— И закончила бы в качестве составной части для босса-паука! — отозвался некромаг. Его голос был не весёлым. Совсем. — Чувствующей всё, но лишённой самостоятельности.

Опять этот босс-павук! Тьфу!

Нет. Не сдадутся. И тянуть время не получится. Переговорщик наверняка жестами направлял своих подручных за Илегой. Потому что отныне время работало против него. Единственный шанс не огрести хотя бы в краткосрочной перспективе — это успеть схватить горничную — живой или мёртвой — да свалить до прибытия подкрепления.

Поняла принципы чужих желаний, осознай, какие у тебя есть варианты.

А их немного. Только бежать. Бежать и скрываться. Отбиваться, что есть сил и патронов.

И надеяться, что не нарвёшься на некромага. Потому что эта схватка будет быстрой и нелепой, как отсылки к вещам, которых никто вокруг не просто не знает, но и знать не может.

Девушка просто рванула с низкого старта. Она добежала до кучи мусора и принялась через неё перебираться, не думая о том, сколько заноз посадила, сколько раз порезалась, сколько — наступила на гвоздь. Это был отчаянный бросок к спасению. Аккумуляция всех оставшихся сил.

И вообще, какой смысл уделять внимание чему-то конкретному, когда болит вообще всё.

Девушка карабкалась и молилась. Карабкалась и молилась.

— Любимая, прошу, молю, заклинаю, — шептала Илега. — Не просыпайся. Позволь мне сгинуть, но не просыпайся.

Илега сумела добраться до дырищи в стене, но как глянула вниз, так сразу передумала прыгать.

Во-первых, было высоко. И удобных мягоньких сугробов девушка не наблюдала. Последняя попытка сигануть с верхотуры и не в снежок закончилась мозгами, растёкшимися по асфальту. А ведь тогда Илега находилась под зельями, не то, что сейчас.

Во-вторых… бандюки. Их словно мурвьёв в муравейнике, пережившем пинок любопытного мальца. Благо, никто вверх головы не подымал и не видел хрупенькую горничную, зябко поёживавшуюся от страха и холода.

Илега поспешила осмотреться вокруг и попытаться найти хоть сколь-нибудь адекватно выглядящий путь к спасению. Однако в этом вопросе всё оказалось довольно таки грустно. Единственным, хоть на что-то похожим вариантом девушка посчитала крепкое старое дерево, росшее практически вплотную к зданию. До него даже имелась возможность добраться, если проползти по парапету метров пять. Тот оказался не шибко широким, но ведь и девушка не отличалась слоновьими параметрами. Ножки узенькие, пальчики — тоненькие. С учётом древности здания и размеров трещин между кирпичиками кладки, этого должно хватить.

Главное, чтобы никто морду вверх не вовремя не поднял, да тело не перестало слушаться из-за того, что ничего его от декабрьских морозов не защищало: ни согревающего зелья, ни зимней одежды, ни даже странной погодной аномалии, сигнализировавшей о близости Перлуши, в распоряжении Илеги более не имелось.

Горничная отлично понимала, что если будет стоять в проломе и стеснительно теребить край юбочки, её не сейчас, так секунд через десять-двадцать настигнут, а потому, её единственным спасением оставалось добраться до дерева как можно скорей. С него и слезть можно вниз безопасно, да и место менее предсказуемое: значит, туда смотреть станут в последнюю очередь.

Главное, чтобы заклинание какое не применили для облегчения поиска, раз уж сами некромаги снизошли до процесса охоты на миленькую русовласую попаданку.

Наконец, решительно выдохнув, девушка вцепилась пальцами в ближайшую широкую щель меж кирпичами и ступила на парапет.

Холодно! Как же холодно!

Холодно было даже просто прижиматься к камню тельцем, облачённым только лишь в лёгкий, рассчитанный на тёплую погоду и комнатную температуру, наряд горничной. Что уж говорить о том, чтобы ничем не защищёнными пальчиками цепляться о промёрзший кирпич? Тепло уходило из рук за считанные секунды. И уже на третий шаг Илега прежде чем вновь зацепиться за очередную расселину попыталась отогреть теряющие послушность персты.

