Чем кардинально отказ от этой привычки под давлением отличается от изменения в результате выжигания частички души? Результат ведь, по сути, неотличим.

— Ты ведь рано или поздно поймаешь берсерка.

— На самом деле, уже ловил, — усмехнулся он. — Мы такое своим родственникам из челяди обычно не говорим, чтобы они не волновались зазря, но большинство молодых корсиканцев ловят первый берсерк довольно рано.

Илега не нашлась, что ответить. Лишь замерла. В страхе. Почему ей было страшно? Ведь она не знала Гало до берсерка.

Тот продолжал. Спокойно дожевал шоколадный батончик, огляделся вокруг, а затем, не найдя мусорки, спрятал обёртку в карман.

— Мелочь, конечно. Я забыл о том, почему так злюсь на своего врага. Вообще, это чуть ли не первый берсерк, через который проходят молодые корсиканцы. Когда ты юн и неопытен, когда в спарринге тебя захлёстывают эмоции, потерять себя значительно проще, чем когда ты с этой школой уже давно имеешь дело. Ирония в том, что эти случаи, хоть по факту и являются тем самым берсерком, настолько привычны и безвредны, что они как бы и не считаются.

— Тебе… не стало страшно, когда ты это понял? — вопросила девушка.

— Сначала — да. Потом — нет. Я оценил иронию. Явление ведь получило своё название в честь громких случаев, когда некромаги древности путали своих и чужих, но по факту чаще всего ты не становишься злым и неуправляемым. Напротив. Твоими спутниками обычно становятся спокойствие и некое недоумение. И это, кстати, окружающих пугает даже больше.

Он усмехнулся.

А Илега перестала плакать. Она только попыталась обхватить всего Пуфю целиком. Но длины конечностей не хватало. Не удавалось даже коснуться планшета за спиной молодого человека пальчиками обеих ручек. Хотя, если спуститься ниже, к талии… да, вот так всё получается, несмотря на неподатливость кожаной куртки.

— Но ведь… бывает же так, что люди забывают тех, кого любят?

— Да… и это прекрасно.

— Почему?

Некромаг осторожно коснулся девичьего подбородка и приподнял его. Сколь тёплым и ласковым был взгляд его внимательных карих глаз.

— Потому что тогда ты будешь знать, что среди горячки боя, средь жара борьбы, в самый трудный час я помнил именно о тебе.

— Но ты помнил тогда, — облизнула пересохшие губы горничная. — Но потом забудешь.

— У меня есть заметки, в которых я храню всё самое важное. Там имеется твоё имя. Ближе к началу. И, знаешь, ведь в книгах не просто так уделяется особое внимание началу отношений. Это одна из самых приятных их стадий. Разве ты будешь против второго конфетно-букетного периода?

— А если ты однажды просто не влюбишься в меня снова?

Громила мягко улыбнулся.

— Ты сейчас сомневаешься в себе или во мне?

Девушка тяжело вздохнула.

— Наверное, всё же, в себе.

Молодой человек рассмеялся.

— Ты не сомневалась в себе, когда спасала Сирену. Ты не сомневалась в себе, когда гоняла некромага по улицам города. Ты не сомневалась в себе, когда выступала против планов Маллоя. Ты не сомневалась в себе, даже когда злила живое божество. Но стоит зайти речи о том, чтобы очаровать одного грубоватого громилу, и ты вдруг начала испытывать сомнения?

Илега надулась.

— Вообще-то, я сомневалась в себе каждый раз. Но я верила в тебя. И в Броню. И в Даркена. В Ёлко. В Жаки. Я верила в вас. Каждый раз я верила, что вы не дадите мне упасть. А если и дадите, то поможете подняться. А то и вовсе поднимете прежде, чем я вообще что-то пойму.

Гало улыбался и кивал головой. Улыбался и кивал.

— Тогда верь в себя, Илега. А если не можешь, верь в мою веру в тебя.

Девушка рассмеялась. Нервное напряжение требовало выхода и нашло его в такой форме. Как Пуфя в неё верит. Наверное, у этого имеется причина. За последние несколько дней горничная постоянно переживала, что Гало её бросит, но тот каждый раз успокаивал нервную возлюбленную. Может, хватит уже подвергать сомнению его любовь?

— Дурик ты мой! — она обхватила руками с зажатым в них планшетом голову молодого человека и потянула на себя, вынуждая того наклониться и встать в позицию, когда Илеге удобней прижаться своим лбом к его лбу. — Бака!

