– Риса и Черных – на юго-запад. Кнода и Желтых – на юго-восток. Накрыть два ближайших города! Устроить переполох – и назад! Пусть думают, что мы не в себе и нападаем на все, что видим. Пусть заботятся о собственной безопасности, а не о том, как помочь соседям!

Дор удалился. Вик проводил его взглядом, вздохнул и набрался смелости:

– Григ, нужно похоронить Отца и Каса. По «Улью» уже ходят слухи…

Напоминание о трагедии опустило Грига с небес на землю – душу переполнила горечь, а питательный энергетический поток совсем ослаб, словно имел некую связь с внутренним состоянием Грига.

Новоявленный «Отец» вновь почувствовал себя обыкновенным семнадцатилетним мальчишкой.

– Воинов хоронят в космосе… – вспомнил Григ. Он никогда никого не хоронил, а теперь именно от него зависело соблюдение великого ритуала.

– Мы не в космосе, – горестно согласился Вик. – Я не знаю, как отдать честь Касу, потому что мы притянуты притяжением планеты, не знаю, как отдать честь Отцу – сам он говорил, что лишь его преемник будет знать, как проводить в последний путь своего учителя.

– Ты говоришь про меня? – понял Григ. – Отец успел показать, но он ничего не объяснил. Я знаю где, но не знаю как. У нас только один выход: дождаться возвращения в космос и уже тогда похоронить ушедших, как они того заслуживают… Передай Братьям: «Отец и Кас останутся с нами, пока Братство не завоюет для них настоящего покоя. Мы сохраним тела наших предводителей, чтобы проводить их к чести „Улья“ и всего Братства».

Вик, чуть улыбнувшись – видя, что Григ опять вполне нормальный, а не тот обезумевший бог, что несколько часов назад захватил власть в «Улье», – позволил себе вольность:

– Недаром ты мне нравился, братец, – ума тебе не занимать! Хорошо. Так и сделаем.

Григ внимательно посмотрел в глаза своему старшему брату:

– Не может быть, чтобы ты простил мне смерть Каса!

– Возможно. Но ты правильно заметил, Григ: вы оба были Первыми. Жаль Каса, но что делать? Настоящий техник всегда ищет рациональное зерно, а не поддается эмоциям. Я не слишком любил Каса и недостаточно хорошо знаю тебя. Ты победил, значит, со мной ты, а не он. И поставим точку. Пусть будет так, как есть.

Григ почувствовал, что силы совсем уходят. Теперь вместо энергии к нему подступала слабость.

– Я к себе! – сказал молодой Первый.

В личных покоях все оставалось без изменений – во всяком случае, кто-то усердно постарался, чтобы скрыть малейшие следы послепосадочного беспорядка. Перламутровые колонны подпирали светящийся изумрудами сводчатый потолок, с которого взирали лица крылатых богатырей древности; пол из черного мрамора был отполирован до зеркального блеска; бассейн, сложенный из изумрудных блоков, наполняла зеленоватая вода, из которой лучился свет – сказочные блики играли на задрапированных тяжелыми тканями изумрудных стенах и огромного размера кровати из черного, похожего на камень полимера, инкрустированного золотом и все теми же изумрудами…

На кровати, поджав ноги и обхватив руками колени, сидела Линти. Золотистые локоны длинных распущенных волос закрывали часть лица и плечи. Чистые ярко-синие глаза с отсутствующим выражением смотрели в воду бассейна. Даже несмотря на грубо облегающий ее тело рабочий мужской комбинезон, альтинка так хорошо вписывалась в обстановку окружающей роскоши, словно должна была служить еще одним драгоценным украшением опочивальни – скульптурой «благородной грусти». Ее неподвижное лицо и оголенные кисти рук, казалось, были вырезаны из слоновой кости резцом талантливого зодчего. Синие глаза светились изнутри и озаряли потусторонним печальным светом и саму девушку, и все вокруг. Она была так невероятно красива, что, залюбовавшись, Григ на какое-то мгновение забылся, потеряв ощущение реальности.

