— Добрый день! — нацепила вежливую улыбку я и поздоровалась с ними.
Шмакова ответила, а Петров не снизошел даже кивнуть.
— Машина готова? — спросила она.
— Вон, — кивнула я на голубой «Запорожец», который стоял на обочине.
— А это ещё кто? — прищурилась Шмакова и кивнула на Пивоварова, — муж, что ли? Но вы же вроде как развелись, если мне не изменяет память?
— Не изменяет, — ответила я и пояснила, — это мой юрист, Пивоваров Пётр Кузьмич, будет представлять мои интересы.
— Ещё и юрист какой-то! Он нам не нужен! Пускай идёт домой! — зло фыркнул Попов. — Зачем нам посторонние люди⁈
Внутри меня вспыхнуло раздражение и неприязнь. Ты гля, какой хлыщ. Мало того, что забрал моих детей, пока я была в Америке, так ещё и решает, кому ехать, а кому нет.
Наружу рвался резкий и злой ответ. Но я не успела: невольно Петров сослужил мне хорошую службу своей репликой — Шмакова вскипела и ледяным тоном отчеканила:
— Не вам, Юрий Францевич, решать, кто едет, кто не едет! Раз юрист и представляет интересы опекуна — пусть едет. Тем более это их личный транспорт!
— Тогда могу не ехать я! — выпятил нижнюю губу Петров.
— Да что с вами такое? — удивился Пивоваров, — в чём проблема-то?
— «Запорожец» малогабаритный, неохота впятером, как селёдка в бочке в такую даль трястись, — фыркнул Петров.
— Вчетвером, — поправил его Пивоваров.
— Так чего вы голову морочите, раз не едите⁈ — возмутился Петров, а Шмакова укоризненно посмотрела на меня, мол, что за цирк?
— Нет, я-то как раз и еду, — сказал Пивоваров, — не едет Любовь Васильевна.
— Что⁈ — обалдела я.
— Что⁈ — удивлённо воскликнула Шмакова.
— Что⁈ — насмешливо хохотнул Петров.
— Вы же сами слышали, — спокойно повторил Пивоваров и жестом фокусника вытащил из папочки какую-то бумажку, — Любовь Васильевна не едет. Дела у неё на работе. Вместо неё поеду я, как её законный представитель. Вот нотариальная доверенность.
Вид у меня был, наверное, такой пришибленно-удивлённый, что Пивоваров исподтишка наступил мне на ногу, мол, не пались.
Я среагировала и сразу приняла безмятежно-придурковатый вид.
Пивоваров тихо кивнул, мол, всё правильно, продолжай, Люба.
— Да мне без разницы, — равнодушно пожала плечами Шмакова и вернула доверенность Пивоварову. — Подождите пару минут. Я сейчас только папку с документами заберу и поедем.
— А я вообще не понимаю, зачем мне ехать! — склочным голосом возмутился Петров и увязался следом за Шмаковой.
Так, переругиваясь, они ушли в здание.
— А почему это я не еду? — сердито задала вопрос Пивоварову я.
— Тихо ты! Не мельтеши, — рассердился Пивоваров (он не любил много лишнего шума), — Любовь Васильевна, а ты разве забыла, что я взял тебя вчера на поруки?
— Я помню, но…
— Ты хоть понимаешь, что это значит, Люба?
— Ну, что я не должна ничего плохого делать… — неуверенно сказала я.
— Это означает, что у тебя подписка о невыезде вообще-то, — скривился Пивоваров.
— Но это село находится в нашем районе, — попыталась возразить я.
— Оно-то так! — проворчал Пивоваров. — Если бы всё в этой опеке было нормально, то мы бы с тобой обязательно вместе поехали. А раз они там переругались, так этот мужик, Петров, что детей отобрал, он же стопроцентно против тебя и детей этот факт потом использует.
— Да как…
— Ой, Люба, тут вариантов тыща может быть! — махнул рукой Пивоваров, — давай лучше не гневить Бога.
— Но я же должна забрать Ричарда… — расстроилась я.
— Дык я поеду вместо тебя и заберу, делов-то, — Пивоваров сказал таким тоном, что спорить с ним я не решилась.
Они садились в машину, а я стояла рядышком, жутко завидовала и переживала. Пивоваров на прощанье мне ободрительно кивнул. А вот Петров посмотрел на меня странным нечитаемым взглядом. И я вдруг поняла, что где-то я его уже видела…
Глава 21
Они уехали, а я осталась стоять на дороге.
