она подошла к кровати и потрепала меня по плечу — неуклюже. Приятельские жесты ей удаются не лучше, чем мне. — Волки все сделают, что могут, чтобы вас из этого вытащить.