Не подумала.

— Да, у себя, — пискнула медсестра, несколько смущённая представительным видом Пивоварова.

Тот подошел к двери и открыл её:

— Разрешите! — пророкотал он, проходя внутрь.

Я торопливо засеменила следом.

— А вы кто, собственно, такие? — за столом в кабинете сидел плюгавенький мужчинка в белом халате.

Он поднял взгляд от бумаг и удивлённо воззрился на нас.

— Пивоваров, Пётр Кузьмич, — многозначительно представился юрист, — я юрист вот её.

Он указал на меня кивком головы.

— Я — Скороход Любовь Васильевна, — чуть заискивающе представилась я.

— А что вам от меня надо? — нахмурился Иван Иванович и его взгляд с подозрением блеснул сквозь толстые стёкла очков.

— Мы хотим забрать Скороход Изабеллу Петровну, — сообщил Пивоваров и протянул ему записку от Шмаковой. — Вот записка с согласием из отдела опеки.

— Что мне какая-то записка! — даже не глянув на документ, пренебрежительно фыркнул Иван Иванович. — Вот пусть всё оформляют, как положено. А потом мы комиссию создадим и посмотрим…

Он красноречиво посмотрел на нас и замолчал.

Я уже начала наливаться праведным возмущением, когда Пивоваров тихо велел:

— Люба, выйди, пожалуйста.

Я сообразила, что сейчас не надо задавать лишних вопросов и торопливо выскочила из кабинета вон, закрыв за собой дверь.

Прошло буквально минуты три, которые показались мне бесконечностью, когда дверь распахнулась и я увидела радушно улыбающегося Ивана Ивановича, который подобострастно тряс руку Пивоварова:

— Конечно, конечно, Пётр Кузьмич! — лучезарно улыбался он, щедро излучая вокруг себя лучики добра, — давайте так и поступим! И заходите в любое время! В любое время!

Пивоваров еле-еле вытащил руку из загребущих лап завотделением.

— Леночка, проводи товарищей в спецотделение! — велел дежурной медсестре Иван Иванович и строго добавил, — и подготовь Скороход к выписке. Это прямо сейчас надо. Поторопись.

Наконец, мы с ним окончательно расшаркались, уверили друг друга в вечной и нерушимой дружбе, и заторопились в отделение, где содержали Изабеллу.

— Вообще-то посторонних сюда пускать не положено, — строго сказала медсестра и недовольно поджала губы, — но раз Иван Иванович лично сказал…

Намёк был слишком прозрачным.

— Спасибо Вам, Леночка, — счастливым и преисполненным благодарности голосом сказал Пивоваров и жестом фокусника вдруг выудил откуда-то импортную шоколадку. — А это вам!

— Да что вы, что вы! — торопливо пробормотала медсестра, жадно схватив презент, — нам туда.

Мы прошли ещё два коридора и, наконец, оказались в нужном отделении.

— Она там, — показала пальцем Леночка, — там у нас зимний сад. Больные любят там гулять между процедурами.

Я посмотрела в ту сторону. Кроме двух инвалидов-колясочников в изношенных байковых пижамах, один из которых пускал слюни, а второй что-то монотонно бормотал себе под нос, в зимнем саду не гулял больше никто.

Я повернула голову и тут же увидела Изабеллу. Она сидела на холодном полу и, глядя в окно, монотонно раскачивалась. Волосы её были в беспорядке, немытые, всклокоченные. Пижамная рубашка тоже не самой первой свежести.

Сердце моё дрогнуло.

— Изабелла! — тихо, чтобы не напугать, позвала девочку я.

Изабелла стремительно обернулась и грусть в её чёрных глазах мгновенно вспыхнула от радости:

— Мама! Мамочка! — закричала она.

Когда мы вернулись домой, то там за столом на кухне сидела Анжелика и горько рыдала.

Чёрт! Я же забыла записку порвать!

— Анжелика! — с тревогой в голосе окликнула её я.

— М-мама Л-люба! — бросилась мне на грудь она и разрыдалась ещё больше. — Я подумала… я д-думала…

Ответить и успокоить её я не успела — хлопнула дверь и раздался возмущённый голос Пивоварова:

— Люба! Ну что это такое? Я тебя жду, жду… принимай давай Белку! Володе уже ехать надо!

— Ой! — охнула я и заторопилась навстречу юристу.

— Ой! — пискнула Анжелика и ринулась вслед за мной в коридор.

В коридоре мы с нею чуть не столкнулись, но в последний момент разошлись в стороны.

