— Я вот, собственно, по этому поводу и звоню, Роман Александрович, — мой голос опять замироточил и стал медовым, — зачем нам абсолютно чужой человек из какой-то Твери?

— Ну, не говорите так, Любовь Васильевна! Там очень сильная организация… — начал Ляхов, но я перебила:

— Погодите, Роман Александрович, у меня есть гораздо лучшее предложение, — зачастила я, опасаясь, что связь оборвётся и придётся опять стоять в очереди.

— И кто же это?

— Пивоваров Пётр Кузьмич, — сказала я, — он юрист. Очень опытный. А также лидер нашей организации. Умеет организовать людей… Вы сами могли убедиться.

— Нет, даже не думайте, Любовь Васильевна, — раздражённо сказал Ляхов, — там уже, наверху, всё давно решили… будет человек из Твери и точка!

— Вот потому я и прошу вас о поддержке и протекции, Роман Александрович, — с нажимом сказала я.

— Да зачем оно мне нужно! — возмутился тот.

— Ну вы же не хотите, чтобы информация о проделках вашей тёщи стала известна кому надо? — вкрадчиво сказала я и вежливо добавила, — так что помогите нам, Роман Александрович. А я позвоню вам завтра, узнаю, как и что получилось…

Я положила трубку и тихо рассмеялась.

— Анжелика, ну что, мы все подарки взяли? — кажется уже в третий или какой-то там раз переспрашивала я дочь.

— Да! — сдула прилипшую ко лбу прядку волос Анжелика.

— А новую куртку, что мы из Америки привезли, взяли?

— Взяли! В большой синей сумке, — вздохнула Анжелика. — И комбинезон взяли. И футболку.

— А набор для рыбалки?

— И спиннинги тоже! — демонстративно закатила глаза Анжелика и ехидно добавила, — у Ричарда в рюкзаке всё лежит.

— А…

— Мама Люба! — возмутилась Анжелика, — мы взяли всё! Ты список написала, и мы по списку всё взяли! Ты же сама вчера ещё проверяла. Дважды!

— Ну это да, — рассеянно кивнула я, — но вдруг…

— Мама Люба! Никаких вдруг! Если даже мы что-то забыли, то никто не мешает нам съездить к дедушке на следующие выходные! У тебя из скоропортящегося только пирожки. И голубцы.

— И котлеты! — с улыбкой подсказал Ричард и подмигнул Белке.

— И блинчики! — подхватила Белка и показала Ричарду язык.

— Точно! — хлопнула я себя по лбу, — мы же блинчики забыли!

— Нет, мама Люба! — хихикнула Белка, — блинчики в моём рюкзаке. Мне Анжелика переложила.

— Ну ладно, — облегчённо вздохнула я, — тогда загружаемся в автобус.

Мы выгрузились всей дружной компанией. Автобус, возмущённо чихнув напоследок, укатил дальше, а мы остались.

Деревня встретила нас знакомой тишиной и кристально-чистым воздухом. Где-то вдалеке мычала корова и монотонно гудел трактор. А в остальном было тихо. Для утомлённого уха городского жителя — истинная благодать. Пахло землей, парным молоком и сеном.

— Сумок много, не дотащим, — посетовала я, оглядывая наш «цыганский» табор. — Ещё и Белка же.

— А ты же хотела ещё одну взять! — съехидничала Анжелика.

— Да думала деду новый плед привезти, — ответила я, — его-то совсем старый. Ну да ладно, в следующий раз.

— Я сейчас быстренько к деду сбегаю, возьму велик и вернусь, — предложил Ричард.

— Я с тобой! — заявила Анжелика непреклонным тоном.

— Ага, хитрый какой, — заныла Белка, — сам пойдёт к дедушке, всё порассказывает, а мы тут с мамой Любой сумки сторожить будем…

— Но мы же не дотащим всё, — примирительно ответил Ричард, а сам аж приплясывал от нетерпения, — идти далеко, а сумки тяжелые. Так что посиди с мамой Любой, мы быстро.

Белка надулась, вот-вот заплачет.

— Идите все втроём, — решила прекратить спор я. — Белка и Анжелика останутся с дедом на хозяйстве, а ты, Ричард, возьмёшь велосипед и вернёшься.

Дети возбуждённо переглянулись, решение им понравилось.

— А как же ты? — попыталась очистить свою совесть Анжелика.

— А давайте мы сейчас сумки во-о-он к той лавочке перетащим, я там в тенёчке и посижу, — кивнула я на ближайший двор, возле ворот которого была удобная лавочка.