Помогало, если честно, слабо. Вроде бы и получалось, но с каждым разом ручки мёрзли всё быстрей и быстрей. Непонятно даже почему?

Неужели у девушки дыхание становилось холодней? В смысле, по ощущениям это не так, но быть может чувства обманчивы? Вдруг Илеге только казалось, что температура её тела не опустилась ниже отметки, нормальной для человека, а на самом деле всё иначе? В конце концов, почему же ещё тело могло стать таким дубовым, если не потому, что “одубело” от холода?

Словно бы вместо суставов кукольные шарниры. Словно бы вместо плоти и крови в подушечках пальцев вата.

Зубы отбивали один лишь им известный ритм. Парадоксально громко, но при этом неслышимо ни для кого, кроме Илеги. Точно неслышимо, ведь никто так и не подумал ни головы поднять вверх, ни в пляс пуститься. Такие испанские ритмы же! Ар-р-р-р-риба!

— Где она?

— Может вниз прыгнула?

— Эй, мужики, у вас внизу её нет?

— Ты что, идиот? Высоту видел?

Ой, мама, мама, мамочка! Одна рожа высунулась из дырени, где брал начало последний рывок девушки. И стоило этой роже повернуться в сторону, как её обладатель тотчас же увидел бы горничную, находившуюся в самом уязвимом положении.

Но то был риск много меньший, чем тот, что порождала необходимость бандюков снизу отвечать тем, кто наверху. Ведь делать это проще, задрав голову. А с этой позиции заметить ползущую по парапету девушку всяко проще.

Испуганная попаданка подавила желание замереть на месте — на улице было не столь темно, а потому шанс спрятаться таким образом заметно ниже, чем в помещении, — и попыталась ускориться. На короткое время она даже забыла о том, что мёрзла. Горничная даже сумела приспособииться к одубевшему телу: просто не разгибала пальцев, а цеплялась ими, словно бы металлическими крючьями.

Щёлк зубиками! Тык перстами в расселину! Щёлк зубиками! Топ ножкою по парапетику! Щёлк зубиками! Приставить другую! Щёлк зубиками! Переместить вторую ручку поближе к торсу! Повторить все танцевальные “па” сначала, эта музяка так качает!

Да, качает! Даже фонари согласились и начали мерцать в такт подражающей кастаньетам челюсти остроносой попаданки. Хотя, у них получалось плохо. Не попадали в ритм. Сбивались.

А затем подключились басы.

Громкий треск и грохот, такой, что аж земля задрожала. Негнущиеся пальчики девушки соскользнули с камня, центр тяжести сместился за парапет, и вот Илега, неуклюже взмахнув ручками, полетела спиной вниз. Прямиком на асфальт или на едва-едва припорошенную снежком промарзшую землю, что для позвоночника тоже не самый лучший вариант.

Однако обошлось.

Ну, как бы.

Почти.

Не сказать, чтобы девушка упала на что-то совсем мягкое. Скорей, она просто упала на что-то. На что-то, что находилось выше уровня земли. Намного выше.

Оно замедлило падение, заплатив за это своей устойчивостью. И по итогу девушка приземлилась именно на это самое что-то.

Точнее, на кого-то… хотя…

Можно ли считать любого из представителей бандюков кем-то? Да, именно на одного из них и ухнула по итогу сорвавшаяся с парапета горничная. Вырубила ударом бедра по голове, а затем ещё и “постелила”, как соломку, на которую в конце концов и приземлилась. Его тело, облачённое в дутый пуховик, серьёзно смягчило падение. Не то, чтобы девушка не ушиблась — синяков у неё точно прибавилось, а левая рука и вовсе со всего размаху ударилась об асфальт и сейчас была способна лишь адски болеть да требовать к себе внимания — но она оставалась в сознании и относительно целой.

Да, горничная не пришла в себя “как только, так сразу”. Ей потребовалось достаточно много времени, чтобы в принципе осознать даже не что конкретно произошло, а где она находится, кто её окружает, и с чего бы вдруг этот шибздик с тощим лицом и расселиной меж резцов, в которую могла пролететь птица, не складывая крыльев, схватил её за волосы и поднял вверх, нацепив победоносную мину на хлебальник.