— Исчезни дух нечистый! И никто не убежит от него, когда он овладевает им…,- рокотало в ушах почти раскаявшегося грешника, — Не бойся плоти и не люби ее. Если ты боишься ее, она будет господствовать над тобой. Если ты полюбишь ее, она поглотит тебя, она подавит тебя!

— Бедный варвар! Следуй этому и твой удел — удел евнуха в гареме парфянского шаха! — рассмеялась Луноликая.

— Блудница! — обрушился Триединый на одного из своих извечных оппонентов.

— Кто блудница? — обиделась Дева, — Я пришла к тем, кто думает обо мне. И нашли меня среди тех, кто ищет меня. Я блудница и святая. Я жена и дева. Я мать и дочь. Я раба того, кто приготовил меня.

Я презираемое и великое…

Арвидасу казалось, что он обезумел. Мало того, что увидел два божества, так еще и стал свидетелем их перепалки. Вспомнилась легенда о яблоке раздора, и в пещере стало совсем тоскливо от гневного взгляда Триединого. Да и богиня хороша, ведьма! Пулями вас, пулями! Два выстрела, один в нее, а другой в него, прозвучали, словно удары колокола и черные камни прыгнули в лицо.

— Твою мать! — вскочил Дроздов и взвел курок револьвера, — Наказание божье!

— Нечего орать! — огрызнулся Морозов и вооружился длинным кинжалом с серебряной рукоятью.

Александр удивленно посмотрел на клинок, но ничего не сказал. Удивил приват-доцент, таки удивил, ничего не скажешь! Две тени скользили вдоль стены, скользили почти бесшумно, словно пантеры в джунглях. Каменные колоны-деревья, черный монолит стены и хищники, которые струились между ними словно туги-душители, демоны ночи или аспиды, переполненные ядом.

Пещерный храм встретил удивительной тишиной и лунной зыбкостью, робко сочившейся в узкие окна. Арвидас лежал лицом к алтарю и не подавал признаков жизни. Белогвардейцы переглянулись, понимающе кивнули друг другу, и Дроздов бросил кусок обвалившейся штукатурки к алтарной нише. Пальба, в высшей степени беспорядочная, разорвала тишину и тут же оборвалась по чьей-то команде.

— Хорошо, что остались в тени, — прошептал Морозов, — Если не погоня, то кто?

Дроздов недоуменно развел руками и показал на лестницу, шедшую на верхнюю террасу. Бесшумно, хотя и трудно это было на выкрошенных ступенях, офицеры выбрались на площадку, и притихли, слушая ночь. Андрей отстегнул от пояса флягу с дешевым пойлом, хлебнул немного и передал другу. Дроздов обреченно сделал первый глоток, потом еще и глаза зажглись до боли знакомым бесовским огоньком. Почти забытый вкус алкоголя вернул очарование жизни и Александр поклонился, увидев в Луне добродушную женскую улыбку. Внизу осыпался склон, испуганно заревел ослик и Дроздов, жестом, потребовал револьвер Андрея, чтобы через минуту скрыться в ночи. Морозов остался наедине с кинжалом и давящей тишиной, которая сковывала, заставляла слушать игру воображения и прерывисто дышала из темной арки в начале лестницы. Совсем призраки расшалились: штукатуркой хрустят, стучат сапогами, лязгают железом. Стоп! Андрей спрятался за выступом террасы и приготовил кинжал. Морозов ощутил на губах соленый привкус крови и поддался этому ни с чем не сравнимому наркотику. Человек, взбиравшийся по лестнице, остановился, переводя дыхание, и клацнул винтовочным затвором. Голова в чалме повертелась и настороженно застыла, прислушиваясь к возне на склоне. Луна на мгновение скрылась за тучами, словно за вуалью, и в этот момент Андрей прыгнул, выставив перед собой клинок. Турок охнул, упал на колени и покатился вниз. Морозов, словно вожак Стигийской стаи, лизнул с ладони кровь и глухо зарычал, уподобляясь псу Гекаты. Вытер об чалму кинжал, спрятал оружие за голенище сапога и поднял винтовку убитого.

Истошные вопли внизу растворились в грохоте ручной бомбы и, судя по сухим револьверным выстрелам, Дроздов начал свою охоту. Андрей проверил штык и шагнул в темный коридор за аркой. Первый же кемалист, разбойник, шайтан их разберет, только захрипел, когда штык пропорол грудь. Дальше пришлось стрелять на звук.

