Я бросила джинсы Анжелике и аккуратно вонзила иглу в катушку так, чтобы нитки не размотались, и игла не выпала.

— Мама Люба, спасибо! — расцвела Анжелика и тотчас же натянула джинсы.

В этом времени ещё не начали ходить в рваной одежде, когда нитки торчат и дыры такие, что всё тело просвечивает.

— И правда не видно! — она поставила стул на середине комнаты, влезла на него и покрутилась перед зеркалом.

— Не упади только! — предупредила я и принялась складывать в походную коробку нитки и ножнички.

— Мама Люба, а тебе нравится Америка? — вдруг спросила Анжелика.

— Если ты природу имеешь в виду, или архитектуру, то да, — дипломатично ответила я и застегнула сумку. — Очень нравится.

— А если вообще?

— Что значит вообще? — не повелась на уловку я.

— А что тебе не нравится здесь?

— Мне всё нравится, я же сказала, — опять попыталась увильнуть я.

— Нет, ты сказала, что тебе только природа и архитектура нравится, — прицепилась егоза.

— Природа действительно здесь красивая, — сказала я и торопливо перевела разговор, — а тебе что здесь нравится?

— Всё! — выпалила Анжелика, — особенно реклама, Макдональдсы и жвачка.

Мда, вроде уже взрослая девка, а ума как у ребёнка, — мысленно вздохнула я. Хотя, чего тут вздыхать. Помню, когда первая реклама появилась в моём времени, то все так прямо с удовольствием её смотрели и слоганы распевали. А потом, когда от рекламы уже некуда стало деваться — взвыли. Но было уже поздно. Нас, как дикарей, которых поманили блестящими бусами, свели с ума этой рекламой. Но у Анжелики и её сверстников всё ещё впереди.

Я опять вздохнула. Теперь уже вслух.

— Мама Люба, — Анжелика спрыгнула со стула и подошла ко мне, заглядывая в глаза, — а что бы ты сказала, если бы мы шли по улице и случайно мою маму встретили? Настоящую маму…

От неожиданности я аж икнула.

— Это невозможно, Анжелика, — после заминки покачала головой я. — Мы же уже обсуждали это. Сама подумай, Нью-Йорк — многомиллионный город. А Америка — вторая по величине страна. После нашей, конечно. Ну, а теперь прикинь, какова вероятность среди миллиардов людей встретить именно твою маму? Математическая задачка для второго класса.

— Ну, а вот если бы? — упрямо не сдавалась Анжелика, продолжая настойчиво заглядывать мне в глаза.

— Ой, даже и не знаю, — пожала плечами я, — по ситуации, наверное. Я-то что? Я с ней даже не знакома. Это тебе нужно думать, что бы ты делала.

Я взяла со стола свой блокнотик и принялась смотреть, что из запланированных мелочей (покупки, посещения интересных мест) мы ещё не выполнили, ведь времени остаётся всё меньше и меньше:

— Слушай, Анжелика, напомни мне, как будем вечером с концерта возвращаться и мимо того синего магазинчика проходить, чтобы я купила купальник.

— Зачем тебе купальник? — удивилась она, — на море ведь не собираемся…

— Тетя Валя просила, — ответила я, — детский купальник для художественной гимнастики. У неё у Леночки соревнования скоро, а купальников нигде нету. Она и денег дала. Главное, не забыть…

— Ну, мама Люба… — заныла Анжелика, — ну, вот если бы ты всё-таки столкнулась с нею на улице и знала, что это моя мама, что бы ты ей сказала?

— Да что ж ты пристала ко мне! — в сердцах аж вызверилась я, — что за несносный ребёнок!

Но судя по лице Анжелики, что-то было не так.

— Так! Признавайся! — строго сказала я, — к чему ты всё это ведёшь?

Глаза у Анжелики забегали.

— Анжелика! — прищурилась я, — не выкручивайся! Я жду!

— Ну… — уши у неё вспыхнули, затем покраснели щёки, и уже через миг всё её лицо пылало.

Я молча ждала, прищурившись.

Анжелика немного посопела, посопела и выдала:

— Ты Флорес помнишь?

— Какую Флорес? — нахмурилась я, — ты разговор-то не переводи. Я жду ответа.

— Ну помнишь же её? Она к нам в Калинов приезжала, с делегацией. Негритоска такая смешная…

Не запомнить необычайно толстопопую, круглолицую, широкогубую афроамериканку с приплюснутым носом и вертикальной копной курчавых длинных волос было невозможно. Тем более любила она одеваться исключительно в лосины цвета взбесившейся Барби и вырвиглазного цвета туники, которые подчёркивали её выдающуюся пятую точку.