— Белка! — радостно заверещала Анжелика.

— Да тише ты, ребёнка перепугаешь! — шикнул на неё Пивоваров и проворчал, — а здороваться тебя, значит, Любовь Васильевна так и не научила?

— Ой! — покраснела Анжелика и поздоровалась, продолжая прижимать к себе и гладить по голове Изабеллу.

Когда телячьи нежности сестёр чуть пошли на спад, я сказала:

— Так, а сейчас ты, Анжелика, тащи давай Белку мыть руки. Потом идите в её комнату и покажи подарки, которые мы для неё привезли. А ужинать я позову.

— Ой, подарки! Хочу! Хочу! — радостно взвизгнула Изабелла и весело рассмеялась.

— Сперва надо помыть руки, — строгим голосом сказала ей Анжелика, пряча улыбку, и увела малышку в ванную.

— Пойдёмте ужинать, — сказала я Пивоварову. — Даже не знаю, как вас и благодарить теперь…

— Сейчас я Володю отпущу и вернусь, а ты пока разогревай, что там у тебя есть, — велел Пивоваров. — Нам поговорить с тобой серьёзно надо об этом убийстве, Люба. И ещё одно дельце обдумать.

Он ушел, а я бросилась на кухню: сама гостей пригласила, а у меня там и кот не валялся.

Я растерянно глянула на продукты — ничего такого, чтобы быстро приготовилось.

— Мама Люба, давай помогу картошку чистить, — на кухню вбежала Анжелика, — быстро пожарим. Огурцы квашенные у нас есть, и капуста есть. И ещё сало в морозилке. Хорошо будет.

— Давай, — обрадовалась я.

В четыре руки мы споро принялись чистить картошку.

— А Белка как там? — спросила я.

— Да она в игрушку уже играет, — подражая взрослым умудрённо хмыкнула Анжелика. — За уши теперь не оттащишь.

Мы с Анжеликой привезли ей из Америки некое подобие между тамагочи и тетрисом. Только оно было совершенно другое, но всё-таки как-никак первая электроника.

— Сюда бросай, — я поставила на пол миску с холодной водой.

— Это пока Ричард не увидел, — хихикнула вдруг Анжелика.

— Думаешь у сестры отберёт? — спросила я и бросила в воду очередной очищенный клубень.

— У меня бы точно отобрал, — вздохнула Анжелика, — а меленькую не обидит.

— Дочищай, а я пока огурцы достану и порежу.

Я полезла в холодильник и выудила оттуда банку квашенных огурцов. Огурцы были хрустящие, бочковые, прямо красавцы, один-в-один. Мы квасили их с дубовым листом и укропом, и держали у деда Василия в деревне, так как там был хороший глубокий подвал. А оттуда уже, по мере необходимости, набирали в трёхлитровые банки и привозили в город.

— Я так дедушке и не позвонила, — расстроенно сказала я.

— Так я ему позвонила! — всплеснула руками Анжелика, — забыла тебе сказать со всеми этими волнениями. У нас третью пару отменили, Мензурка заболела, так я на телеграф сходила и звякнула ему.

— И что он?

— Обрадовался, что мы приехали. Потом плакать начал, что Ричарда и Белку отобрали. И что это он во всём виноват, что не уследил. Но я его успокоила и сказала, что всё хорошо будет и что мама Люба всё порешает.

«Мама Люба всё порешает» — почему-то от этих слов мне стало на душе тепло и так приятно-приятно.

— Ох ты и хитрюга! — хмыкнула я.

— Ну, а что, не так разве? — улыбнулась Анжелика, — расскажи лучше, как ты Белку вернула? Где она была? Я её расспрашивать не стала, чтобы не беспокоить. Она так игрушкам обрадовалась, ты бы видела!

— Ой, стрекоза, столько вопросов сразу! — я принялась быстро нарезать картошку для жарки, — лучше вон масло достань.

— Ну, что там у вас? — на кухню заглянул сияющий, как новенький пятак, Пивоваров. — Смотрите, что у меня есть!

Он с довольным видом протянул Анжелике две селёдки, завёрнутые в пакетик.

— Ух ты! Где это вы взяли? — удивилась и обрадовалась Анжелика. Селёдка нынче была дорогой, во-вторых, в дефиците.

— Места надо знать! — с таинственным видом сообщил Пивоваров, потом не выдержал и рассмеялся, — Да это мы с Володькой смотались к его тестю. Он привозит, засаливает и на рынке продает. У него все берут.