Точностью тут и не пахло, но страха таки нагнал, и какого страха, самому Фобосу не снилось. Капитан ворвался в бывший приемный покой монастыря и пришпилил, словно бабочку какого-то доходягу в халате. Еще один? Ну, я тебя!

— Стой! Стой, идиот! — послышался голос Дроздова, — Сейчас усмирю кулаком промеж рогов!

— Саша?

— Именно! — огрызнулся подполковник, скидывая чалму и халат, — Дай выпить, стрелок хренов! Никогда еще так не прыгал, даже под Ростовом! С каких радостей надумал покойников штыком колоть? Они смирные и никуда не убегают, даже если крокодил отгрызает женилку!

Морозов сделал глоток и передал флягу Александру. Тот хлебнул дважды и разочарованно попытался выцедить еще пару капель.

— Хорошо, но мало!

— Пойдем к Арвидасу, может, он еще жив, — вздохнул Морозов, — Жаль парня.

Офицеры вернулись в храм, залитый лунным светом настолько, что казался отливкой пьяного ювелира.

— Ничто не вечно под Луной, — пробормотал Андрей и увидел, как повелительница ночи ехидно высвечивала сбитые образа на стенах, играла алтарными трещинами и глумливо перебирала остатки мозаики.

— Когда же все это закончится? — прохрипел Дроздов, — Я ведь его почти не знал, разве что видел под Новоалексеевкой, да в Галлиполи.

Друзья мрачно постояли над трупом и отправились в трапезную за вещами, не говоря ни слова, ибо лишние здесь слова. Лунный свет стал гуще, как бы плотнее и вычертил сверкающую лестницу, по которой в сопровождении воина спускалась женщина в струящихся радужных одеждах. От лежащего тела отделилась белесая фигура и бросилась к алтарю, но словно от кулачного удара отлетела к ногам воина. Призрак поднялся и, боязливо принял из рук богини кратер с темным, словно застывшая кровь, напитком. Глоток, еще один и призрак стал тонкой струйкой дыма, белесым туманом кровавой чаши.

Ночное светило сделало последние шаги по ночному небу, и пещерный храм снова стал пристанищем тьмы. Морозов нашел старое монастырское кладбище и с остервенением крушил скалу дерпфельдовской киркой, пытаясь выдолбить могилу, хотя бы с полметра глубиной. Святая земля сопротивлялась, высекала, из крупповской стали искры, и не дала углубиться даже на полштыка. Офицеры закурили и молча смотрели на восток, где уже начинало сереть.

— Не оставлять же его так? — вздохнул Александр, — Как эти чертовы монахи рыли могилы? Может, в лесу похороним?

Около полудня на вершине скалы запылал погребальный костер, и черный дым устремился в небо, на минуту закрыв «над нами ходящего бога».

Эрегли встретил толпами беженцев и разговорами об армии кемалистов, наступавшей по анкарской дороге. Врангелевцы разместились в небольшой, но приличной гостинице и сразу попали в общество скучающих французских офицеров. Хозяин, пышущий здоровьем толстяк, стелился перед постояльцами, поставляя им не только изысканные блюда, но и привлекательных девочек.

Дроздов не брезговал ни тем, ни другим и сразу стал свойским парнем среди лягушатников, Морозов же сторонился шумных компаний и предпочитал коротать вечера на веранде, потягивая благородный коньяк дымить купленной по случаю трубкой и листать толстую книгу, обнаруженную в отхожем месте гостиницы.

— Не помешаю, мсье Эндрю? — поинтересовался высокий француз в домашнем халате.

— Присаживайтесь, мсье Жерар, — кивнул Морозов, — Попробуйте кофе! В сочетании с коньяком весьма пикантный, но, к сожалению, забытый мной вкус.

Гость пожал плечами, достал из портсигара папелитку, прикурил и расслабленно затянулся ароматным дымом.

— Что Вы нашли в этой книге? Неужели она стоит изысканного общества и поцелуев райских гурий? Это не Париж, но тоже весьма и весьма.

— Каждый развлекается по-своему, — ответил Морозов, — Вот Вы ищете остроту, чтобы лет через двадцать написать мемуары о своих похождениях, по примеру шевалье де Брандома или Маргариты де Валуа. И если не терзать бумагу, то будет что вспомнить, сидя на Елисейских полях за стаканчиком апперитива.