Линти охраняли как никогда – пятеро могучих, закованных в броню абордажных лат и вооруженных до зубов Старших Братьев каменными истуканами застыли у похожих на ворота дверей внутри спальни. Десять таких же истуканов красовалось у дверей снаружи. Григ невольно улыбнулся: приказ «глаз не спускать» не стоило выполнять настолько дословно. Юный Отец прекрасно знал: альтинке достаточно было захотеть, и все эти пятнадцать силачей превратились бы в ее послушных и безропотных рабов, которые не только не помешали бы ей сбежать, а, наоборот, в безумной ярости прорубили бы сквозь товарищей путь на свободу. Если что-то и помешало красавице захватить в плен собственных тюремщиков, то только ее внутреннее убеждение – насилие над личностью все еще казалось альтинке чрезмерно дорогой ценой за собственную жизнь и свободу.

– Выйдите! – приказал Григ пятерке Демонов, находящихся внутри.

За ними закрылись двери. Линти подняла глаза, но и намеком не дала понять, что узнала Грига или рада его видеть. Но и Григ не нашел в себе сил отреагировать на явное пренебрежение подруги – у него все сильнее кружилась голова и подгибались ноги. Нужно было немедленно принять горизонтальное положение, и Григ в изнеможении упал на огромную кровать с противоположного от альтинки края.

Они слишком хорошо чувствовали друг друга – им даже не нужно было четко формулировать мысли, чтобы обменяться эмоциями. На Грига выплеснулись не только раздражение, обида, разочарование, желание отомстить, тревога и безысходная тоска Линти, уставшей от бесконечных неудач и постоянного разочарования в людях. В свою очередь, Линти ощущала беспомощность сознания молодого Брата, едва-едва сопротивляющегося потоку событий, мечущегося в непонимании собственных побуждений, готового в любой момент пожертвовать собой, если увидит в этом хотя бы малейший смысл. Григ думал обо всех, кроме самого себя. Линти жалела только себя и немного его – Грига. В любом случае, им нельзя было допускать, чтобы распространяемые сознаниями биоволны соприкасались – и Линти и Григу вполне хватало и своих переживаний, чтобы потерять остатки терпения и сойти с ума.

– Говори! – намучившись от невозможности расслабиться, наконец потребовал Григ. – Какая разница, что ты злишься про себя – я все равно все слышу! Давай покончим с непониманием!

Линти захотелось сорваться, наорать, вцепиться ему в волосы, наконец, просто посмотреть глаза в глаза и, может быть, расплакаться, чтобы показать, чего ей стоит оказаться в таком положении – ей, дочери первого человека Лиги Объединенных Миров, оторванной от отца и дома, запутавшейся в клубке непрекращающихся несчастий… Но он действительно слышал все ее эмоции – к чему плакать и кричать физически, если оппонент и так чувствует все твои переживания, словно они исходят из него самого? Да и сама Линти хорошо видела внутренний мир Грига – ее вспышки истерии были бы сейчас в нем так же незаметны, как капли дождя, упавшие в беснующееся море. Удивившись спокойствию в голосе, девушка просто спросила:

– Ну и что ты натворил?

– Когда? – уточнил Григ. Теперь она вскипела:

– Мы снова в «Улье»?! Тебе показалось, что я недостаточно здесь натерпелась?! Зачем тогда мы бежали из этого кошмара, чтобы опять оказаться в нем?! Что ты натворил?!

Ответ оказался более чем лаконичным:

– Я не знаю…

Григ не врал. Линти даже на какое-то время подавила собственную боль, чтобы лучше услышать и понять боль юноши.

– Тебя здесь простили?

– Ты про смерть Каса? Да, как видишь.

– Все равно глупо! Ты поступил ГЛУПО, что вернулся сам! ПОДЛО, что вернул меня!

– Нет.

– Что «нет»?!

– Не глупо и не подло. Я сделал как нужно. Ты просто не понимаешь…

– Не понимаю?! – Она развернулась, метнула взгляд в лицо юноши, но тут же и опомнилась, увидев глаза Грига, огромные, ошеломленные и отрешенные. Ничего не оставалось, как успокоиться и продолжить тише: – Чего я не понимаю? Ты уверен, что не понимаю я, а не ты? Лига пойдет по пятам и найдет «Улей»! Земля сама сообщит Лиге! Войска будут здесь со дня на день! «Улей» не спасет ни тебя, ни меня, ни твоих Братьев! Отсюда нужно бежать! Здесь мы погибнем! Здесь все погибнут!