— Глупец? — переспросил некромаг.

— Глупец! — пафосно выкрикнула девушка.

— Вот почему глупости говоришь ты, а глупец — я? — шутливо проворчал он.

— Потому что заставляешь свою любимую волноваться!

— Я волновался больше! — возмутился Гало. — Ты хоть представляешь, каково мне было когда я понял, что Перловка уже унесла тебя, а я не могу за тобой последовать и вынужден стучать в брюшко огромному паукану?

— Не представляю, — честно ответила Илега.

— А уж когда Лешая заявилась на поле боя, но почему-то без тебя…

Он не договорил.

Девушка лишила его такой возможности одним из самых приятных способов. Поцелуем.

Тот длился не очень долго. Не больше полуминуты. Но он был необходимо обоим. Он позволял выказать те чувства, для которых попросту не хватало слов.

И вот, наконец, они вновь прижались друг к другу лбами и рассмеялись. Гало — чуть потише, а Илега — чуть позвонче.

— Люблю тебя, — наконец произнесла девушка.

— А уж я-то тебя — не пересказать. Хотя… мне есть, что сказать тебе более важного.

— Ты о чём? — заинтересовалась горничная.

И тут молодой человек встал на одно колено. Он удерживал правой ручку Илеги, а левой — шарился в карманах.

— Я вдруг понял, что хоть мы уже вроде бы обо всём договорились, я так и не сделал это по этикету.

И вот, наконец Гало извлёк из недр куртки колечко. Оно было серым. Не из драгоценных материалов, а из кости. Без коробочки. Довольно простеньким, украшенным лишь несложным орнаментов.

— В бою я вырвал кусок плоти врага, а затем всё утро мастерил из него то, что ты сейчас видишь перед собой. Я мог бы купить что-нибудь золотое и с бриллиантами, но ему не дано было бы стать целиком и полностью моим подарком. Я такой же грубый и неотёсанный, как и это кольцо. Я закалён не в ювелирной мастерской, а в бою. Так скажи мне, Илега Шайс, готова ли ты официально стать Илегой Ллорко?

На глазах девушки снова навернулись слёзы. Она поспешила их утереть основанием предплечьем руки, всё ещё сжимавшей планшет.

— Ах, глупец ты, Гало. Глупец. Но я говорю “да”. Да, я готова. Ведь здесь и сейчас, рядом с тобой, у меня нет никаких сомнений в том, что будет ласковое солнце.

Чапыжка терпеть не могла ожидание.

Наверное, тётя Ёлко считала, что её подопечная должна начать прыгать от счастья, услышав, что именно сегодня ей предстоит первая встреча с Лешей. Так вот, тётя Ёлко облажалась. По полной.

Потому что, узнав о предстоящем “знакомстве”, девочка потеряла покой. Не получалось сосредоточиться ни на игре, ни на мультах, а шумные камеристки не развлекали, а бесили. Хотя, наверное, в этом и был их план: раздраконить госпожу, чтобы её тяжкие думы смыло волной ярости.

Так вот, их план — тоже хрень полнейшая. Хотя, попытка засчитана.

А всё потому, что и рыжие тройняшки Праведные, и бойкая русовласая Иренка являлись детьми. Самыми обычными детьми в исходном значении этого слова. Форгерийками. Не попаданками.

А вот их госпожа, Чапыжка Ягода, повелительница мух, дриада, названная Вельзевулой, — совсем иное дело.

И пусть ей ни в этой жизни, ни в прошлой пока ни разу не удалось дожить до полового созревания, опыта у неё имелось достаточно. Она прошла путь, который не каждый взрослый сумел бы осилить. Её воля сильна, её разум — крепок.

И, к сожалению, последний пункт сейчас ощущался скорей не как преимущество, а как недостаток. Ведь любой нормальный ребёнок, услышав о том, что скоро встретится с мамой, небось прыгал бы от радости.

Но вот Чапыжка отлично знала, что “мама” — это понятие растяжимое. Уж юной дриаде довелось увидеть многих. Занимавшихся “поиском простого женского счастья”, алкашек и наркоманок, дрессировщиц, кнутом и крошками от пряника лепящих из ребёнка что-то, чему уготовано “великое будущее”, и даже специалисток по монетизации факта существования личинок человека. Последний типаж, кстати, сумел втереться девочке в доверие в те времена, когда та уже полагала себя разбирающейся в людях.