— Конечно помню, — кивнула я, — а что?

— Ну в общем… — замялась Анжелика, опять покраснела, но, таки собравшись с духом, выдала.

Да такое выдала, что у меня аж глаза на лоб полезли.

— Я её тогда попросила, и она нашла маму… — хрипло прошептала Анжелика, стараясь не смотреть мне в глаза.

— Что-о-о? — я где стояла, там и села. Хорошо, что это была кровать.

— Угу… — прошелестела она, — и мама будет ждать нас сегодня в три часа в кафе напротив музея Искусств.

— Ох-х-х… — я схватилась за сердце, — мне надо подумать.

Воздуха не хватало.

Голова шла кругом.

Я вышла из комнаты и поплелась на улицу, я задыхалась.

Нет, не потому, что Анжелика захотела увидеть родную маму, а вообще. От всего этого калейдоскопа событий, что, словно снежный ком, всё увеличивались и увеличивались и уже грозили похоронить меня под своим весом. Возможно, именно это стало последней каплей. Не знаю…

И ведь не призналась, коза!

С ума сойти!

Наш пансионат мало того, что был за городом, так ещё вокруг него был небольшой парк, довольно уютный и тенистый. В нём разместили несколько увитых плющом беседок, большой корт для игры в теннис и ещё парочку каких-то зданий. Я не особо углублялась в изучение обстановки.

Пошатываясь, я доплелась к ближайшей беседки.

Которая оказалась занята.

Там сидел Пивоваров и Комиссаров. Слесарь курил, а юрист что-то ему выговаривал.

— О! Люба! — обрадовался Пивоваров, — вот ты хоть ему скажи!

— Дай сигарету, — перебив юриста, попросила я слесаря.

Надо было видеть его глаза:

— Любовь Васильевна, а вы что, к-курите? — вытаращился Комиссаров.

— Решила, что пора бы уже начинать, — отрывисто сказала я, пытаясь подавить истерический смех. — А то, понимаете ли, возраст, скоро пенсия, а я ещё не курила даже…

Комиссаров машинально протянул мне пачку с сигаретами.

— Люба, что случилось? — забеспокоился Пивоваров, — а ну-ка, брось эту гадость!

— Не брошу, — проворчала я, прикуривая у Комиссарова, при этом я сделала глубокий вдох, и сразу же закашлялась. Аж слёзы из глаз брызнули.

— Ефим, забери у неё эту дрянь! — рыкнул Пивоваров и пристал ко мне, когда я отдышалась, — Люба, а ну говори, что стряслось? Дети?

Я сперва отрицательно помотала головой, потом, сообразив, что таки дети, закивала утвердительно.

— Ничего не понял, — почесал затылок Пивоваров.

— Анжелика через Флорес связалась с родной матерью, — выдохнула я, — и сообщила мне только сейчас. И теперь сегодня в три часа дня эта будет ждать в кафе.

— Да-а-а-а… — пробормотал Пивоваров, — дела-а-а-а…

— Не ходи! — посоветовал Комиссаров, — она заберёт Анжелику.

— Почему не ходить? — насупился юрист и хмуро посмотрел на слесаря, — Ефим, ты сам-то посуди, что нынче девочке у нас в Калинове светит? Она у тебя в ПТУ вроде учится, Люба?

— В колледже, — поправила я.

— Один чёрт, — махнул рукой Пивоваров, — не институт же и точка. То есть у неё ни образования, ни связей, ни денег нету. И что ей светит? Выйдет замуж за такого же голозадого, прости Люба, нарожают кучу детишек, и ты потом будешь метаться между работой, подработками и огородом на даче, чтобы прокормить ещё и их.

Я икнула. Пивоваров сейчас описал ситуацию, которая была у меня в том мире.

— А так мамашка её в Америке всяко нормально пристроит. И, может, и остальных или заберёт, или так помогать будет…

— А как же я? — вытаращилась на Пивоварова я.

— А ты, может, хоть жить для себя начнёшь, Люба! — строго сказала Пивоваров. — А то обвешалась чужими детьми, то она страну спасает, то она мероприятия проводит! А ты когда последний раз с мужиком на свидание ходила, а, Люба? Муж тебя бросил, и ты на себе крест поставила⁈ А это не хорошо! Ты ещё не старая и можешь свою жизнь начать заново!