Эх, как бы я тоже хотела умчаться! Но Пивоваров абсолютно прав — нельзя. Лучше не дразнить дракона (или как там оно правильно называется?).
Я немного потопталась, взглянула на часы — на работу уже категорически опоздала. Хоть так, хоть так либо выговор получу, либо вообще могут уволить. Поэтому плюс-минус полчаса мне уже погоды не сделают, а подстраховаться надо.
Поэтому я отправилась домой.
Осторожно, на цыпочках, чтобы не разбудить сладко посапывающую Белку, я взяла кое-что и погнала на работу, в родимый ЖЭК.
— Ты опоздала! — тихо прошипела мне Таисия, выразительно скосив глаза в сторону начальственного кабинета, — он, между прочим, зол. С утра рвал и метал. Тебя вспоминал, аж два раза…
— Океюшки, — благодарно кивнула я ей и заторопилась к начальству на «ковёр», руководствуясь принципом: «лучше сразу расставить все точки над „i“ и не мучить себя неопределённостью».
Потоптавшись немного перед дверью, я глубоко вздохнула и, постучавшись, открыла дверь:
— Разрешите?
— А-а-а-а-а! — прорычал Степан Фёдорович. — Явилась наконец-то!
Я скромно потупила взор, мол, да, да, почтила личным присутствием.
— Ты когда должна была к работе приступить? — начальственные ноздри Степана Фёдоровича хищно раздувались, в воздухе отчётливо потянуло серой.
— Вчера, — со скромным достоинством ответила я.
— И? — прищурился Степан Фёдорович и взгляд его не сулил ничего хорошего.
— Я вот, пришла, — кивнула я. — И вчера тоже была, можете у Таисии спросить…
— Спрошу, — нехорошо усмехнулся Степан Фёдорович (хотя это больше было похоже на хищный оскал. Но о начальстве же нельзя так говорить, поэтому пусть будет толерантное «усмехнулся»). — А сегодня? Рабочий день у нас во сколько начинается, Любовь Васильевна? Напомни, пожалуйста…
Тон Степана Фёдоровича приобрёл мягкие, подозрительно вкрадчивые нотки.
И я поняла, что ещё один мой неправильный ответ и всё. Нет, бить не будут, но и хвалить, очевидно, тоже. Поэтому торопливо сказала, добавив слезу в голосе:
— Степан Фёдорович, извините, ради бога, но у меня возникла большая проблема!
— И что же это за проблема такая, что ты опоздала на полтора часа на работу? — уточнил Степан Фёдорович почти человеческим голосом.
— Пока я была в Америке, у меня опека детей забрала, — выпалила я, — Изабеллу поместили в неврологическое отделение для инвалидов, а Ричарда — в Балобаново, в детдом…
От моих слов Степан Фёдорович дёрнулся и крякнул.
— Я вчера смогла забрать Белку домой, а за Ричардом направила опеку лишь сегодня. Пришлось всё утро в роно провести. Пока документы оформили, пока машину отправила… поэтому и опоздала… Извините меня, пожалуйста, я вечером отработаю. Или в выходной выйду, если надо…
Я закончила и с печалью во взоре кротко посмотрела на начальство.
Степан Фёдорович покраснел, ему явно стало неудобно.
— И ещё… — совсем тихеньким голосочком молвила я и вытащила из сумки пакетик, — Вот!
— Что это? — нахмурился Степан Фёдорович, подозрительно глядя на пакет.
— Это для вас, из Америки… — проворковала я, — это мы с Анжеликой выбирали.
— Что это? — повторил Степан Фёдорович, но с интересом полез смотреть.
Через секунду он выудил оттуда бутылку «Jim Beam» и принялся её рассматривать.
— Это бурбон, — пояснила я, — вискарь ихний.
Степан Фёдорович изогнул бровь, но видно было, что подарок ему понравился. Затем он извлёк второй презентик — пёструю коробочку с многочисленными надписями и картинками:
— А это что?
— Ой, а это не вам! — сказала я, — это блок жевательной резинки с вкусом кока-колы и вкладышами с наклейками. Это для ваших внуков. Молодежь любит такое.
Степан Фёдорович немного помолчал, пожевал губами и недоверчиво спросил:
— А что, ваша Анжелика разве разбирается в бурбоне?
— Да нет же! — улыбнулась я, — бурбон выбирала я, а она — жвачку.
— Ну… спасибо… — поблагодарил начальник. Судя по смягчённому тону, подарком он был явно доволен.