— Я собираюсь поехать по магазинам, милый, — заявила она Гарри за завтраком. — Пора обустраивать детскую на втором этаже, и мне надо кое-что купить для малыша.

— До июня у нас куча времени, дорогая. Зачем торопиться?

— Как ты не понимаешь, что мне не терпится скорее начать заботиться о нашем карапузе! Пеленки, простынки… — Морган осеклась, поскольку не очень разбиралась в том, что в действительности нужно новорожденному, и решила немедленно все разузнать.

— Хорошо, любовь моя. Только помни, что тебе теперь нужно беречь себя. Не переутомляйся, побольше отдыхай. И еще, наверное, тебе следует отказаться от кофе и перейти на молоко?

— Не волнуйся, дорогой. Я сделаю все, как нужно. Скажи, а ты не перестанешь любить меня, когда я стану толстой и некрасивой? — кокетливо улыбнулась она.

— Ты всегда будешь для меня самой прекрасной женщиной на свете, — ответил Гарри, целуя ее. — Я так счастлив.

Дождавшись ухода Гарри в галерею, Морган приняла душ и выбрала красное шерстяное платье из своего богатого гардероба, вход в который был прямо из ванной. Она с удовольствием оглядела бесчисленные полки, заваленные чулками, перчатками, нижним бельем и прочими аксессуарами. Затем набросила на плечи соболье манто, надела шляпку и вышла из дома.

В магазине Харродса она посетила книжный отдел и скупила всю литературу, имеющую отношение к материнству и детству. Пусть Гарри видит, что она собирается ответственно подойти к рождению и воспитанию его ребенка! В отделе для новорожденных Морган потратила целое состояние, не забыв при этом заказать вышивку герба Ломондов на пеленках и детской коляске.

Морган получала огромное удовольствие от этих хлопот. Ей нравилось играть в дочки-матери не понарошку, как в детстве, а всерьез.

Сидя в зале ожидания парикмахерской час спустя, Морган от нечего делать принялась листать купленные книжки. Чтение заинтересовало ее, хотя отдельные подробности показались отталкивающе неприятными, а некоторые не на шутку испугали. Морган порадовал тот факт, что до пяти месяцев беременность может вообще никак не проявляться внешне. А она собиралась уже сейчас начинать питаться продуктами, от которых полнеют, и подумывала о том, что скоро пора будет подкладывать под платье небольшую подушечку! Прочитав главу о физическом состоянии матери в период беременности, Морган порадовалась тому, что это нетрудно изобразить.

Головокружения, усталость, тошнота… Что может быть проще! Тем более с ее природным даром к лицедейству. Морган подумала о том, что притворяться беременной, когда ты таковой не являешься, гораздо легче, чем наоборот. Но это проблемы Тиффани. Ей же остается лишь спокойно ждать семь месяцев, а потом сыграть финал — счастливо разрешившуюся от бремени мать.

Скрючившись от боли, Тиффани дотянулась до крана и наполнила ванну прохладной водой. Во время купания она почувствовала себя лучше, но испарина по-прежнему покрывала ее лоб, и немного подташнивало. Тиффани мельком увидела в зеркале свое отражение и невольно задержала на нем взгляд. Господи, до чего она изменилась! Ее некогда яркие зеленые глаза потухли, и в них залегла глубокая тоска, щеки ввалились, лицо осунулось. Пошел только четвертый месяц беременности, а она уже выглядит как настоящая развалина! Где же счастливый блеск в глазах, прекрасная кожа и повышенный тонус, о которых пишут в книжках для беременных?

Приняв ванну, Тиффани еле добралась до спальни и рухнула на постель, ощутив себя во власти чудовищного изнеможения. Одно очевидно — пора убираться из Нью-Йорка, и поскорее. Она уедет в Вайнленд, это на юге штата Нью-Джерси. Там никто ее не знает, а значит, удастся с легкостью затеряться среди толп отдыхающих, на первое время снять комнату в дешевом отеле под вымышленным именем, пока необходимость не заставит перебираться на квартиру. Родителям и друзьям она скажет, что отправилась в путешествие по стране, чтобы развеяться после напряженной работы над «Глитц». Ее неожиданное бегство никого не удивит, тем более что для большинства знакомых не секрет, как серьезно она переживает разрыв с Хаитом.