— Так это долго же…

— Ничего, я не тороплюсь. Здесь красота, воздух свежий. Посижу, отдохну. Последние дни выдались тяжелыми, — подвела итог прениям я.

Дети похватали рюкзаки и сумки полегче и ушли, а я опустилась на лавочку, подставив лицо солнышку. Людей в это время на улице не было (мы приехали первым автобусом, и местные жители то ли хлопотали по хозяйству, то ли я не знаю, ведь в деревне встают с петухами).

Ранее утро, ещё более ранний подъем и переезд в суете, тяжелые предыдущие дни — всё это изрядно меня вымотало. Я разомлела на лавочке и уже начала клевать носом, как вдруг над головой послышалось:

— О! Любаня!

Я подняла голову и увидела какую-то тётку: в глубоких калошах, тёмном платке и старой «рабочей» одежде — понять, сколько ей лет было невозможно.

— К отцу приехала? — ворчливо спросила она.

— Угу, — кивнула я.

— А здесь чего уселась? — с подозрением покосилась на меня тётка.

— Да вот, сами же видите, гостинцев набрали из города, сумки какие тяжёлые. Так дети побежали к отцу за велосипедом. А я вот жду сижу, — вежливо ответила я. Тётка почему-то начала раздражать.

— Дети… — неожиданно зло проворчала тётка, — своего бросила, так теперь хоть чужими сердце успокоила…

Я хотела ответить ей резко, но усилием воли сдержалась. Всё-таки не я его бросила, а Любаша.

— А Пашка-то твой уехал, — злорадно сказала она. — Теперь уж и не увидишь его.

— Куда? — невольно вырвалось у меня.

— В Уругвай! — выпалила тётка и злорадно посмотрела на меня, — это на другом конце земли!

— Вот и хорошо, — ответила я.

Тётка, увидев, что я не бьюсь в истерике, а наоборот — восприняла всё это равнодушно, сердито сплюнула и ушла.

А я осталась сидеть и думать.

Ну вот, последняя ниточка, ведущая к Любашиному сынку, оборвана. Уругвай — это слишком уж далеко. Вряд ли он ещё хоть когда-нибудь вернётся обратно. А жаль. Ведь я так и не успела с ним познакомиться.

Мысли мои перескочили на моего Пашку. Вспомнилось, как он был маленький, как не хотел идти в детский сад и приходилось обманными средствами убеждать его. Как вернулся из армии, весь такой возмужавший и я так гордилась ним.

Как оно ни есть, а сына я воспитала достойным человеком. Если бы не его преждевременная смерть…

Мои печальные мысли прервало появление Ричарда с велосипедом.

— Чего так долго? — по привычке спросила я.

— Ой, да там девки такой театр устроили! — снисходительно хихикнул Ричард, пристраивая сумку на багажник, — обнимашки, слёзы, сопли, еле смог вырваться.

— Ну это тоже надо, — усмехнулась я и повесила сумку поменьше на руль, — девочки же. Соскучились за дедушкой. Да и столько всего произошло за это время, хотят поделиться.

Так, болтая, мы доехали до двора, где проживал Любашин отец.

— А чего так долго не приезжала? — спросил Любашин отец словно-бы, между прочим, но за его деланно-равнодушным тоном нет, нет, да и проскальзывала нешуточная тревога и даже какая-то ревность, что ли.

Мы сидели с ним на низеньких чурбачках во дворе и чистили рыбу, которую Любашин отец вместе с Ричардом наловили вчера на новые спиннинги. Точнее рыбу чистила я, а дед Василий просто сидел рядом и проводил допрос. Большой оцинкованный таз был уже заполнен наполовину, а рыба, кажется, всё не кончалась.

— Да там у нас, в «Союзе истинных Христиан» старейшину убили, — объяснила я, ловко выхватывая очередную извивающуюся рыбину из ведра, — так все прихожане были в списке подозреваемых и с нас взяли подписку о невыезде. Вот потому и не могла. Нельзя было.

Я стукнула рыбу по башке, та моментально утихла, и я принялась торопливо счищать чешую. Рядом, подняв хвост трубой, ходил раздувшийся от обжорства кот и периодически тревожно вопил, чтобы и о нём не забывали.

— А сейчас, значит, можно? — дед Василий поймал кота, усадил себе на колени и погладил по голове морщинистой рукой с разбитыми от многолетней тяжелой работы покрасневшими суставами пальцев.