Тиффани не могла согреться под несколькими одеялами, ее бил озноб и душили слезы ярости.

— Черт бы побрал тебя с твоими амбициями, Морган! — шептала она, думая о предстоящей разлуке с дорогими ей людьми, с театром, со своей любимой работой. В довершение всего так и неизвестно, где Закери! Мало того, что одиночество и полная изолированность от людей, которые ее ждут, были невыносимы для общительного нрава Тиффани, горькие мысли о брате не давали ей покоя.

Рут одним махом осушила бокал виски с содовой. Со дня ограбления прошло уже четыре месяца, но она по-прежнему чувствовала себя виноватой в случившемся. Черт ее дернул записать на бумажке цифровую комбинацию замка! Не сделай она этого, катастрофы бы не произошло. Она уже двадцать раз перерыла весь дом сверху донизу в поисках злосчастного клочка — все напрасно. Полиция по-прежнему придерживалась версии о том, что кражу совершил кто-то из домашних, но Рут не могла успокоиться — ведь бумажка пропала из ее комнаты.

Проклиная свою неосмотрительность, Рут начала поиски сначала. Она открыла верхний ящик стола, где лежали книги и фотографии детей. Может быть, записка затерялась где-то здесь? Кусая губы от досады, Рут перерыла ящик и ничего не нашла, затем перешла к следующему. Ее пальцы судорожно перебирали старые счета, адресные книги, письма. И здесь ничего. С возрастающим нетерпением она приступила к третьему, последнему, и надежда постепенно угасала в ее сердце. В этом ящике она хранила собственные деловые бумаги — копию завещания, документы на недвижимость, паспорта. Нет, все напрасно.

Рут налила себе еще виски и принялась от нечего делать рассматривать паспорта. Бог мой, сколько таможенных печатей! Гонконг, Токио, Южная Африка, Англия, Франция, Италия — они с Джо повидали весь мир! За каждым штампом стояли воспоминания о деловых командировках мужа, в которых она его сопровождала, о туристических поездках… И вдруг Рут выронила паспорта и принялась шарить в ящике, выворачивая его содержимое на пол. Пачки дорогой писчей бумаги с золотым обрезом, конверты, марки рассыпались по ковру. Куда же он мог подеваться? Она всегда держала его в пластиковом конверте вместе с другими паспортами и никогда никуда не перекладывала — это точно. Кровь отхлынула от ее лица, а в глазах поплыли темные круги. Паспорт Закери исчез!

В конце ноября Ломонды пригласили восемнадцать человек из числа самых близких друзей погостить в шотландском замке и пострелять диких гусей, сезон охоты на которых торжественно открылся двенадцатого августа. С этого дня и до самого Рождества британская знать по традиции проводила все уик-энды за городом за своим излюбленным занятием. В замке постоянно гостило человек восемь — десять, но старый граф решил вдруг устроить настоящий праздник и велел Гарри привезти из Лондона на выходные кого-нибудь из его приятелей «помоложе и повеселее».

Морган с воодушевлением отнеслась к перспективе большого съезда гостей. Она не пылала страстью к самой охоте, но возможность продемонстрировать замок во всем его великолепии после ремонта чрезвычайно ее порадовала. Несколько дней Морган занималась приготовлениями к приему. Помимо приятелей Гарри, ожидалось прибытие весьма важных персон, в том числе первого лорда адмиралтейства, видных политических деятелей от партии тори, министров — тех, кого граф Ломонд имел обыкновение называть «старыми стреляными воробьями», — разумеется, с женами, «старинными подругами» Лавинии.

Когда у дверей замка остановился первый лимузин, и из него стали вылезать гости, Морган с усмешкой подумала о том, что эпитет «старый» в применении к ним вполне уместен. В особенности это относилось к дамам — сухощавым, костлявым и чопорным мегерам, от одного взгляда на которых невольно бросало в дрожь. Слава Богу, что Гарри привез Саутгемптонов, Виллеслеев и молодую чету Бурдиллонов, с которыми они познакомились на последнем балу. А это значит, что можно веселиться, танцевать и пить мартини без оглядки на дряхлые мощи друзей графа и подруг графини.